Следуя на север к Нунатаку, трое путешественников наткнулись на тайник с мясом, который оставил здесь какой-то путник. Подобные находки были обычным делом: странствующие охотники часто пользовались тайниками, и согласно обычаю любой мог брать оттуда еду или пополнять запас. Но завидев этот тайник, Арнаври нахмурилась. У каждого охотника был свой стиль укладки камней, и этот принадлежал человеку, который здесь обычно не ходил, некоему Сиглуку.
Устроившись на ночь в иглу, Арнаври решила узнать, что же происходит, и устроила сеанс ясновидения. Ритуал был древний и долгий, она напевала себе под нос и раскачивалась взад-вперёд, пока на неё не снизошло видение: кто-то недавно умер, неизвестно, кто именно. Фройхен не знал, что ему думать и верить ли в эту магию, но слова Арнаври не давали ему этой ночью спать спокойно.
На следующее утро путешественники подошли к озеру неподалёку от Инглфилд-фьорда. Зима ещё не вступила в свои права, снег освещал тусклый багровый свет, и трое путников отбрасывали длинные, жутковатые тени. Добравшись до берега озера, они ступили на лёд. На полпути к противоположному берегу они заметили впереди две далёкие фигуры, приближающиеся к ним.
Фигуры всё приближались, и Фройхен со спутниками обсуждали, как им быть. Путешественники обычно не встречались в этих местах, поскольку дичи здесь было мало. (Сами они отправились этим путём, потому что это была короткая дорога к стаду карибу, которое они надеялись найти у Нунатака.) Не то чтобы путники боялись чужаков но не хотели напугать или смутить их своим появлением, ведь люди в этих глухих местах обычно не желают быть замеченными.
Вскоре Асаюк и Арнаври разглядели своих знакомых, мужчину по имени Одарк и женщину по имени Меко. Арнаври заметила Фройхену, что странно было встретить их вместе: у Меко был муж, Увисакавсик. Раз женщина путешествует в такой глуши с посторонним мужчиной, значит, они что-то скрывают.
Наконец встреча состоялась, но она была совсем не дружеская. Одарк окинул Фройхена подозрительным взглядом и резко спросил, кто он такой и зачем он здесь. Фройхен пустился было, как привык, рекламировать свой торговый пост и выгодные сделки, но Одарк остался равнодушен. Только имя Расмуссена помогло делу: инуит немедленно расплылся в широкой улыбке. Кнуда знают все, и врагов в Гренландии у него нет!
Как только напряжение спало, путники завели дружескую беседу и, недолго думая, решили дальше идти вместе. Одарк и Меко рассудили: раз Фройхен друг Расмуссена, в ближайшем поселении устроят большой праздник в его честь. Такое пропустить нельзя!
Когда объединённый отряд добрался до ближайшего поселения, там и правда устроили весёлый праздник в честь их прибытия, подавали варёное мясо карибу, сушёное мясо нарвала и ферментированное мясо тюленя (Фройхен его наконец распробовал). Он радовался обществу гостеприимных инуитов, но что-то всё-таки не давало ему покоя: ему казалось, что Одарк и Меко что-то недоговаривают. Фройхен догадывался, что узнает их секрет нескоро: инуиты любили выдержать большую паузу, прежде чем поделиться большими новостями, в то время как европейцы или американцы выбалтывали всё первым делом. «Ничто так не радует эскимоса, как сидеть тихонько, зная, что в любую минуту он может обрушить на собеседника сенсационную новость», писал об этом Фройхен.
Два дня прошли в пустяковых беседах, и наконец Фройхен кое-что выведал о своих попутчиках. Арнаври не ошиблась: Меко и правда была замужем за мужчиной по имени Увисакавсик, но он почему-то не появлялся, и никто не заговаривал о нём, а ведь Увисакавсик был одним из лучших охотников в поселении. Через некоторое время Фройхен наконец узнал всю правду.
Увисакавсик когда-то служил проводником Роберту Пири и был в числе тех инуитов, которых Пири взял с собой в Штаты в 1897 году. (Это его отправили обратно в Гренландию после того, как инуиты заразились туберкулёзом.) В Америке Пири иногда возил Увисакавсика с собой на туры лекций: если с тобой на сцену поднимается живой эскимос, весь закутанный в меха, билеты раскупают как горячие пирожки. Во время таких путешествий Увисакавсик повидал больше Америки, чем большинство американцев. Вернувшись в Гренландию, он горел желанием поделиться своими приключениями. В Нью-Йоркской бухте нет айсбергов, зато там теснятся сотни кораблей. А в городе люди живут друг на друге в многоэтажных домах, как в Гренландии гнездятся на скалах птицы. А уж как люди передвигаются! В подземных поездах, для которых не нужно тягловых животных. Но самое диковинное это телефоны, по которым можно разговаривать с человеком на большом расстоянии через длинный провод.
Соседи Увисакавсика внимательно слушали его рассказы, но немногие им верили. У инуитов возникала масса вопросов: а откуда люди там берут столько дерева, чтобы строить все эти корабли? Разве может голос передаваться по проводу? Зачем людям передвигаться по тоннелям: ведь их сначала нужно выкапывать! Услышав ответы на свои вопросы, скептики чаще всего приходили к выводу, что Увисакавсик врёт. Они даже решили, что он повредился умом, и временно изгнали его за пределы поселения, пока не придёт в себя.
Но когда Увисакавсик вернулся, оказалось, что изгнание не вправило ему мозги: напротив, он стал наглее и только больше настаивал, что белые люди во многом превосходят инуитов. По его словам, некоторые белые люди даже не едят мяса: странный предмет для восхищения, учитывая, что Увисакавсик был очень хороший охотник. К тому же он не желал отказываться от некоторых привычек, которые перенял у Пири. Например, достигнув Северного полюса, Пири воткнул в землю немало флагов: флаг США, флаг Военно-морской лиги, флаг Красного Креста, флаг Дочерей американской революции и, наконец, флаг своего студенческого братства в колледже Боудун, «Дельта Каппа Эпсилон». Увисакавсик тоже хотел себе флаг, так что он поставил у своей хижины флагшток и поднял на нём медвежью шкуру. Соседи боялись, что это распугает медведей, на которых они охотились.
Но самое главное, что беспокоило соседей, так это убеждённость Увисакавсика, что ему нужна ещё одна жена. Во время «ссылки» он добыл много хорошего меха и теперь заявлял, что у Меко не хватает рук, чтобы его обработать. Увисакавсик требовал многого: в поселении было мало незамужних женщин. Наконец Увисакавсик решил украсть жену у мужчины по имени Сиглук. Тот не смог воспротивиться, потому что боялся выступить против сильного охотника. Заполучив его жену, Увисакавсик продолжал издеваться над Сиглуком, а тот мог разве что молча кипеть от ярости. Всем было ясно, что рано или поздно Сиглук захочет отомстить.
Прежде Фройхен редко видел, чтобы мужчина-инуит брал себе в жёны нескольких женщин. Обычай этот нередко разжигал конфликты между мужчинами. Во многих инуитских поселениях женщин не хватало: мужчин ценили больше, поскольку те выполняли социальную роль охотников, и в голодное время девочек нередко убивали во младенчестве. «В былые времена это был вопрос выживания, объясняет Фройхен в своей «Книге об эскимосах», антропологическом труде, который он написал в поздние годы. Представьте себе край, где не существует пенсий и нет никакой возможности заработать деньги, где жизнь тяжела. Когда вы состаритесь и станете слишком слабы, чтобы охотиться, единственный способ защитить себя от верной голодной смерти это иметь сыновей, которые возьмут вас к себе и помогут дожить ваш век в довольстве» [5].
К несчастью для Сиглука, в поселении охотились группами, поэтому ему приходилось регулярно видеть Увисакавсика, который не упускал случая прилюдно подразнить и высмеять его.
За три дня до того, как в поселение пришёл Фройхен со своим отрядом, Сиглук не выдержал и решил действовать. Увисакавсик вышел на охоту в каяке, Сиглук приблизился к нему вплотную, вскинул винтовку и спустил курок.
Эхо от выстрела повисло в воздухе, а по парке Увисакавсика расползалось красное пятно. Сиглук попал ему в плечо и не убил врага: его каяк слишком сильно качало, и он не смог прицелиться. Когда Увисакавсик сообразил, что случилось, он схватился за свою винтовку, собираясь выстрелить в ответ. Он уже наводил оружие на Сиглука, когда на месте действия появился третий каяк: Одарк, друг Сиглука, бесшумно подобрался к Увисакавсику со спины и поднял свою винтовку. Он выстрелил первым. Череп Увисакавсика с оглушительным взрывом треснул, и в воздухе повисла кровавая дымка. Тело его безвольно свесилось с борта каяка, на месте затылка отвратительная мешанина из костей, мозга и крови.
Дело было сделано. Сиглук и Одарк решили поделить жён Увисакавсика между собой: жена Сиглука вернётся к нему, а Одарку достанется Меко. Последние двое спешно ушли из поселения, чтобы найти себе пристанище в другом месте, и через несколько дней на замёрзшем озере встретили отряд Фройхена.
Когда они закончили рассказ, Фройхен поглядел на мясо, которое ел, и понял, что его добыл Увисакавсик уже покойник на своей последней охоте. Одарк, познакомившийся с Фройхеном несколько дней назад, теперь говорил с ним как со старым другом. Сначала он опасался Фройхена, потому что знал, что белые не одобряют убийства врагов: вдруг Фройхена послали, чтобы наказать Одарка? Но теперь-то он видел, что Фройхен просто хотел познакомиться с соседями и рассказать о торговом посте!
Сам Фройхен понятия не имел, как отнестись к услышанному и что ответить Одарку. К счастью, он не успел снова попасть впросак: вмешались Асаюк и Арнаври и уверили Одарка, что никому в датской Гренландии не известно об убийстве. Фройхен просто охотился неподалёку.
Глядя, как светлеет лицо Одарка, Фройхен понял, что инцидент исчерпан. Обычаи, которые он пока не вполне понимал, гласили, что правосудие свершилось, и ни у кого из местных не нашлось возражений. Когда Фройхен описывал эти события, исход их как будто не беспокоил и его самого: он не осудил инуитов и не выразил ни возмущения, ни ужаса. Да, он удивился, узнав, что Одарк убил человека, но к тому времени Фройхен уже заключил, что Одарк ему симпатичен, и проще всего было не изменять этой симпатии. С этого странного происшествия началась близкая дружба на всю жизнь. Фройхен называл Одарка «одним из самых достойных людей, каких встречал». Однако убийство не обошлось без печальных последствий.
Когда Фройхен и его спутники узнали об убийстве, Арнаври заторопилась обратно в Туле. Там жил брат Увисакавсика, Самик, и она беспокоилась, как бы он не решил отомстить за брата: тогда начнутся убийства, которые трудно будет остановить.
Когда Фройхен и его спутники добрались до Туле, там все уже знали, как погиб Увисакавсик: Сиглук побывал в поселении и всем об этом рассказал. Самик и правда в гневе носился по округе, вынашивая план отмщения. У плана этого была извращённая логика: раз Сиглук помог Одарку убить его брата, Самик теперь убьёт младшего брата Сиглука, которого любили все соседи и который никак не был замешан в происшествии. Вся деревня сходила с ума от тревоги.
Но прежде чем Самик успел что-либо предпринять, вмешался Кнуд Расмуссен. Сиглук пришёл к нему за советом и признался, что подумывает, не убить ли Самика первым. Хорошо представляя, что это запустит бесконечную череду кровной мести, Расмуссен попросил Сиглука подождать. Затем разослал всем вовлечённым в конфликт просьбу собраться в фактории для мирных переговоров.
Пока люди устраивались в помещении, Расмуссен раздавал всем кофе и табак. Он хотел, чтобы переговоры прошли в дружелюбной атмосфере. Когда все расселись, он произнёс длинную речь, оплакивая смерть своего друга Увисакавсика славного охотника, безвременно ушедшего из жизни. Но кровопролитием делу нельзя помочь. Конечно, Самик хочет отомстить за брата, но Расмуссен посмотрел Самику прямо в глаза разве это вернёт Увисакавсика к жизни? Расмуссен утверждал, что самый мужественный поступок в такой ситуации оставить человеку жизнь, когда у тебя есть полное право отнять её. Милосердие требует настоящей силы духа, и тот, кто найдёт в себе милосердие, поистине достойный человек.
Как только Расмуссен умолк, последовала долгая и жаркая дискуссия. Рассмотрев вопрос со всех сторон, Самик согласился не искать мести. Все присутствующие поздравили его с этим решением.
Добившись перемирия, Расмуссен продемонстрировал ещё одну выдающуюся способность: он ловко умел извлекать выгоду из напряжённых ситуаций. Прежде чем переговорщики разошлись, Расмуссен попросил каждого скрепить общее решение, предоставив ему пять песцовых шкур в знак удовлетворения. Пушнина идёт на благо торговому посту, объяснил он; а что на благо торговому посту то на благо сообществу. Погиб хороший охотник, но не будем же мы из-за этого убивать больше охотников! Ведь торговому посту нужна пушнина.
12. «Красота нашей земли не даётся даром»
Остаток 1910 года прошёл благополучно, без убийств и раздоров. Фройхен и Расмуссен большую его часть провели в путешествиях и торговле мехами. Образ жизни их почти не отличался от образа жизни местных разве что в дорогу они брали с собой фонограф. Каждый вечер Расмуссен осторожно ставил иголку на звуковую дорожку и заводил оперу. Когда начиналось пение, Расмуссен вторил ему. Студентом он мечтал стать оперным певцом и даже брал уроки у известного артиста Лаурица Тёрслеффа. Тот как-то пригласил на репетицию Расмуссена оперную звезду Вильгельма Херольда, но юный певец не произвёл на него большого впечатления. «Вашим баритоном мир не покорить, сказал он. Впрочем, способности у вас есть, и их можно развивать». Способности у Расмуссена правда были, но работать над ними не хватало терпения, поэтому он выбрал стезю полярного исследователя.
В последние месяцы 1910 года Фройхен по-настоящему пристрастился к местной кухне: первые знакомства с ней его не вдохновили. Но теперь он привык к сырому и ферментированному мясу и полюбил его уникальный вкус. На мысе Йорк Фройхен познакомился с kiviaq, блюдом, которое приводило в ужас многих европейцев: а между тем, по словам Фройхена, это было «самое праздничное кушанье, какое может подать вам эскимос». Угостил им Фройхена охотник по имени Ангутидлуаршук, который любил потчевать гостей с особым шиком. Гастрономическое представление началось с того, что охотник притащил к себе в дом здоровенную тушу тюленя, тщательно освежёванную так, чтобы не повредить шкуру и оставить на туше слой жира: операция эта требовала ловкого владения ножом. Туша была фарширована сотней чистиков: это маленькие арктические птицы величиной не больше скворца. Их мариновали в тюленьей туше целый год, пока белые пёрышки их не становились розовыми, а мясо нежным, как масло. Когда птицы были готовы, их подавали к праздничному столу: самым лучшим способом употреблять их было лёгким движением очистить тушку от перьев, высосать из-под кожи жир и потом проглотить целиком. Вкус напоминал лакрицу или перезрелый сыр: «ни на что не похожий вкус», как описал его Фройхен. Когда трапеза закончилась, гости дружно и громко рыгнули: так они давали понять, что оценили пиршество по достоинству. Охотник и его жена Итурашук радостно улыбнулись в ответ, гордые тем, что застолье удалось на славу. Фройхен наблюдал за Итурашук весь вечер и заметил за ней странную привычку: всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал с ней, она переводила тему на детей. Когда Фройхен похвалил застолье, она ответила: «Кое-кому в этом доме грустно, что дети не могут подойти и получить свою порцию». Гости заговаривали о чём-нибудь другом о погоде, о торговом посте, об охоте, но Итурашук каким-то образом удавалось вернуться к теме детей. Фройхен терялся в догадках, но вскоре узнал причину её странного поведения.