Она словно оправдывалась.
И пальцами разбирала косу.
Её я встретила в лесу мы людей не слишком любим, уж извините. Вас много. А нас с каждым годом все меньше становится. Да и память память у тех, кто с младенчества слышит истории великих войн, крепка.
Вздох.
Но когда я увидела человеческого детеныша, заблудившегося на болоте, я не смогла уйти. Я вывела её к людям. И потом как-то заглянула проверить. Раз. Другой.
Кошкой?
И кошкой в том числе.
Это как
Нет, сказал Лют. Оборотни имеют одно обличье. А дети Леса могут принимать любое. Зверя. птицы
Далеко не все, но те, в чьей крови жива песня праматери Дану. Сейчас нас таких можно сосчитать по пальцам руки но да, мне нравилось быть кошкой.
Она потянулась.
И плавно сменила обличье.
Кошка. Та самая. Крупная, пожалуй. Теперь я понимаю, что таких больших кошек не бывает. Трехцветная. И с разноцветными глазами. Рука сама потянулась потрогать.
Я приглядывала за ней. Смотрела, как она росла она была сиротой, но с даром. И старая ведьма взяла её в ученицы. Девочка старалась. А мне стало интересно. Я была еще так молода, когда родился сын. И не королевское это дело, младенца нянчить. А когда он подрос, то с сыном занимался муж, ибо мужчина научит мальчика мужским делам. Других детей у меня не появилось. Не подумай, что я считала девочку своей дочерью. Отнюдь. Она была человеком, а я из детей Дану. Но я тоже могла её кое-чему научить. Я принесла ей кое-каких трав. Потом показала, как ходить по лесу. Она была умной, и догадалась, кто я.
Это ведь не о моей маме речь?
Нет, конечно. Скорее уж о той, кому принадлежал тот дом.
Барвиниха?
Зато понятно, как она сумела договариваться с этими лесными людьми.
Мы стали разговаривать. Она приносила мне книги. У нас были свои. Да и не только. В моем доме неплохая библиотека, но больше классика а она приносила разные. По анатомии. Фармацевтике. И еще журналы, где писали
Чего только в журналах не пишут. Я кивала.
Наверное, нас можно было назвать подругами. Она приходила даже тогда, когда люди вновь изменились. Люди часто меняются. Но это не так и важно. Нам казалось. Она жаловалась на жреца, что тот сделался нетерпим и гневлив, что смущает он прочих речами. Я слушала и тоже жаловалась. На сына, который также сделался нетерпим и гневлив без меры
Две женщины, пусть одна и королевского рода. А разговоры до боли обыкновенные.
Что слушать не желает моих советов хотя, быть может, я чересчур уж настойчиво давала их. Не знаю знаю, что мне нравились эти наши разговоры. И чай из большого серебряного сосуда. Самовара, она повторила это слово медленно. И варенье. Я приносила наши сладости. И мы вместе разбирали травы. А еще я смотрела, как она старится, и понимала, что людям отмерян куда меньший срок. Я даже почти решилась привести её сюда, но опасалась, что сын разгневается. А потом произошло то, что произошло.
Вздох.
И мне заранее неудобно, что я вижу тень этой слабости.
Когда-то мой сын выбрал себе деву не из числа знатных или сильных, нет, он пошел против слова моего и слова мужа, предпочтя услышать голос сердца, но не разума. Но выбор его, как ни странно, был удачен. Дева дома его подобна ивовой лозе, что склоняется пред ветром, чтобы распрямиться, когда ветер этот стихнет. И плющу, обвивающему нерушимые скалы, укрывающему их от холода и снега. И спустя годы глаза его горят, когда он смотрит на нее о том знали все. Да и сам он не раз и не два говорил о любви. И внук мой, для которого слово отца было истиной, решил, что поступит также.
Вот только выбрал он женщину из рода людей? это Лют сказал почти шепотом.
Именно, Мёдб вытащила из волос бледный цветок. Люди всегда его влекли. А может дело не в них, но в том, что разум ищет познания. А что познавать в доме, где изучен каждый угол? Он и повадился ходить за мной. Я сперва и сама не замечала, потом-то только просила не показываться в истинном обличье. Он стал соколом.
Финист, чтоб его, ясный
И дальше понятно.
Встретил матушку. Проникся хотя вот гляжу на Мёдб, которая в годы свои сохранила красоту, и думаю, что иные-то из племени Дану не хуже. И чем могла привлечь наследного принца простая кто? Селянка? Дочь священника?
В её душе горело пламя, Мёдб глядела на меня снисходительно. Люди разные. Но мы видим не лица, нет. Мы видим то, что тут
Она положила ладонь на грудь.
И порой видим уродливое, порой странное но та дева и вправду была хороша. Она часто заглядывала к моей подруге. Пряталась, как я понимаю. Там-то внук и увидел
А ведь она мне даже не бабушка.
Прабабушка.
Вот же столько родни у меня, оказывается. А радости от обретения семьи не чувствую. Совершенно. Наоборот, бежать от них всех хочется.
Я сперва я не увидела в том дурного. Мне и в голову не могло прийти, что он решиться связать с ней судьбу. Я думала, что это просто игра. Молодость это молодость. Кровь кипит. И кровь взывает к жизни. Я знала, что они соединили тела, но чтобы он повел её к дубу чтобы смешал свою кровь с её кровью и кровь эта оказалась
Проклятой? подсказала я.
А что? Все только о том и твердят.
Именно.
Так что с ней не так-то?! я не выдержала.
Все так, девочка. Только кровь твоей матери несла в себе силу иного бога.
Да, она была дочерью священника
Мёдб фыркнула совершенно по-кошачьи.
У вас много жрецов, но далеко не все они отмечены тем, кому служат, сказала она. Да и твоя мать, она не приносила клятв, не преклоняла голову пред знаком Его, доброю волей принимая служение.
Её крестили.
Над новорожденными произносят много слов, но далеко не все они имеют силу, особенно, когда дитя вырастает и выходит из-под власти родичей. Это сложно. Но поверь, кровь твоей матери она это как в нашей крови течет сок Прадрева. Ты стояла под сенью дуба, что несет в себе память об этом Прадереве. И наша кровь тоже. Она дает нам силу. Она делает нас тем, кем мы являемся. Так и в ней было то Мёдб задумалась. Наверное, это похоже на то, что вы называете святостью.
Моя мама святая?
Нет, не то.
Я, кажется, понимаю, что она хочет сказать. Но и у меня нет правильных слов, чтобы описать. Не святость. Скорее сила, которая таится в тиши старых намоленных храмов, в глазах праведниках или невзыскательной скромности вещей, родом оттуда, из прошлого, когда боги были близки людям.
И если так
Нет, совпадение?
Или
Совпадение.
Тот, от кого получила она дар, он даже не враг праматери Дану это как смешать воду и масло? Мёдб до сих пор недоумевала, как подобное случилось.
И это от того, что сила была? уточнил Лютобор.
Была. Но иная. Не та, что у моей подруги. Не та, что у тех дочерей рода человеческого, которые называют себя ведьмами.
У мамы не было дара.
Ни крупицы.
Или
Сила разная, дитя, мягко произнесла Мёдб, и в голосе её прозвучали знакомые мурлычущие ноты. Одна направлена вовне. Она позволяет подчинить травы или вот
Ладонь раскрылась и на нее села бабочка. Обычная березовая пяденица. Но
Тварей больших и малых. Она дает власть.
А та? Которая у мамы?
Свет, Мёдб поднесла бабочку к губам и резко вдохнула. Губы её сомкнулись, а щеки дернулись.
Это было странно.
Свет, горящий в ночи, она улыбнулась, а я сумела не вздрогнуть. Вот чем она была. И пусть свет этот незрим был глазами, но его чуяли и мой внук в том числе. К этому свету стремились, как путники спешат к огню, дабы защитил он их от тех, кто таится во тьме, согрел, сберег.
Но
Если стремились, то почему мама осталась одна? И как
Мёдб поднесла палец к губам.
Не спеши, дитя мой сын, узнав о том, что сотворила кровь от крови его, разгневался. И был его гнев столь силен, что отрек он свое дитя от имени, и отсек ветвь его рода, и велел уходить, не оглядываясь, и не возвращаться.
Странно как.
Мне почему-то другой разговор вспоминается. Люди, нелюди не так уж мы и различны.
Внук мой тоже оказался горд. И сказал, что если так, то не нужны ему ни отец, ни род, ни само священное древо. И ушел, не взяв с собой ничего.
Дети.
Повзрослевшие телом, но не разумом. Или это я такая, слишком вдруг уж взрослая, понимающая, что в мире большом одной любви, чтобы выжить, не хватит?
Они были детьми, повторила Мёдб. Я пыталась сказать это сыну, но, боюсь, сделала лишь хуже. Он обвинил во всем меня. Сказал, что это я в своем неуемном любопытстве открыла мальчику путь к людям. Будто он когда-то был заперт или запрещен.
Это уже прозвучало раздраженно.
И я почти увидела, как нервно дернулся кошачий хвост.
Тогда и я, оскорбившись, ушла, решив, что время и тишина остудят гнев моего сына, а в сердце его проснется любовь. Да и его жена не оставила бы свое дитя без помощи. Но нужно было время.
А времени не было?
Они остались у моей подруги.
Странно, что Мёдб избегает называть имя этой женщины.
Она приняла детей в доме своем. И не потребовала платы. И сказала, что так правильно, а я я тогда не слишком поняла. Я и теперь многого не понимаю в том, что делают люди. Но рада была. Еще она сказала, что мир вовне велик и сложен, и что они не готовы ко встрече с этим миром. Тогда мне показалось, что все если не наладилось, то почти.
На кончики пальцев её опустилась еще одна бабочка, на сей раз огромная, с черно-желтым узором на крыльях. Бабочка шевелила ногами, тонкими усиками и переползала с пальца на палец. Мёдб следила за ней, застыв.
Его убили? нарушила я тишину. Моего отца?
А ведь все равно, кто-то бы да должен был заметить во мне иную кровь.
Да, Мёдб вздрогнула, и бабочка, сорвавшись с пальцев, улетела. Она затрясла крыльями, роняя хлопья чешуек, а потом вовсе сгинула в высоких травах. Это случилось осенью, поздней, вскоре после ночи больших костров
Она прикрыла глаза.
Они жили. Хорошо. Я заглядывала порой. Когда внук уходил он слышал лес. И приносил травы. Моя подруга помогала продавать их. Оказалось, что этого довольно, чтобы жить. Они купили животных. Корову молоко сладкое, разноцветные глаза чуть прищурились. Мне нравилось. Мы подружились с той девочкой. Она угощала меня молоком, и я даже подумывала показаться. Теперь мне кажется, что она знала, кто я какой крови но молчала. Внук мой был упрям. Как и его отец. Он даже свою мать в дом не пустил, что уж обо мне говорить. Но я помогала, как умела. Я запретила крысам и мышам тревожить этот дом. Я отвела пути хорьков и лис, когда они привезли кур. Я даже сумела сделать так, чтобы странные эти птицы не болели.
Наверное, это было много.
Но
И я почуяла, когда свет её души словно бы погас. Тогда и поняла, что случилось-таки невозможное. Масло и кровь смешались.
В одном ребенке?
Во мне?
Я подняла руку. Обыкновенная. Левая, впрочем, тоже. Кожа вон обветрилась и даже жесткая местами. Мелкие царапинки. И ногти пора бы постричь, не говоря уже о маникюре.
Скажу честно, я не думала, что сие возможно.
А о чем думали? О том, что избранница вашего внука состарится, умрет, а он вернется к корням священного древа? раздраженно произнес Лют.
Людям отмерян малый срок, Мёдб нисколько не смутилась. И да, я и сыну так сказала. Зачем убивать первую любовь, если можно просто подождать, когда она умрет сама?
Жутко звучало.
Честно.
И теперь уже я понимала, что все-таки мы разные. Или нет?
Но дитя дитя, в котором соединились несоединимые силы
Получилось на диво обыкновенным.
Даже обидно.
Он тоже понял. И обрадовался, мой мальчик.
А она? Мёдб?
Хотя чего это я. С чего бы ей радоваться, если мое появление однозначно рушило такой замечательный план? Или не рушило? В конце концов, мама действительно умерла бы раньше отца. А я меня можно было бы оставить жить среди людей.
Но свет её становился глуше. День ото дня. Ты забирала его.
Полегче, произнес Лют.
Я не желаю обидеть, тот, чье место в ночи, Мёдб отвернулась. Я лишь говорю, что есть. Две силы сошлись в одном теле. И усмирили друг друга. Свет души её матери погасил кипящую кровь Дану. Но и сам был почти истрачен. Только для них это не имело значения. Глупые счастливые дети
Как его убили? задаю я вопрос, правда, не уверена, что так уж желаю знать ответ.
Глава 7
Вороны рассказали вороны мудрые птицы. Но характер у них скверный. Не хотят служить. Приходится договариваться, обещать но тогда меня нашли вороны. И сказали, что он лежит у старого дуба. Я и сама ощутила, что оборвалась нить, что кто-то ушел. Нас мало. И все мы дети Дану, слышим друг друга и тогда горе мое было велико.
Я представляю.
Или нет, не представляю.
Боюсь даже представить. И не хочу. Потому что потому что плакать здесь не время. Не место.
Но первыми его нашли люди. Они и принесли тело в дом моей подруги. А она позвала того человека, который служит хозяину всех земель людских и носит знак его.
Участкового, надо полагать.
Он сказал, что моего внука застрелили охотники. В лесу здесь много охотников было.
Белые пальцы сжимаются в кулак.
И раскрываются.
В его груди зияли раны. Такие бывают от вашего оружия. Если стрелять в упор
Вы не обращались в начал было Лют.
Но Мёдб взмахнула когтистой рукой, обрывая слова.
Это не вернуло бы нам сына. Заяви мы протест, началось бы дознание. Император вынужден был бы прислать сюда своих людей. Они бы стали задавать вопросы зачем? Мы и так знали, кто это сделал.
В её глазах сгустилась ненависть.
Тот человек, в крови которого горела та же сила, что и у твоей матери. Тот человек, который приходил к дому нашей подруги и проклинал её. И не только её. Тот человек, чья ненависть была сильнее разума. Он как-то сумел дотянуться до моего внука. Я много думала о том. Мой мальчик был силен и ловок. И никто из людей не одолел бы его в равном бою. Нет его позвали. Куда-то зачем-то а он отправился на встречу. Ему пообещали мир? Пожалуй. И прощение. И признание родом его жены. Нам сложно жить одним. Это вы, люди, можете спрятаться от других и не тяготиться одиночеством.
А вполне себе версия.
И вправду.
Если мой дед сыграл кающегося старика он, наверное, был не совсем в своем уме, если решился на подобное. Но он ведь утратил власть. И мечту его разрушили, о поселении староверов, которым бы он мудро управлял. Сперва дочь ускользнула из-под власти, связавшись с тем, кого старик полагал тварями, лишь смерти заслуживавшими. Потом и сын, надежда рода, сбежал.
Жена
Она давно была сломлена и не тяготилась тем. Младший сын? Ему он наверняка тоже не верил. И искал виноватых. А кого винить, если не нелюдь?
Вот и
Придумал, что хочет помириться с дочкой. Позвал на разговор, а там
Вы ведь сильнее человека. И быстрее, Лют не спрашивал, утверждал. И Мёдб согласилась:
Верно. А потому это был подлый удар. Он использовал нечто нечто такое, что досталось ему в наследство вместе с силой. Нечто, вобравшее в себя его ярость. Нечто, что принадлежало вашему, человеческому Богу. И потому было опасно для моего мальчика.
Мы с Лютобором переглянулись.
Ответ?
Или новый вопрос. Надо надо обдумать будет. Потом. Позже.
А когда тот упал, сраженный, его и застрелили.
Мёдб провела пальцами по лицу.
Я забрала его тело. И унесла к корням Священного древа, там ему место. Я позволила этой девочке идти рядом, ибо её печаль была подобна свету умирающей звезды. И никто-то, даже мой сын, не посмел сказать, что не имеет она права ступить под сень дуба. Она подарила свои слезы. И ушла бы следом, как велит обычай, но
Ей не позволили.
К счастью.
Наверное.
Мысли путаные. Бестолковые мысли.
Она носила дитя, сказала Мёдб. А потому мой сын велел ей возвращаться. Она же не посмела ослушаться, хотя после все же ослушалась, приходила к Священному древу.
Как?
Вот и сын, когда узнал, был удивлен, ведь тропа откроется не каждому. А раз так, то не в его власти и праве запрещать. Она и тебя приносила. Не помнишь?
Нет, отвечаю честно. И хмурюсь, но и вправду не помню, хотя такое забыть бы сложно.
Вы мстили? Люта интересовало совсем другое.