Ты говоришь, как вождь, шаман изучающее, как-то по-новому, посмотрел на меня, с такими словами должен прийти Ваг. Но пришёл ты
Ваг могучий вождь. И сильный охотник. Но сейчас нужна не сила. Сейчас нужен ум. Твой ум, Гукур. Ты шаман. Придумай, как спасти род.
Я знаю, что нужно делать, мрачно ответил шаман, Я жду знак.
Какой знак?
От предков. Будет знак, чтоб исполнить их обычай. Тогда род сможет выжить
И сколько ещё ждать? невесело усмехнулся я, пока умирать не начнём?
Да, кивнул Гукур и прикрыл глаза.
Поняв, что разговор окончен, я поднялся на ноги и вышел из его каморки.
Ответ шамана был странным. Не зная, как его понимать, я задумался. Заодно немного перевёл дух, унял головокружение и тряску в ногах. Постоял, набираясь сил, и медленно побрёл обратно к своему лежаку.
Ушёл я, однако, недалеко. Из-за одного из больших валунов, во множестве валявшихся у нас в пещере, вышагнул Ваг, обеими руками крепко прижимавший к своей груди какой-то свёрток, что-то, завёрнутое в мохнатую козлиную шкуру. Мельком, на ходу, взглянув на меня, он, не останавливаясь, поднырнул под висящие шкуры и скрылся в закутке шамана.
Заинтересованный его странным поведением, я подобрался как можно ближе и прислушался.
Говорили они негромко, но, всё же, достаточно для того, чтобы я смог расслышать каждое слово.
Смотри, Гукур, услышал я голос вождя, первый знак
Кто? голос шамана глух и надломан.
Шуа, девочка из семьи Старого Охотника. Вторую весну не дождалась Только что, от голода
Наступило молчание.
Будем ждать второй знак, шаман говорит тяжело, угрюмо, её закопай в снег. Дольше сохранится. Она будет нам нужна
Сколько ждать, Гукур? вождь говорит с нажимом, ему тоже тяжело сознавать, что род стоит на краю гибели, ещё немного, и никто из охотников не сможет поднять копьё
Предки дадут знак. Жди, в голосе шамана звучат настойчивость и терпение.
Шкура откидывается в сторону.
Ваг, не взглянув на меня, проходит мимо. К груди всё так же прижат свёрток.
Теперь я знаю, что в нём. Вернее кто. Девочка, полутора лет от роду. Умершая от истощения.
Значит, это и есть знак? Какой же тогда второй? И что будет потом, когда шаман получит все необходимые ему знаки? Как он собирается спасать род от гибели?
В тягостных раздумьях я добрёл до своего лежака и, отогнув шкуры, забрался под них, в сладостное, обволакивающее тепло, исходившее от тела моей матери. Не открывая глаз, мать положила на меня свою тёплую руку. И постепенно дрёма, оцепеняющая мысли, овладела мной.
Спал ли я, или просто дремал как долго, сказать не могу. Но проснулся я от неясного шума.
Один из двух охотников, согласно неизменному обычаю лежавший у выхода из пещеры, вдруг откинул укрывавшую его шкуру и вскочил на ноги.
Ваг! громко крикнул он, Ваг, сюда!
И нескольких мгновений не прошло, как вблизи охотника оказался наш вождь.
Слушай! охотник вскинул руку по направлению к выходу.
Они оба замерли. Второй охотник, приподнявшись на локте, повернул своё лицо туда же, казалось, весь обратившись в слух.
Я тоже высунул голову из-под шкуры и прислушался.
Вроде бы ничего особенного. Вьюга на дворе. Ветер свищет, воет
Хотя нет! Это не ветер воет. Это больше похоже на на вой на вой волков! Точно! Волки вышли на охоту!
Только что нам-то до их охоты?
Однако Ваг понимающе переглянулся с охотниками, кивнул им и торопливо направился вглубь пещеры. Судя по общему направлению, спешил он опять к шаману.
«Может, это и есть второй знак? подумал я, Но что он означает?»
В неведении я оставался недолго. И пяти минут не прошло, как под сводами пещеры раздался гулкий, хоть и несколько ослабевший от голода голос вождя.
Вставайте все! Поднимайтесь! Все к огню рода!
Целую охапку дров Ваг бросил на огонь. Минуту спустя пламя весело заплясало по сухим жердинам, принесённым ему в жертву.
Огонь не успел ещё толком разгореться, когда весь род собрался вокруг костра.
Здесь были все. Даже двое наших покалеченных охотников, уже не ходивших, но ещё продолжавших жить. Их принесли на руках и положили так, чтобы они могли всё видеть и слышать.
Ни шуметь, ни даже разговаривать сил уже ни у кого не было. Потому поднявшийся было гул, вызванный перемещением людей с места на место, быстро угас.
В круг, к огню, вышел шаман. Постоял, помолчал, как бы ожидая, пока все начнут слушать его, и тихо заговорил:
Тяжёлую зиму переживает наш род. Я не помню такой Снега выпало так много, что олени не могут добыть себе еду. Олени, лошади, козы, даже кабаны ушли. Охотники возвращаются без добычи. Уже несколько дней ветер не даёт выйти из пещеры. Сбивает с ног и засыпает глаза снегом Род голодает
Люди, слушая шамана, согласно кивали головами, переглядывались и молчали.
Мы не ели уже несколько дней. Люди ослабели Сегодня мы получили от предков первый знак Гукур взглянул на вождя, Ваг, принеси
Тот поднялся и ушёл к выходу из пещеры. Когда он проходил мимо, родичи коротко вскидывали на него глаза, и тут же отводили в сторону. Напряжение натянутым нервом звенело в тишине пещеры.
Гукур вернулся обратно, неся в руках залепленный снегом свёрток. Кроме него и шамана, наверное, только я ещё знал, КТО лежит в нём.
И всё же, глядя на лица окружающих, я отчётливо видел: хотя они и не знают, КТО ИМЕННО завёрнут в шкуру, но они точно знают, ЧТО это за свёрток
Подойдя к шаману, вождь положил свёрток у его ног и опять уселся среди родичей.
Гукур опустился на колени, со скрипом развернул задубевшую на морозе шкуру и вынул из её распахнутой полости мёртвую девочку. Подняв её перед собой обеими руками, он показал скрюченное мёртвое тело всем нам.
Вот! Смотрите! Это Шуа. Из семьи Старого Охотника. Она умерла сегодня утром, потому что мы не смогли её накормить. Кто будет лежать здесь завтра? Мы не знаем Предки велят нам исполнить свой закон. Род должен жить! И Шуа первый знак предков!
Был ли второй, Гукур? спросила «мать рода», прервав затянувшееся молчание.
Она сидела напротив шамана, продолжавшего держать на вытянутых руках мёртвую девочку. Лишь пламя костра разделяло их. Вокруг «матери рода» сидели несколько женщин старшего возраста.
Пусть скажет вождь, отозвался Гукур, наклонился и положил тело Шуа на складки начавшей оттаивать шкуры.
Ваг поднялся со своего места. Взглянул на Ану.
Мы слышали звук волчьей охоты. Уллы голодны и ищут добычу.
Нашим охотникам следует выйти из пещеры и опередить волков, сухо произнесла «мать рода».
Ветер продолжает нести снег над землёй, покачал головой вождь, И пока ещё он не стал слабее Где искать зверя, не знает никто Мы все голодны и потеряли прежнюю силу. Если охотники уйдут и не смогут вернуться, род никогда не получит еду. И тогда умрут все остальные.
Вы хотите малую жертву? глухим голосом спросила Ана.
Закон предков говорит нам об этом, жёстко ответил шаман, И предки дали нам знаки!
Кого? усталым голосом спросила женщина и медленным взглядом обвела весь род.
Будем решать отозвался вождь. И тоже оглянулся вокруг.
Детей, молодых охотников и молодых женщин отведи в сторону, обратился шаман к «матери рода», они надежда рода. Они будут расти
После непродолжительной процедуры отбора вся указанная категория родичей была отведена к одной из стен пещеры.
Шаман повернулся к вождю:
Выбери самых сильных и опытных охотников, и отведи их туда же.
Ваг, стоя перед поднявшимися перед ним с пола мужчинами, молчал. Тягостно выбирать того, кому ты точно подаришь сейчас жизнь. И оставить на месте другого, подвергая его опасности лишиться этой самой жизни
Наконец, видимо, определившись с выбором, вождь медленно поднял руку, указывая на одного из охотников
И в этот момент яркий сноп искр взлетел над костром, выбитый из пляшущего пламени.
Шаман резко развернулся, выглядывая того, кто посмел швырнуть камень в священный огонь, долгие годы не затухавший в пещере.
И увидел руку, поднявшую второй камень.
Положи, глухо произнёс Гукур и подошёл к лежащему на земле мужчине с покалеченными ногами.
Тот откинул камень и кистью руки поманил шамана.
Гукур встал рядом с ним на колени и наклонил своё ухо к самым его губам.
Калека, лёжа на спине, что-то тихо зашептал. Шаман, слушая его, чуть покачивал головой в знак согласия. Но вот, закончив шептать, калека устало прикрыл глаза.
Лежавший рядом с ним другой мужчина, тоже покалеченный на одной из охот, чуть коснулся ноги шамана, привлекая его внимание. А когда Гукур перевёл на него взгляд, мужчина показал рукой на своего соседа, потом на себя и утвердительно качнул головой. Кивнув в ответ, шаман поднялся на ноги.
Повернувшись к нам всем корпусом, Гукур громко сказал:
Малая жертва выбрана! Два охотника хотят в последний раз оказать помощь роду. Вождь! Пусть твои охотники приготовят всё, что нужно для исполнения закона. «Мать рода» пусть женщины принесут оленьи шкуры, две каждому. И уложат их на шкуры.
Кругом тут же закипела работа. Нас детей и подростков, оттеснили в сторону.
Смотрите и запоминайте, не преминул озадачить нас Старый Охотник, никто не знает, когда этот закон понадобится. Вы должны знать его и помнить всегда.
Мы и смотрели
Взрослые мужчины принесли ещё дров и сложили их неподалёку от костра. Приготовили по два копья с наполовину сломанными древками. Рядом положили все инструменты, необходимые для разделки туши.
Шаман принёс сушёные пучки каких-то трав и аккуратно раскладывал их возле себя в определённом, ведомом только ему порядке. Здесь же положил и один из черепов пещерного медведя, виденный мной в его каморке.
Между тем женщины, руководимые Аной, сняли с «жертвенных добровольцев» те остатки шкур, что всё ещё прикрывали их тела. Обильно обтерев обоих мужчин принесённым снаружи снегом, женщины насухо вытерли их кусками шерсти, надранной из медвежьих шкур. Использованную шерсть положили возле костра. Получилось, вроде как омовение тел совершили. «Омытые» таким образом тела были переложены на уже подготовленные оленьи шкуры, расстеленные у костра.
На протяжении всех этих действий оба мужчины лежали спокойно, закрыв глаза и, казалось, спали. И лишь когда их переложили на шкуры и суета, вызванная подготовкой к ритуалу, улеглась, они с натугой подняли веки.
Медленно, замирая глазами на несколько секунд, переводили они свои взгляды с одного родича на другого. Будто запоминая наши лица, наши фигуры, наши глаза, они прощались с каждым из нас.
Они ничего не говорили, не делали ни одного движения, только смотрели. И мы, взглянув им в глаза, опускали головы, прощаясь с ними и благодаря их за жертвенность
Пройдя глазами по кругу, оба калеки перевели свои взгляды на шамана. Гукур долго глядел им в глаза. Потом глубоко вздохнул и качнул головой.
Ваг, произнёс он, начинай
И вождь заговорил, глухим речитативом рассказывая о каждом из двух охотников, лежащих сейчас перед нами и готовящихся уходить в поля предков.
Вождь говорил о том, как смелы, сильны, хитры и удачливы были оба охотника. Как много добычи приносили они своему роду.
Сколькими женщинами, зачавшими от них, овладели.
И о том, как бесстрашны они были во время своей последней охоты, когда более сильный зверь покалечил их. И ещё говорил вождь о великом бесстрашии охотников, вызвавшихся стать малой жертвой, повинуясь закону предков. И что для всего рода великая честь принять от них эту жертву. На пользу пойдёт она и живущим ныне, и тем, что родятся после.
Закончив свою не то песню, не то речь, Ваг встал на колени рядом с отпеваемыми заживо охотниками, обнял голову каждого из них и прижал к своей груди. После чего поднялся на ноги и отошёл в сторону.
И тут запел-заговорил шаман. Опять же на незнакомом языке. Сидя по-восточному и постукивая двумя выбеленными временем костями по медвежьему черепу, шаман что-то навывал на одной ноте, не открывая глаз и покачиваясь из стороны в сторону.
Продолжалось это, по моим прикидкам, минут десять. Как вдруг, прекратив наигрывать на черепе, шаман вскочил на ноги и открыл глаза. Продолжая подвывать и постукивать костями, уже одну об другую, Гукур закружился вокруг костра в некоем подобии танца.
Танец был достаточно примитивен, но чем-то всё же завораживал, притягивал к себе внимание зрителей и заставлял забыть обо всём, что происходит вокруг.
Шаман то кружился на месте, то прогибался назад, то склонялся к самой земле. Переступая, перескакивая с ноги на ногу, он задавал некий, в целом плавный, но порой с рваными обрубками, ритм.
В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что вижу я сейчас не целый танец, а лишь его части, обрывки, сохранившиеся с давних времён и донесённые нами по памяти поколениями шаманов. Наблюдая за Гукуром, я старался запомнить всё, что он делает. Каждое движение, каждый поворот, каждый жест. Неизвестно, будет ли у меня ещё одна возможность увидеть этот танец
Между тем шаман, не останавливая танца, время от времени подхватывал пучки трав, разложенные на земле. Некоторые из них он бросал в огонь, а некоторыми, растерев их перед тем ладонями, посыпал тела приносимых в жертву мужчин. В огонь полетели и пучки шерсти, использованные женщинами для обтирания.
От трав и шерсти, сгоравших в огне, по пещере пополз дурманящий голову дым. Голова начала кружиться, а настроение подниматься Сородичи начали прихлопывать в ладоши и подвывать в такт шаману. Впрочем, картинка знакомая, я это уже видел не один раз
Пока я вёл свои наблюдения, Гукур оказался лицом к лицу с вождём, быстро наклонился к самому его уху и что-то коротко шепнул. Вождь, в свою очередь, кивнул нескольким мужчинам, стоявшим поблизости, и подбородком указал на ожидающих своей участи калек.
Мужчины взяли в круг лежащих сородичей, встав рядом с ними на колени. Крепко сжав в руках заготовленные заранее обломки копий, подняли их над своими головами.
Жертвы лежали с закрытыми глазами и не могли ничего этого видеть. Но наверняка всё слышали и улавливали чувствами и мыслями. Я заметил, как напряглись их лица, хотя ничто более в положении их тел не изменилось.
Речитатив шамана достиг своей максимально низкой точки. Казалось, голос его раздаётся откуда-то из глубокого подземелья, рыча и прокатываясь волнами над нами. Но вдруг тон его резко изменился, отчаянно взвившись ввысь кличем пернатого стервятника, бросающегося на добычу.
И тут же копья, поднятые над головами охотников, изо всех сил вонзились в тела тех, кто добровольно приносил себя в жертву роду.
Пробивая покрытую густым жёстким волосом кожу, стремительно раздвигая в стороны затрещавшие рёбра, заострённые куски кремня пробили лёгкие и сердца выгнувшихся навстречу им тел. С губ приносимых в жертву мужчин сорвался короткий вскрик, переходящий в хрип умирающего.
Вождь, упав на колени между двумя убиваемыми, острым каменным резцом поочерёдно вспорол им животы, поочерёдно просунул свою руку сначала одному, потом другому и так же поочерёдно, вырвал у них ещё живые, конвульсивно сжимающиеся сердца.
Гукур замер на месте, оборвав свой речитатив на полуфразе.
Поднявшись с колен, вождь подошёл к шаману и протянул ему окровавленные руки, держа на раскрытых ладонях по сердцу.
Тела только что убитых охотников ещё сотрясали мелкие конвульсии, но оба они уже были мертвы
Не двигаясь, шаман осмотрел их сердца и повернулся к нам. Весь род, замерев в самых разнообразных позах, смотрел на двух своих вожаков. «Мать рода» поднялась со своего места, напряжённо ожидая, что скажет шаман. Не была ли жертва напрасной!?