Всё это Ромуальд уже знал наизусть, и не венчики и монетки привлекали его внимание, а оголённые женские ножки, выпуклости под футболками, вьющиеся локоны волос то есть юные и привлекательные пионерки из Балашихи. Вот что занимало его в это утро.
Быстро пролетела первая неделя, наступил выходной день. Начальник решил, что всех нужно вывезти на море. Для этого дела заказали крытый грузовик, прозванный в отряде «крокодилом». Все запрыгнули в кузов машины, уселись кто на деревянные лавки, а кто просто на пол, подстелив туристический коврик. Машина резко тронулась и поскакала по степной дороге в сторону моря. Причём действительно было ощущение скачек. Тот, кто не успел вставить ноги в стремя и крепко ухватиться за уздечку, немедленно вылетал из седла. Все, сами того не желая, стали прыгать друг на друга, как пинг-понговые мячики в спортлото. Причём каждый из мячиков реально имел свою цифру. На колени к Ромуальду приземлилась Ксения с весом примерно в 40 кг, затем она улетела, освободив место для долговязой Ирэн с массой в 45. После долговязой на колени к Ромуальду приземлилась Нателла Шульц с цифрой 60. Шапочкин сразу догадался, что это победительница лотереи. Нателла удобно уселась и почему-то не улетала с колен до конца поездки. «Ой-ё, только б не травмировать гусара, забеспокоился Ромуальд. Иначе вся экспедиция коту под хвост».
Машина приехала на море в Коровью бухту. Почему она называлась Коровьей, никто не знал, но молока тут явно не давали. Вместо молока «старики» захватили с собой ящик крымского портвейна с ярким названием «Алушта». Все стали раздеваться до плавок и купальников и прыгать в тёплые прибрежные волны Азовского моря. Ромуальд немного замешкался, но уже успел снять футболку и оголить своё щуплое скелетообразное тело с небольшими проблесками мышц в районе груди и плечевого сустава. Он сразу же немного напряг этот «перспективный район», дабы казаться чуть-чуть пофактурнее, но через секунду размяк, случайно задетый бицепсом пробегавшего к морю Бормана. «Ничего, подумал Ромуальд, зато я сухожилый и у меня крепкая кость».
Жанна, так же, как и другие девчонки, разделась. Скинула с себя футболку и лёгкую коротенькую юбку, оставшись в открытом ярко-розовом купальнике, сидевшем точно по её девичьей фигуре, заметно выпуклой только в районе груди. Гибким движением рук она собрала густые каштановые волосы в хвост и закрепила его алой резинкой. Жанна потянулась вверх, волнообразно вытягивая руки к небу, затем развела их в стороны, опустила и неспешно двинулась к морю. В этот момент Шапочкину показалось, что у него внутри взорвалась грозовая молния и её боевые кругообразные волны ударили во все части его хрупкого тела. Под воздействием этой молнии коротенькие джинсовые шорты Ромуальда как будто бы выдавило изнутри. Они напряглись, стали упругими и гордыми, образуя впереди странную выпуклость в виде небольшого холмика. Шапочкин срочно опустил руки на холмик.
Давай к нам, Ромуальд, крикнул Алик Макаров.
«Старики» уже стояли по плечи в море и передавали по кругу открытую бутылку портвейна.
Чего ты забыл там, снимай шорты и вперёд, поддержал товарища Коля Табашидзе.
Шапочкину ужасно хотелось в море, ужасно хотелось сделать глоток портвейна. Он помнил это приятное чувство, когда вино, опускаясь в тело, создавало лёгкий озноб, вызываемый контрастом между горячительным напитком и прохладной водой. Но его руки прикрывали холмик на шортах, который не только не уменьшался, а наоборот, рос под воздействием какой-то сверхъестественной силы. Снять эти шорты и остаться в плавках было совсем нереально. «Кто знает, думал Ромуальд, если через джинсу так прёт, то непрочные трикотажные плавки может просто разорвать к чёртовой бабушке!».
В этот день Шапочкин так и не вошёл в воду. На обратном пути на него снова приземлилась Нателла Шульц. Она приятно удивилась странной выпуклости в шортах. На что Ромуальд тихонько просипел, что пишет рассказы и забыл вынуть из кармана ластик.
Вечером все сидели у костра и пели песни по девичьим тетрадкам. Ксения, поправив очки, снова нехорошо скатившиеся на кончик её носа, взяла передаваемую по кругу гитару и запела какую-то странную песню о зелёной карете. Бывалые археологи уже успели прозвать Ксению хлёстким именем «Пятиглазая». Она часто говорила, что обладает внутренним зрением, то есть дополнительным глазом. И вот при подсчёте всех её глаз вместе с очками получалось ровно пять.
Спят ежата, спят бобрята, кенгурята и ребята, лишь, лишь, лишь зелёная карета мчится где-то в вышине, затянула Ксения слова этой убаюкивающей песни.
Ромуальд, сидя на траве, качнулся немного влево, затем вправо. И вдруг ему стало так хорошо, что он оторвался от земли и неспешно улетел в вечернее небо. Улетел куда-то высоко-высоко, туда, где маленькие звёздочки стали подмигивать ему своими хитренькими глазками и улыбаться наивными детскими улыбками. Ромуальд увидел себя сидящим в волшебной зелёной карете. Её золотые перильца отражали игривые лучики лунного света. Карета неслась легко и весело. Ромуальд заметил, что вместо лошадей в неё были впряжены долговязая Ирэн, «пятиглазая» Ксения и правая пристяжная Нателла Шульц. Рядом с ним сидела Жанна. Она нежно улыбалась Ромуальду: «Иди, иди ко мне, мой милый, мой ненаглядный лётчик, дай, дай я обниму тебя и прижму к своей груди. Какие у тебя усталые мозолистые руки. Иди, отдохни тут, рядом со мной». Ромуальд прижался, прижался к чему-то горячему и живому. Лошади понесли, а точнее, Ирэн, Ксения и Шульц, затем бойко подняли свои гривы и заржали, заржали неистово и протяжно.
Ты куда упал?! раздался нездоровый смех Алика Макарова.
Ромуальд очнулся и увидел себя лежащим на безразмерной груди Нателлы Шульц. Все ржали, ржали как лошади. Жанна тоже смеялась. Только Нателла делала вид, что ничего страшного не произошло. «Ну уснул, ну упал, зачем разбудили юношу»? выражала она на своём безмятежном лице.
Ты хоть знаешь, что с этим нужно делать?! поддержал шутку товарища Лёха Борман.
Тут все вообще повалились от смеха на траву.
Нервничая и поёживаясь от незапланированного публичного осмеяния, Ромуальд забрался в палатку и быстро уснул, предварительно уверив себя, что завтра начнёт действовать.
«Хватит, пора брать быка за рога. А то так и будут все надо мной ржать. Всё, завтра я стану мужиком, завтра или никогда! До конца смены осталось двенадцать суток, на счету каждый день».
На следующее утро на раскопе Ромуальд веселее всех бегал по квадрату, толкая перед собой зелёную металлическую тачку. Парни-пионеры нагружали её доверху, вытаскивая из ям всё новые и новые залежи земли. Шапочкин крепко напрягал сухожилие руки и, разогнавшись, вывозил тачку по шатающейся деревянной доске наверх из раскопа.
Давай к нам, к нам давай, слышались голоса ребят, призывающих к себе тачечников. Шапочкин был на кураже, он успевал оббежать за десять минут сразу несколько квадратов. Особенно, как-то по-балетному, он пролетал мимо Жанны и её подруг.
Ромуальд, ты сегодня какой-то особенный, прищурилась Ирэн.
В этот момент она показалась Шапочкину весьма привлекательной и не такой уж долговязой.
Я вообще волшебный парень и при этом ужасно техничный и галантный, парировал Ромуальд, продолжая катить тачку.
Девушки засмеялись.
«Всё, это мой шанс, на секунду задохнулся Шапочкин. Я чувствую, чувствую, как во мне заработал какой-то магнит. Он тянет, он манит, он поджимает ко мне этих девонек. Они уже не в силах бороться с собой. Так, где? Где резиновый друг? В кармане, в кармане, где же ещё, он всегда со мной ещё с Курского вокзала. Нужно быть готовым в любой момент и к любой ситуации. Сейчас, вот сейчас кто-нибудь из них предложит мне сходить вместе в лагерь за водой. Мы спустимся вниз. И тут я как бы невзначай предложу ей заглянуть в мою палатку, посмотреть кузнечика. Это будет мой шанс. С кузнечиком я придумал заранее, он уже вторые сутки томится у меня в стеклянной банке. Хоть бы это была Жанна. Хоть бы это была она! Ярче, ярче свети, крымское солнце, обжигай, обжигай своими горячими лучами. Мне нужно, чтоб эта девушка захотела пить!».
Но, к разочарованию Ромуальда, пить никто не хотел. Мало того, подошедшие «старики» принесли большую канистру с водой.
«Как это всё не вовремя, запечалился Шапочкин, и особенно в тот момент, когда я на пике формы. Ну ничего, ничего, не сдаваться».
Галантный Ромуальд, а подайте-ка даме лопату, бросила Ирэн с оттенком в голосе, заимствованном из классических кинороманов.
«Интересно, что в этой канаве напомнило ей о девятнадцатом веке? Неужели я?», подумал Шапочкин и молниеносно преподнес даме лопату, словно рыцарь, вручающий шпагу поверженного врага. Ирэн посмотрела на лопату и вернула её обратно Шапочкину.
А поставьте теперь, Ромуальд, её на место. У вашей лопаты больно черенок слабоват, прогнусавила она, повергая всех окружающих в приступ дурного смеха.
Да, Ромуальд, черенок у тебя реально слабоват, надо подкачать, поддержал шутку Алик Макаров.
Все захихикали ещё больше. Шапочкин слегка улыбнулся, а затем засмеялся вместе со всеми. А что ещё оставалось делать? Ужасно, ужасно не хотелось терять ореол утреннего весельчака и балагура. Но ореол медленно испарялся, оставляя над головой Ромуальда лишь облако серой земляной пыли.
После окончания работы Шапочкин первым спустился с горы. Он выгрузил из тачки лопаты и кирку, быстро отряхнул одежду, вымыл руки и, совершенно опущенный и молчаливый, направился к себе, в конец палаточного лагеря.
Ромуальд неспешно заполз в палатку и увидел там не только кузнечика в банке, но и «пятиглазую» Ксению в его спальном мешке. Только сейчас он сообразил, что её не досчитались на раскопе. Глаза Ксении были закрыты, на лице не видно очков, обветренные губы покрыты каким-то масленым блеском. В первую секунду Ромуальд чуть было не выронил сердце из груди, но вовремя подхватил его ловкими юношескими руками и вкрутил на место.
«Зачем она лежит в моём мешке? Неужели согревает? А?! Так, это что, новый сигнал? Возможно, возможно. Но не нужно спешить, надо всё хорошенько взвесить. Спокойно, спокойно. Всё, забыли обо всём лишнем. Эмоции вон! Значит, всё-таки Ксюха. Неужели она будет моей первой? Конечно, это не Жанна и даже не Ирэн Но ладно, ладно, соберись. Вроде бы всё чётко».
Ромуальд беззвучно хлопнул в ладоши и продолжил размышления. «Да, это он, он, тот самый долгожданный, заревой Об этом каждый день трепятся пацаны за ужином. У всех, у всех уже это было. Я тоже сделал вид, что и у меня было, а на самом деле у меня только будет. Странно, а чем это пахнет? Чем, чем. Знал бы я, сбегал бы на артезиан, вымылся бы. Так, спокойно, ненужные мысли вон! Где жвачка, вот она, презерватив в кармане. Хватит его дёргать, он всегда на месте. Убери руки, не суетись, держись спокойно и раскованно Ну что, что же меня всё-таки смущает? Может быть, то, что я не совсем разгадал, зачем она так крепко прижала к груди рулон туалетной бумаги? Да, зачем нам рулон?».
У меня диарея, простонала Ксения, открыв возбуждённые глаза. Всю ночь живот ужасно крутило. Ничего, что я полежу в твоём мешке? Мой просто девочки забрали сушиться. Нет, нет, это не то, что ты подумал. Я на него чай пролила. Я и на их мешки тоже чай пролила. Вот, решила в твоём полежать, пока вы на раскопе.
«Не то, что я подумал. А что я подумал? Что я подумал! Знала бы ты, что я сейчас подумал, а ещё лучше, что я подумаю, пронеслось в голове Ромуальда. Диарея, пролитый чай, странный запах, ой-ё! Какой ужас! По-моему, всё говорит о том, что нужно срочно выйти на воздух».
Лежи, расслабляйся, промямлил Шапочкин и, забрав банку с кузнечиком, вылез из палатки.
Точечными выстрелами пальнули в висок Ромуальда жалящие мысли. «Опять удар ниже пояса. Опять эта ехидная улыбка судьбы. Что ж за день-то такой! Так и до моральной травмы недолго. Причём до морально-половой». В полном отчаянии Шапочкин открыл стеклянную банку и выпустил на волю ошалевшего от счастья кузнечика.
За обедом Нестор Куроедов объявил, что десять человек должны поехать в «Золотое» и продолжить раскоп кургана, законсервированного ещё два года назад. «Старики» сразу же обрадовались, понимая, что этот курган стоит рядом с морем. Им вспомнилось, как было весело копать там в первый год, особенно без серьёзного присмотра со стороны начальника.
Мы, мы, мы! хором закричали они.
Половина «стариков» должна остаться здесь, тут тоже нужны опытные копатели, заключил Куроедов.
Ромуальду в принципе было безразлично, оставаться здесь или ехать на курган. Он вообще в этот момент ничего не хотел, в нём что-то сломалось и перегорело, и сейчас маленькие угольки, дотлевая, дымились внутри него, выпуская изо рта Шапочкина тёплую струю безымянного пара. А может быть, это просто дымила каша в его миске. В любом случае ему было всё равно.
И мы тоже хотим на курган, звонко заявили девочки из Балашихи. Это же на море? Мы хотим на море.
Куроедов осмотрел всех пристальным взглядом. Затем выбрал пять человек из Балашихи трёх девчонок и двух парней, определил, кто поедет из «стариков», и на секунду задумался.
Ромуальд, ты чего такой кислый? С группой на курган поедешь? зевнул он, дожёвывая остаток каши.
Шапочкин был настолько занят своим внутренним п`аром, что только сейчас услышал, что кто-то едет на курган и, похоже, его тоже определяют в эту экспедицию. Мелкая дрожь надежды пробежала по его почти уснувшему телу и ударила в мозг. «Только кто, кто же едет? Она? Она остаётся или нет? Что отвечать? Ну почему же я не услышал, кого он назначил?». Пауза затянулась, нужно было что-то говорить.
Да, поеду, проронил Ромуальд, пытаясь, словно на рулетке, поставить последнюю фишку на красное и чёрное одновременно.
«Старики» и пионеры из Балашихи залезли в «крокодила», бросив туда рюкзаки и палатки. Оставшиеся парни помогли им загрузить внутрь лопаты и тачки. Ромуальд тоже залез и сел с краю, ближе к выходу, помогая передавать лопаты. Он до сих пор точно не понимал, кто же едет в «Золотое». «Это что, все? Неужели ни одной девчонки? подумал он. Да, на десять дней с одними мужиками, а там уже и домой. Всё, всё, похоже, это полный аут». Неожиданно ему на ноги приземлился розовый рюкзак. «Розовый? Кто из пацанов взял розовый?».
Эй, помоги залезть, галантный кавалер, улыбнулась Жанна, протягивая к Шапочкину гибкие и уже хорошо загорелые руки.
Сердце Ромуальда как будто бы взорвалось огненным светом. Салютные залпы, петарды, шутихи закружились, завертелись, заискрились в его груди разноцветными огоньками.
Ну, так ты дашь мне руку? продолжала искриться Жанна.
Шапочкин вышел из оцепенения, подал Жанне руку и втянул девушку в грузовик.
Спасибо, кавалер, засмеялась она и уселась на туристический коврик в центре машины.
И мне руку подай, вякнула долговязая Ирэн.
С трудом Шапочкин втащил и её.
И мне помоги, пожалуйста, раздался ещё один голос, принадлежащий Нателле Шульц.
Ромуальд стал помогать и в этот раз, но почувствовал, что его упругие сухожилые руки того и гляди вырвутся из несильно натренированных плеч. Нателла упёрлась ногами в колесо, попыталась подпрыгнуть, чтобы забраться в кузов. Но вместо этого с воплем упала на землю, утянув за собой хрупкое тело археолога Шапочкина. Разумеется, раздался дружный смех как из машины, так и с улицы. Шульц лежала спиной на земле, а на ней, как жокей на кобыле, упершись руками и коленями в траву, сидел Ромуальд.
Через пару минут несколько парней дружно обхватили Нателлу с тыльной стороны и запихали обратно в грузовик. Девушка смеялась и явно была довольна этим крепким мужским прикосновениями и нажимам, особенно в самую чувствительную часть её тела.
Через час приехали в Золотую бухту. Так именовалась небольшая деревня на берегу Азовского моря, поэтому саму бухту тоже называли Золотой. Там и разбили палаточный лагерь.