При Аоде, без идиотизма
При основах жили Ленинизма
Иегове преданно верны,
У заморских шлюх не ночевали.
Дамы в лифчик клали пистолет
И когда к ним очень приставали,
Как учила партия, орали:
На обетованной секса нет.
Вождь их умер тихо, интровертно.
Не успев Судью похоронить,
Бросились сыны грешить конкретно.
И ученье вовсе не бессмертно,
Если за ним некому следить.
Не таков, однако, Иегова.
Он евреев через не могу
Наказал, как водится, сурово,
Снова наложил на них оковы,
В руки предал новому врагу,
В этот раз царю из Ханаана,
С именем ослиным Иавин.
Жил бандит в Асоре при фонтанах,
Из огня вытаскивал каштаны,
На еврейской жареных крови.
С ним на стрелки разом выезжало
Девятьсот железных колесниц.
Много это было или мало?
Но ему и этого хватало,
Чтоб евреев всех повергнуть ниц
И держать в той интересной позе
Не денёк, неделю двадцать лет
На жаре, под ветром, при угрозе
Обмочить сынов и заморозить,
Хоть морозов в Палестине нет.
Военком был при царе Сисара,
В Харошеф-Гаиме жил Главком.
Иавин и он тогда на пару
Принуждали жить сынов в кошмаре
И без мыла в попу лезть винтом.
Но Судьёй тогда была Девора,
А при ней провидения дар.
В Боге обрела она опору,
Порешив без лишних разговоров,
Нанести стремительный удар
Иавину, разом сбросить бремя.
Десять тысяч сабель неслабо,
Силою немалою в то время
Обладали древние евреи,
Но не все из них стремились в бой.
Впрочем, домыслы мои поспешны.
Девятьсот Сисары колесниц
На металлолом пошли успешно.
Сам Главком бежал пред ними пеший,
Напоровшись на одну из спиц.
Он в шатёр ворвался к Иаили
(Судя по всему не в первый раз),
Та его кумысом напоила,
Спицу извлекла, лицо умыла
С головой укрыла под палас.
Ей сказал Сисара, чуть гундося,
На себя натягивая плед:
«Встань при входе и прикинься Фросей,
Нет ли здесь кого, прохожий спросит,
Отвечай ему таких здесь нет».
Что в душе еврейских этих женщин,
Не поймёшь то ураган иль штиль.
Их коварству дьявол рукоплещет:
Взять Юдифь с ухмылкою зловещей,
А теперь ещё и Иаиль.
Этой даже меч не пригодился,
От шатра достала она кол,
И едва мужик угомонился,
Сном забылся, словом отключился,
Как его поставила на кон
Иаиль, короче, кол вогнала
Сквозь висок, прибила, как штиблет.
Так Сисару кинула кидала
(С кем не раз делил он одеяло)
За награду суммой в пять монет.
Иавина в этот день смирили
Волею Создателя-Творца,
От фонтанов воду отключили,
Ханаанского царя гнобили
И не выпускали из дворца.
Тот с таким позором не смирился,
Тихо окочурился, почил.
Может, с ним Кондратий приключился
Или сам от горя отравился -
Библия об этом умолчит,
Но зато расскажет, как Девора
Веселилась и сложила песнь.
Гимн тот люди распевали хором
Племенам Израиля отборным,
Совершившим праведную месть.
Глава 5. Песнь Деворы
«Израиль отомщён, на провокацию
Ответил, проявил себя в бою,
За Саваофом шёл мечами бряцая!
Я Иегове песнь свою пою.
Когда Ты, Яхве, шёл своим этапом к нам
Сисару поразить наверняка,
Тогда земля тряслась и с небо капало,
Осадки проливали облака.
Всё пред Тобою меркло, горы таяли
И даже ниже сделался Сион
Пред Иеговой, Господом Израиля.
Услышал Он с небес наш тяжкий стон.
В дни Иаили, женщины безропотной,
Пустые сёла ёжились в пыли,
И с большака не доносилось топота,
Окольною дорогой люди шли.
Селенья б снежной бабою растаяли
И жизни б опрокинулась бадья,
Когда бы не восстала мать в Израиле,
Девора не восстала, то есть я.
Богов иных по глупости избрали все,
И тут же у ворот стоит война.
У тысяч сорока сынов Израиля
Ни копий, ни щитов нет, ни хрена.
К вам обращаюсь я, страны начальники,
К ревнителям в народе: сбросьте спесь,
Прославьте Бога вы, не будьте чайники,
Во славу Иеговы пойте песнь.
К вам, на ослицах белых восседающим,
Огромные имеющим права,
С ковров персидских зад не отрывающим,
К вам моё сердце, печень, голова.
И вас, стада собравших у колодезей,
Я голос призываю ваш отдать
Израиля вождям, их чтить без робости.
Тогда в стране наступит благодать.
Не просто так придёт, а с Божьей милостью
Народ Господень встанет у ворот.
Восстань, Варак, за дело самостийности
Сплоти в кулак мятежный наш народ.
Господь мне ниспослал суровых воинов.
Пришли ко мне Ефрем, Вениамин.
Лишь за Рувима племя беспокойна я:
Его волнует собственный камин
Да местничковые суть разногласия
За Иорданом край их Галаад.
У них спокойно, что им кутавасия,
Где кровный загибается их брат?
Да что Рувим? А прочие с отарами?
Дан с кораблями, у Асира брег
Когда бы не старшины Иссахаровы,
Нам до сих пор горбатиться на всех.
Пришли цари сразиться ханаанские
В расчёте поживиться серебром,
Но Варак не оставил даже шанса им
Уйти живыми, пёхом, под седлом.
Копыта лошадей ломались надвое,
Так быстро их начальники неслись,
На всём скаку с коней в доспехах падали
И умирали, там где кровь и слизь
С Сисарой во главе. Тот, как ошпаренный,
От ужаса и страха бел, как мел,
Влетел в шатёр Хевера Кенеянина,
У Иаили спрятаться хотел.
Воды он попросил. Вполне по-божески
Она ему приносит молока
И в чаше подаёт ему вельможеской,
Не обнаружив замысла пока,
Смеётся с ним над шутками скабрезными,
Висок его готовит под укол,
Одной рукой оглаживает деспота,
Другой рукой нащупывает кол.
За нею сам Господь и дело правое,
А в деле правом женщина сильна -
Где грешницы не справятся оравою,
Блаженная управится одна.
От беготни уставший и простуженный
Уснул Сисара. Дурню невдомёк,
Что ни к утру ему не встать, ни к ужину -
Проснёшься здесь, когда пробит висок
И колом ты пришпилен, как в гербарии,
Уже не конь, а лёгкое хрипит
А где-то ждёт сыночка мать Сисарина,
В окно выглядывает мрачно и вопит:
Что долго так не едет сына конница,
Нет скрежета колёс от колесниц?
Ей отвечают, умники, как водится:
Добычу свою делят и девиц,
По две одежды каждому на воина,
Девиц им полагается по две
Но в этот раз послал Господь уродине,
Лишь дырку в его глупой голове.
О, Господи! Враги твои да сгинут все,
А на помост лишь лучшие взойдут
И в благодать вслед за Тобою ринутся,
Тебе во славу мой, Деворы, труд».
Допели песню, стихли славословия.
Народом управляла Судия
И сорок лет на Господа условиях
Покоилась Израиля земля.
Глава 6. Кого любит Иегова
Но едва Судья сняла мантию по смерти
И спокойно умерла расшалились дети.
Стали в мерзкое играть вновь Израильтяне
И такое вытворять лет на семь потянет.
Осерчал тогда Старик на сынов в законе
И вкатил им семерик строгача на зоне.
Самым главным стал пахан из мадианитов.
Предал Бог еврейский клан в руки тех бандитов.
(По закону, господа, если не живётся,
По понятиям тогда париться придётся).
Тяжела рука была новых оккупантов.
Вмиг исчезли со стола куры и купаты,
Испарились пироги и другие блюда,
Когда вторглись к ним враги на своих верблюдах.
Лишь посеет Израиль, не пожнёт до срока,
Как в полях взбивают пыль жители востока.
Разбегались, в горы шли сыновья и дщери,
По укрытиям в щели прятались в пещере.
В множестве, как саранча, амаликитяне
Ложкой с мискою бренчат на чужой поляне.
Со двора, как из палат, всё метут метёлкой,
Не оставят ни осла, ни овцы, ни тёлки.
Из своих далёких стран (с Господа внушенья)
Шёл семит за Иордан для опустошенья
Той Израиля земли, что ему досталась
(Хоть совсем не за рубли им приобреталась).
Обнищала та земля. Люди возопили,
Как обычно, к небу взгляд вновь оборотили.
Духу подчинилась плоть, Сатана умылся.
Так их мстительный Господь своего добился.
Появляется пророк и вещает строго.
Недоумкам невдомёк, что пророк от Бога.
Затыкают ему рот, тот одно долдонит,
Чтоб задумался народ кто хозяин в доме,
На просторы той земли кто карт-бланш им выдал,
Несогласных отселил, аморреев выгнал.
Много лет, видать, провёл человек на зоне.
Хоть язык его тяжёл, но пургу не гонит.
Взялся он сынов честить, чистить без клистира:
«Вам чужих богов не чтить, не плодить кумиров
Сверху выдан был запрет впредь в обмен на право
Жить в чужом монастыре со своим уставом.
Вы ж ослушались тогда Господа приказа,
И для вас Его звезда в ров скатилась разом.
Коль не стали от плеча сечь чужих нагайкой,
Вам самим теперь торчать на тюремной пайке.
Будут бить вас много лет мадианитяне.
Даже тот, кто при котле, долго не протянет.
День-деньской без выходных вкалывать вам в мыле
Оттого, что вы, сыны, Бога позабыли.
С беспросветного труда до седьмого пота,
Может, вспомните тогда про Его субботы,
Когда каждый отдыхал, хоть не обессилен.
В дни те даже на аврал вы не выходили.
Отразите боль и смысл вы в татуировках.
Вас на зоне портретист разрисует ловко,
Чтоб опущенных в аду гомики узнали
По наколке на заду "Ноги, вы устали!",
Чтоб в тайге не умереть иль на лесосплаве,
Призываю всех я впредь, Иегову славить.
И не надо меня есть взглядами, буравить -
Прозвучало слово здесь славить, а не сплавить.
Оттого весь двор в дерьме от курей помёта,
Что прохода на земле нет от рифмоплётов.
Не кощунствуйте, сыны, в творческом полёте
И свободу, пацаны, вы приобретёте.
С верой в Бога своего мы зажжём лампаду
И об нары головой бить меня не надо.
Не дерьмо я притащил на своих штиблетах,
А маляву получил от Авторитета».
Богословия урок преподав балбесам,
От Хозяина пророк канул в неизвестность.
Честный фраер под отбой сгинул не паскудно.
Появляется другой пришлец ниоткуда.
Этот вовсе без штиблет, видно, что не здешний,
Сам прозрачный на просвет, как три дня не евший.
Ангел, Божий адъютант, сел под ананасом,
Что принадлежал тогда в Офре Иоасу.
(Люди издавна права за собой столбили,
У них даже дерева в собственности были.
Кто в чужую тень войдёт сразу по сусалам
С древних лет порядок тот изменился мало.
Не особый видим мы повод для досады -
Был для сильных этот мир, стал для хитрозадых.
Что ж так трогают меня пажити и веси,
Что у жителей отнял в Витьбино Успенский?
Взял в аренду пять озёр, сам живёт в столице
С ним особый разговор после состоится).
Если в мире эта гнусь здравствует издревли,
Что же я тогда пекусь о судьбе деревне?
Возвращусь-ка я назад в Офру к Иоасу,
Там где Божий адъютант, сел под ананасом.
Не могу я без прикрас изъясняться ясно,
Что назвал я ананас, дуб был, а не ясень.
Иоаса младший сын мял зерно в точиле,
Взглядом зыркая косым по простой причине -
Скрыть подальше, что едят, от мадианитов.
На пришельца бросил взгляд Гедеон сердито:
Кто ещё к нам на постой прибыл из столицы?
Не пришлось бы нам мацой с ним потом делиться.
И хоть встретился сынок с Ангелом воочию,
Между ними диалог клеился не очень.
Гедеону говорит Господа посыльный:
«Наше дело победит, ты мужчина сильный.
Как мифический герой ты спасёшь Израиль.
На почётнейшую роль мы тебя избрали.
Я пришёл сказать, чтоб ты не боялся боя.
Наблюдая с высоты, твой Господь с тобою».
Гедеон ему в отказ пару фраз бросает:
«Отчего же тогда нас грабят, убивают?
Если Бог такой силач, точно джин из сказки,
Почему я слышу плач, а не песни-пляски?
Что мешает нам, ответь, победить бандитов,
Если мы прямая ветвь беженцев с Египта?»
Ангелок Иди и всё, знаем, лучше, дескать,
Кто отечество спасёт, кому сало трескать.
«Как спасу отчизну я? Сын руками машет -
Велика моя семья, я в ней самый младший.
Мой удел варить обед и кормить папашу.
Выбирайте для побед сына, что постарше».
(Первородство это бред, ярмарка амбиций.
Здесь особой роли нет, кто каким родился.
Менделеев, скажем, наш, хоть и не апостол,
Сын двенадцатый был аж, а таблицу создал,
Показал, что мы с едой глушим хлор да натрий,
Спирт водою ключевой балуем два на три.
Не сопьётся Русь моя от таких пропорций,
Впрочем, ей и без питья по уши эмоций.
Жить бы ей не вкривь да вкось, ладно, справно, дружно,
Да в избытке развелось хитрозадых дюже.
Остальным хоть на погост от подобной скверны
Будет, слово дал Христос, и последний первым.
Так что, может быть, и нас не оставит Боже -
И восстанем мы на раз бить хапугам рожи.
Только кто приказ отдаст бить особо сытых?
Из простых он выйдет масс или из элиты?
Как понять в короткий срок в Иегове ставке
Кто воистину пророк, а кто с лже приставкой?
В мире, где бедлам, раздрай, от пророков тесно.
Обещают людям рай, а толкают в бездну.
Тех, кто правду говорят, кабы знать заранье
Мы же лупим всех подряд от непониманья).
Вот и Гедеон таков, Ангела терзает -
В подтвержденье Божьих слов фокусов желает.
В дом опресноков принёс, водку-непалёнку,
Несмотря на строгий пост, заколол козлёнка.
Всё, что прятал от людей и хранил с опаской,
Богу выложил еврей из своих запасов,
Для Господнего Гонца всё сложил под дубом,
Чуда ждёт он от Отца (вроде нашей Думы
Той, что верою живёт, думает за яства
Бизнес водочный вернёт в руки государства).
Ангел он не осьминог, чтоб тащить и щупать.
Все дары он просто сжёг, солнечною лупой
Положил горящий глаз на еду с козлёнком.
Водка первой занялась, хоть и непалёнка.
Всё, что выложил пред ним Гедеон на блюда,
Ангел взглядом сжёг одним. Совершилось чудо.
Даже малости не взял Бог от Гедеона.
(Кто бы Думу обязал так писать законы,
А не делать, как в бреду, с умным видом пассы
И не ждать, когда падут с дуба ананасы).
Дело сделал, улетел восвояси Ангел.
Гедеон в момент прозрел, хоть не ездил к Ванге.
Понял он, что неспроста с Господом столкнулся,
И мгновенно в Его стан сын переметнулся.
Оторвался в полный рост он и всё такое -
Жертвенник Ваалу снёс. Дерево святое,
Где до этого отцы гимны пели хором,
Он срубил под бубенцы, под развратный корень.
Гедеон богов свергал под покровом ночи.
Иегова на то дал сыну полномочья.
Десять взял своих рабов сын для святотатства,
Не братьев и не сватов, если разобраться.
Новый жертвенник воздвиг, на сырых дровишках
Тёлку сжёг не с головы. Ну, уж это слишком.
Здесь не то, что Васька знал, чью сметану лижет:
Где Ваал свой правит бал, кто бы знал, как выжить.
На святыню посягнуть, ну и ну, глумиться -
Может ту баранку гнуть лишь самоубийца.
Обыватель мирно спал, пьяницы рыгали,
И никто из них не знал, что богов свергали.
А наутро началось Гедеону кружкой
Первым делом дали в нос и пустили юшку.
У отцовского крыльца богомольца били.
Чтоб совсем забить юнца, добровольцы были.
По убийству в людях зуд не идёт на убыль.
Намечался Линча суд под известным дубом.
Там, где ангела стопа ранее ступала,
Озверевшая толпа свой вопрос решала:
Как кончать на этот раз вешать иль дубиной?
Но вступился Иоас и отмазал сына
От суда, не стал бранить. Ведь под дубом раньше
Вместе с Ангелом они заварили кашу.
Сына он не передал в руки правосудья
И в подвале продержал с ночи до полудня,
А народу приказал отложить дубину:
«Пусть сам свергнутый Ваал сводит счёты с сыном.
Если истинный он бог не простит обиду,
Ну, а если кабысдох не подаст и виду.
И не вам, братва, судить, с кем судом судиться,
Кого тупо завалить. Шли бы вы молиться».
Сложной выдалась тогда геообстановка:
Иудеев города грабят полукровки,
Мадианитяне жмут, амаликитяне
В нос евреям кнут суют, а не тульский пряник.
Близ обетованных мест неизбежна сеча,
А евреям на наезд и ответить нечем.
Дух Господень тут объял Гедеона. К бою
Приготовил сын себя, вострубил трубою.
Шли к нему со всех сторон, набралось не много,
Опечален Гедеон, вопрошает Бога:
«Как мне дальше поступить? Воевать с востоком
Или просто схоронить голову в песок мне?
Своё мнение озвучь, выскажи сужденье:
Я действительно могуч и готов к сраженью
Или бед, всех прочих сверх, мне не доставало?
Может, я напрасно сверг идола Ваала?
В бой пойти я буду рад, выбор подытожить,
Но и вы мне свой мандат предъявите тоже.
Робость победить внутри чудо лишь сумеет.
Дай понять мне до зари, что в своём уме я.