А пятый Пятый нормальный.
Взор помутнел, но глаза умоляюще смотрят на девушку.
Кто такой? На лице приговорённого играли сполохи неба, расцвечивая черты молодого и в общем то симпатичного человека. Несмотря на то, что парень не брился, давно, и вообще выглядел мерзко. Не удивительно подумала Первая, повторяю кто такой?
Не помню
Голос был тихим и сиплым, настолько тихим и сиплым, что только она и услышала.
Флягу, девушка повернулась к напарнику.
Тот будто того и ждал.
Почти пустая. Первая вынула пробку и протянула несчастному.
Губы схватили горлышко и начали пить жадно, стараясь вобрать в себя всё, и чуточку больше.
Похоже, из наших.
Похоже, своё первое слово Долговязый буквально выдавил. Говорил он весьма неохотно.
Этого отвяжи. Он не опасен А вы, ребята, простите.
Девушка вскрыла ножны, висевшие на широком дорожном поясе, части костюма той гильдии, к которой она принадлежала, и достала кинжал. С простой, но красивой рукояткой, выточенной из блестящего чёрного камня с точечными вкраплениями какого-то белого минерала. Этим рукоять отдаленно напоминала Белую Россыпь, которая была чем-то вроде оберега в гильдии проводников, ведь это единственный ориентир в ночном небе, если солнце не светит, небеса не пылают, а туман над землей мешает больше, чем темнота. Поэтому каждый проводник почитал за должное иметь хоть какой-то предмет с её изображением.
"Милосердие, прошептала девушка, так, чтобы никто не услышал, сделай свою работу". Потом оттянула локоть, и вонзила кинжал в подреберье. Первому второму третьему Перед четвёртым помедлила.
Мёртв, прошептала она, а если жив, то не выживет, и, вздохнув, завершила начатое.
Я надеюсь, над ними совершают обряд? Первая, шатаясь, отошла от берёз.
Тишина. Молчаливый укор содеянному.
Руки и ноги дрожали, и проводница села на землю. Вытерла лезвие о росшую рядом траву злаки вперемешку с тянучками и грустно посмотрела наверх.
Сполохи красного, зелёного, синего цвета носились по небу, быстро, непредсказуемо, молча. Они покрывали весь небосвод, от недоступных гор до далекого моря, от Заводья до Девятого Леса. Начинался самый красивый, но и самый опасный сезон. На целых два месяца мир окажется пленником стихии, внушающей ужас практически всем жителям равнины.
Первая
Смотреть на такое небо мучительно человек сходит с ума, слышит голоса, его голову сдавливает боль, а внутренности выворачивает наизнанку. Но небеса манят, небеса увлекают, и он смотрит, пленённый и изувеченный одновременно, пока разум не превратится в пустую оболочку, а в человеке не исчезнет всё человеческое.
Чем дольше ты смотришь на небо, тем дольше небо смотрит в тебя. И убивает.
Не всех.
Были неподвластные этой стихии. Те, что сохраняли рассудок, и со временем переставали её замечать. Таких людей было мало. И почти все эти люди
принадлежали к самой особенной гильдии гильдии проводников. Эта особенность быть прикрытым от неба (их так и называли прикрытые) передавалась по наследству, но не всегда и не только.
И наглядный пример сейчас стоял перед Первой, и смотрел на неё своими большими глазами, в которых застыла мука.
Пойдёшь? проводница вздохнула.
Мне некуда Правда, некуда.
Тогда повторяю вопрос. Кто такой?
Не помню незнакомец сказал это тихо. И обречённо.
Не помнишь, Первая фыркнула, А почему?
Парень молчал.
Запах человеческих испражнений заставлял дышать лишь поверхностно, а значит довольно часто. Хотелось уйти, и как можно скорее. Покинуть вонючее и зловещее место.
Так почему? повторила Первая.
Незнакомец ответил не сразу.
Он будто сжался и стал меньше ростом. Губы дрожали, пытаясь найти ответ.
Не помню, глаза изучали кинжал, который девушка до сих пор держала в руках. Вот дура, подумала та, и спрятала Милосердие.
Я правда не помню Я У меня
Ты очнулся и всё забыл.
Да. Днём.
За что тебя так?
Не знаю. Я ничего им не сделал. Это дикие люди. Дикий поселок Они говорили, что я колдун.
Ты колдун? девушка улыбнулась.
Она не верила в колдунов. Более того, она считала, что люди, которых клеймят этим именем, более знающи и более сведущи во многих делах. За что их не любят. Её бабушке повезло она многое знала, многое умела, но на Посту никто не считал её колдуньей.
Парень молчал.
"Вот уж разбойник Первая фыркнула.
Есть место в дилижансе. Поедешь? она смотрела в глаза и пыталась понять, верное ли принимает решение, парень кивнул, пошли.
Девушка повернулась и направилась прочь, стараясь не оборачиваться. Следом шёл незнакомец. За ним Долговязый, пронзая спасённого тяжелым неодобрительным взглядом.
Содеянное давило, но она не могла иначе, она не могла уйти и позволить чьим-то страданиям продолжаться, зная, что имела возможность их прекратить. Прекратить эту казнь, злую, мучительную.
Разбойников привязывали ночью, перед самым наступлением пылающих, и оставляли умирать. Кто-то погибал от голода. Кто-то от жажды. Но большинство убивало небо, его разноцветные сполохи. Медленно проникая в сознание.
Проводница прибавила шаг.
Сквозь листья тянучек, острые и прямые, как и всегда в это время, по крушинкам, которые не успевали схлопываться. Днём они схлопываются мгновенно, думала девушка, странный это сезон пылающие небеса. Как будто бы лишний.
Подошли к дилижансу.
Серо-зелёный топтун, как минимум четырёхдневка (для дальних поездок более мелких животных не запрягали) недовольно заурчал, чувствуя, что скоро будет тянуть. Первая провела рукою по мшистой зелёной спине и вроде бы успокоила. Животное протянуло небольшие передние лапы, забрало очередную крушинку и ловким движение большого серповидного когтя сорвало с крушинки панцирь. Потом вытянуло лепестки своих больших мясистых губ и начало громко и самозабвенно чавкать. Неспеша, наслаждаясь её содержимым, зная, что скоро придётся идти.
Крушинки считались излюбленным лакомством топтунов, хотя из-за этого лакомства животное часто ломало коготь. Сломанный коготь не отрастал, и в большинстве случаев, после нескольких болезненных попыток разбить панцирь лапой, топтун переходил на другую, более безопасную пищу. Такое происходило с молодыми и неопытными животными, по прошествии трех-четырех дней топтуны становились весьма осторожными.
Топтун
Первая смотрела на незнакомца.
"Печальная статуя», думала девушка (она видела такие на морском берегу, эти печальные статуи стоят в ряд, и смотрят в сторону моря). Бледный, молчаливый, словно не верит в спасение или боится проснуться.
Не думай, что я поверила, чуть слышно сказала девушка, я всё равно узнаю, рано или поздно узнаю, рука тронула ножны, словно добавляя весомости сказанному.
"Зачем я его спасла? Зачем? думала Первая, разбойника, которого приговорили. Который придумал себе оправдание. Самое безобидное. Наверное, однажды я пожалею Впрочем, я уже жалею".
Долговязый постучал. Раз, два. Как и было условлено.
В карете кто-то задвигался, кто-то закашлял.
Повязки у всех? крикнула Первая. Ответом было мычание, значит, у всех.
Дверь приоткрылась. Напарник, кое-как перегнувшись, протиснулся, при этом задев потолок. Спустя мгновение вышел, так же, как и зашёл, задом вперёд. И молча кивнул.
Девушка залезла в дорожную сумку и вытащила обрезок плотной, но мягкой ткани. Такая ткань была связана из внутренних покровов, выстилающих колоколовидные утолщения кубышек жилище маленьких носатиков. Свет она не пропускала, совсем, и была важным предметом для всех неприкрытых. Если эти неприкрытые решатся путешествовать во время пылающих.
Нагнись, приказала Первая.
Незнакомец нагнулся.
Зажмурься.
Зажмурился.
"Пока как по маслу", Первая развернула повязку.
Только скажи, что ты прикрытый, прошипела она ему на ухо и завязала глаза.
Теперь входи, Первая помогла подняться, а после зашла сама.
Последним входил Долговязый.
Можно снимать, сказала девушка. И захлопнула дверь.
В карете было темно.
Большая дорожная лампа висела под потолком, но горела она вполнакала, даже, скорее, в четверть. Дорога длинная, масло приходилось экономить.
В карете было душно.
Ставни закрыты плотно, так, чтобы даже случайный отблеск пылающих не беспокоил сидящих. Присутствие же еще одного попутчика, к тому же целые сутки провяленного на дереве, свежести не добавляло, и Первая в очередной раз согласилась, что совершила ошибку.
Но делать нечего, взяла так взяла, обратно не выкинешь
Кроме неё и спасенного ею разбойника, в карете сидело трое. Все трое носили жёлто-бурые плащи из кожи морских ползунов, отличительный знак малоизвестной гильдии гильдии искателей. Все её члены жили в Прихолмье далёком Лесу у самых холмов, причём в самом отдалённом селении этого Леса. Днём, когда жители других поселков возвращались на равнину, искатели уходили на холмы. У холмов было чуть холоднее, и, хотя тепло, исходящее от земли, согревало, дул довольно прохладный ветер. Поэтому они и носили кожаные плащи. Вполне вероятно, поэтому. Правда, была в этом доля иронии ползуны жили у моря, на другом конце мира.
Черноволосая кареглазая женщина с красивым, но обветренном из-за долгой дороги лицом, молодой человек с легкой улыбкой, которая, кажется, прилипла к нему с рождения, и уже пожилой мужчина, заросший, словно отшельник Озёрного края, с резкими, будто бы вырубленными чертами. Даже в полумраке кареты отличие между сидящими казалось разительным. Крупное загорелое лицо "отшельника" весьма контрастировало со светлой, и даже как будто бледной кожей попутчиков. "Это Прихолмье, подумала Первая, в Прихолмье стекаются отовсюду, поэтому все и разные." Она немного насторожилась, ведь белая кожа была одной из особенностей двудушных. Но в полумраке глаза пассажиров не выделялись, отметин в районе лба не просматривалось, а значит, и волноваться не стоило.
Молодой человек, сняв повязку, откинулся, закрыл глаза, и стал делать вид, что заснул. Бородатый мужчина скрестил свои руки и чуть сблизил брови, будто ушёл в свои мысли, а женщина Женщина улыбнулась.
Выражение лица этой женщины напомнило Первой молитвы, которые посылают стражи, отправляя только что умершего человека в последнее бессрочное плавание. Вот с таким выражением.
Давайте знакомиться, предложила попутчица, дорога длинная, ехать нам долго.
"Нет, не стражи, подумала девушка, так разговаривает учитель, на первом уроке". И ненароком фыркнула.
Слава Обиженному, никто не заметил. А может, заметил, но виду не показал.
Сестра Любящая, женщина улыбнулась и прижала к сердцу ладонь.
Брат Терпеливый, произнес пожилой мужчина, густым хрипловатым басом. Он только глянул на девушку и снова ушёл в размышления.
Брат Веселёхонький, молодой человек проморгался и улыбнулся чуть ярче. Глаза при этом блестели, а голос дрожал.
Проводница поджала губы.
Ей захотелось прыснуть, легко и непринуждённо. Особенно после того, что она увидела, там, у берёз. "Смех лучшее лекарство, тем более смех, который ты держишь в себе" говорила бабушка. Мало того, что эти люди называли себя братьями-сестрами (так поступали члены всех бессмысленных гильдий), так они ещё так забавно представлялись. Хоть сразу в стражи. Впрочем, гильдия стражей была эталоном глупости и ненужности, так считала девушка, и сказанное не походило на комплимент.
Повисла тишина.
Дай поесть, приказала Первая, кивая на незнакомца, видишь, какой он голодный.
Глаза притянулись к разбойнику.
Разбойник молчал.
Долговязый полез за переднее сиденье, запустил туда свои широкие ладони, и показал на них то, что удалось откопать початую головку козьего сыра, мешочек, в котором лежали сухари и небольшой круглый бурдюк с каким-то напитком. Всё это он выложил на сиденье.
Незнакомец что-то пролепетал, взял в руки головку, и ненадолго замешкался.
Ешь, подсказала девушка, нож я тебе не дам.
Тот отломил кусочек и начал жевать.
Это брат Бесполезный, продолжила проводница, добавив ненужную приставку, Ему в Междуречье.
Но это в стороне от Прихолмья, возразил Терпеливый. Нет, скорее не возражал он просто хотел уточнений.
Мы отвезем его после вас, вы наши главные наниматели, успокоила Первая.
Спасибо, мужчина кивнул, Вы проводник по рождению? почтительность, с которой он говорил, низкий глубокий голос только усиливал.
Я предначертанная в трёх поколениях, ответила Первая. Без всякого пафоса. Девушка знала, чем можно гордиться. "Гордись тем, чего добилась сама, родословная не заслуга" говорила ей бабушка.
Весьма почётное ремесло.
Да, и весьма доходное.
Проводница задумалась.
Про скупость проводников, их жадность до денег ходили легенды. Члены этой гильдии могли отправиться на любое задание, сложное или опасное, провести в самое тёмное и туманное время. "Сколько?" это был единственный вопрос, который они задавали.
Первая вспомнила анекдот.
Собрались как-то старейшины двух селений, которые находились рядом, и, как это бывает, тихо, а иногда и громко враждовали, на очень важный совет. В соседний Лес.
И обратились к проводникам.
Вам придется ехать в разных дилижансах, сказали им в гильдии.
Понятно, догадались старейшины, вы, наверное, заботитесь о нашем комфорте.
Нет, мы заботимся о нашем доходе, ответили те.
Подобных историй ходило много.
Конечно, была в этом правда.
Но работа проводников считалась
важной, особенно ночью, когда в течение пяти долгих лет они объединяли Леса, связывали разрозненные человеческие селения в единое целое, будь то сезон пылающих, или тёмное межсезонье. А гильдия искателей? В ней-то какой будет толк?
Первая смотрела на путников и старалась прогнать свои мысли.
Смотрела на Бесполезного, и мысли опять возвращались.
Наконец тот наелся.
Долговязый осторожно, задом, вылез из дилижанса.
Скрипнули козлы, послышалось знакомое урчание, и карета отправилась в путь.
В дороге подташнивало.
Может, всё дело в жёстких рессорах, которые не дали усадку. Может, в той духоте, тесноте, и как следствие напряжённости. А может, всему виной небеса. Даже сквозь закрытые ставни ты чувствовал их присутствие, оно раздражало. Хотелось укрыться в Лесу. Но Лес далеко. И понимание того, что за пределами этой кареты равнина буквально пронизана небом, давило и заставляло желудок сжиматься.
Первая вспомнила игру, весьма популярную у путешественников.
Давайте играть, предложила она.
Давайте, ответила Любящая, я знаю одну. Найди бруму.
О, удивилась Первая, я только о ней и вспомнила.
Что за игра? спросил Веселёхонький.
Как раз для дороги. Можно играть впятером, вшестером, и так далее. Разница в подсчёте очков. У каждого карта, но только одна брума, саммака, ангел, бегун и шептун.
Можно играть и втроём, только меняются правила, добавила Любящая.
Да. Помню, играла, когда была маленькая. Мы собирались за большим круглым столом, все вместе я, мама, папа, соседи, бабушка. Бабушка играла замечательно. А папа чаще проигрывал. Я ещё удивлялась умный, большой, а проигрывает.
Он поддавался, сказал Терпеливый.
Он поддавался.
Мы в детстве играли в другие игры, мужчина вздохнул, но там тоже были и брумы, и ангелы, и даже кошки и мышки. А эту игру я помню. Играл, и не раз.
Правила очень простые, сказала женщина, всем, кто не знает, я расскажу, а всем, кто знает, напомню. Не против? обратилась она к проводнице.
Не против, ответила та.
Так вот, женщина смотрела на Бесполезного, у играющих карты. У каждого только одна, и он её знает. Но только он, больше никто. А дальше игра, казалось, Бесполезный прислушался, задаются вопросы. Спрашивать можно что хочешь, у кого хочешь, смысл игры в том, чтобы ангел, саммака или бегун догадались, кто из сидящих брума. Ты можешь задать вопрос, а можешь ответить. Или перевернуть свою карту и показать на бруму. Угадаешь тогда победил, получаешь два камня. Если покажешь на ангела, бегуна и саммаку камень теряешь. На шептуна теряешь три. Раунд закончен, и начинается следующий. Пять карт, они раздаются.