Мы просто вырубились в странном месте, но для остальных обитателей с их трепетным отношением к Знанию наш поступок стал очередным доказательством исключительности Седого и показателем моей смелости, как его вечного подмастерья. Нам оставалось кивать, подтверждая их умозаключения. Зачем спорить с людьми, жизнь которых сосредоточена вокруг культа с неясными целями? Хотят видеть в нас нечто большее, чем мы представляем собой на самом деле, пусть будет так, главное не стать козлами отпущения в тот момент, когда триумф обернется крахом. Сегодня они носят камни для строительства монумента, а завтра ими же пробьют тебе голову. Окропят кровью алтарь в качестве расплаты за ошибки, которые сами же и совершили, переложив ответственность. Если им, конечно, позволят это сделать те, кто следит за нами.
Ночь на Червоточине никак не сказалась на Седом, он по-прежнему не видел снов. Мой разум воспользовался моментом, подсунул мне крепкую историю на ночь, остальным бы точно понравилось. Пересказывать ее суть я не стал, чтобы уважение большинства не переросло в благоговение, от которого рукой подать до возникновения новых лидеров культа и внутреннего раскола. Пусть радуются тому, что имеют.
Сон крепко застрял в голове. В нем я то ли стоял, то ли парил над землей. Я не мог видеть части своего тела, скорее был внутри некого ощущения себя. Кем-то вроде призрака без тесной основы, сковывающей движение.
Небо вибрировало, что-то билось в него с той стороны. Оно сдерживало удары, но гул становился сильнее, и огромная, во все полотно, трещина делила перспективу пополам. От нее расходились волны трещин поменьше, пока закат не начал рассыпаться кусками мозаики. Отошедшие куски то исчезали, то снова появлялись на своем месте, будто пространство запуталось с тем, какую именно последовательность деталей оставить для этого угла обзора. Потом цвета и вовсе погасли, проявилось что-то вроде каркаса с сеткой. Шестиугольные ячейки транслировали пустоту. Полотно, натянутое на них, пропало. Оказалось, что все это время никакого горизонта не существовало, мы торчали под гигантским куполом, который передавал нам в сетчатку световые лучи.
Я помнил, что цвета не бывает в природе, это влияние света на несовершенное устройства человека. Получалось, что не было и самих концепций, которыми мы привыкли оперировать, неба, облаков, солнца, а что тогда существовало на самом деле?
Ячейки вновь завибрировали, экран замигал, демонстрируя новые изображения. Более точные, наполненные, но при этом темные и пугающие. Кажется, мироздание транслировало апокалипсис.
Во мне не было страха. Точнее, я не мог его испытать, был скорее наблюдателем, но при этом частью той силы, что создает, а не создается, хоть еще не понимал до конца своей сущности. Если и наступал миг всеобщей расплаты, от меня требовалось не вмешиваться, соблюдая нейтралитет.
У меня было имя, оно принадлежало мне по праву и несло нагрузку, выходящую за рамки идентификации. Переплетение его звуков пробуждало спящие вулканы, я знал, что кто-то произнес его, поэтому те бушевали по всему миру, выпуская наружу затаившуюся злобу. Магма пробивалась через земную кору. Происходил передел сфер влияния, формирование нового порядка, пепел наполнял воздух, образуя воздушные замки. Их пробивали насквозь падающие с небес птицы.
Прежде чем жизнь возьмет свое, всегда происходит шествие смерти.
Ячейки вибрировали все сильнее, волны накатывали с разных сторон, забираясь внутрь существ, обладающих оболочкой. Проникали в сосуды из плоти, превращая их содержимое в жуткое месиво, и двигался дальше, к следующей преграде. Тела в агонии валились на землю. Скрюченные корни существ, что всегда были внутри почвы, втягивали трупы глубоко вниз, очищая поверхность от человеческой скверны.
Из меня сочился то ли свет, то ли сгусток энергии другого порядка, который растворял тех, кто решался идти мне навстречу, но это был их выбор, а не моя прихоть, я оставался безучастным. Плыл вперед, пока Земля набирала обороты, растряхивая больное тело.
На горизонте возникло чье-то лицо. Растянулось по своду купола, чуть отстранилось, и стала видна огромная ладонь, тянущаяся к шару, который мы считали своей планетой. Рука сжала шар, а на далеком лице появилась улыбка. Сначала она показалась мне доброй, но рука сдавливала шар все сильнее, а потом стала трясти его так, что содержимое купола разлетелось по воздуху.
Последнее, что я помню, как захрустел каркас шара.
Привычное окружение казалось немыслимым, пока в процесс не вмешался кто-то еще, и тогда стало ясно, что изменениям нет предела. Всегда может появиться посторонний, обладающий поистине безграничной силой. И все разрушить.
Я воспринял сон как намек. Намек на то, что, несмотря на абсурдность нашего положения, игр с памятью, наличия отборной команды психов с истонченным разумом, Червоточины, Знания, Зверя, шоу может закончиться по воле того самого случая, когда кто-то зажмет выстроенные декорации в ладонь и раздавит, не напрягаясь. Просто ради проверки надежности конструкции.
Появится сила, которая окажет действие на элемент системы, вроде и незаметный, но его сдвиг внутри конструкции затронет остальные элементы. Одно всегда влияет на другое.
День Рыка пройдет иначе, и мое «иначе» не означало, что туман мистификации рассеется до конца и мы получим достаточно ресурсов для того, чтобы вернуть отобранное. Или же, наоборот, сгустится до осязаемой формы, чтобы Предсказание можно было пощупать руками.
Нет, разговор не об этом. Случится нечто иное. То, что в корне изменит положение вещей, ведь мир не выставка уникальных элементов, а один огромный механизм. Когда что-то пойдет не так, как это принято у людей, выйдет из строя вся система.
Нас обнаружат, вытащат, окажут помощь.
Когда я думал об этом, у меня не оставалось ни капли сомнения в исходе. Я не верил в Пророчество и не мог заставить себя принять его существование. Знание казалось таким надломленным, на нем повсюду проявлялись трещины.
Что-то мешало соединению прошлого, настоящего и будущего, которое обещало в это странное место. Дело даже не в рациональности, которая осталась в запасе только у меня одного, а в общем смешении происходящего. Информация была слишком неумело слеплена. Будто второпях или кем-то незрелым.
Ничего не стоило разбить в пух и прах это новообразование, но я уже не мог понять, какая часть моих мыслей, рассуждений, объяснений, открытий и принципов принадлежала мне, а какая являлась следствием корректировки сознания. Да и вокруг оставалось все меньше тех, кому я мог передать результаты моих размышлений.
Несостыковки были повсюду, даже в простых вещах, но у меня отсутствовал внутренний фильтр. Его вынули и украли, а только он мог распознать правду в потоке лжи или хотя бы указать верное направление для поиска.
Все, что было вокруг, да и внутри головы, могло быть как реальностью, так и вымыслом. Я бы с удовольствием избавился от наваждения, ссыпал содержимое головы в аппарат для сортировки мыслей по ячейкам, чтобы заблокировать лишнее. Либо, если другого варианта не существует в природе, позволил отрегулировать себя до конца и уничтожить сомнения. Чтобы стать таким, как мои вынужденные собратья. Принять как данность то, что нам пытаются преподнести как истину и не мучить себя лишними домыслами.
Не хочется быть изгоем среди изгоев, но никто не спешил мне помочь с самоопределением, а сам я застрял между двух огней и понятия не имел, как и куда двигаться дальше. Менялся лишь мой взгляд на действительность. Бросалась в глаза излишняя контрастность деталей, не помню, чтобы подобное происходило со мной раньше.
Никто не замечал, что картинки вокруг похожи на трехмерные изображения на листах бумаги, где объем подчеркивается затемнением контуров. В реальности переходы не столь очевидны, или же меня опять сводили с ума игры разума. Мне становилось хуже, когда я пробирался в глубины сознания. Но и безразличие несло одну лишь боль, не было состояния, где я мог пребывать в спокойствии.