Вавилонская башня - Байетт Антония 16 стр.


Ох уж эти раздутые груди Ткнешь такую пальцем заскрипит и прыгнет на тебя, как воздушный шарик.

Фредерика запирает чемоданчик и ставит на место.

Письмо Уилки она обнаруживает в кармане своего халата.

Может, конечно, не она туда положила. Что-то такого не помнит.

Фредерика вместе с Оливией, Розалиндой, Пиппи и Лео отправляются в «лендровере» в Спессендборо. Она говорит, что хочет просто развеяться отчасти это так, безвылазно киснуть в Брэн-Хаусе невыносимо,  но есть и другая причина: она собирается поговорить с кем-нибудь по телефону без свидетелей. С кем именно, она еще не решила мысль, что придется-таки обратиться за помощью к рассудительному Уилки, почти удручает. Спессендборо городок ярмарочный. Один его конец застроен помещениями для скота с неопрятными выгульными площадками из бетона. Другой конец выглядит симпатично, там есть гостиница под названием «Красный дракон», вдоль широкой главной улицы тянутся старинные лавки хлебная, мясная, кондитерская, галантерейная с витринами из толстого волнистого стекла и лавки посовременнее, где торгуют товарами постаромоднее: глиняной посудой работы местных кустарей, вареньем и консервами домашнего приготовления, в витрине аптеки выставлены цветные бутылочки. В переулках стоят краснокирпичные дома георгианской архитектуры, а дальше приземистые домики в окружении садов, усаженных цветами: надраенные дверные молотки, в окнах чистенькие кружевные занавески. В городе имеются два кафе: «Самопрялка» и «Медный чайник», внутри множество темных стульев на длинных точеных ножках с ситцевыми подушками, расшитыми узорами в якобианском вкусе, шаткие столики, круглые и овальные. Риверы почему-то ходят только в «Самопрялку», в «Медный чайник» никогда. Там они пьют чай с булочками, малиновым вареньем и корнуоллскими топлеными сливками. Чайник накрывается вязаным сборчатым чехлом с шерстяным бантиком на макушке. Дождавшись, когда Пиппи берется за чайник, Фредерика объявляет, что на минуту отлучится: забыла что-то в аптеке. За аптекой телефонная будка, из «Самопрялки» ее не видно.

Мелочи у нее с собой много. Она заходит в будку и раскладывает монеты на обложке потрепанного и рваного телефонного справочника. В будке пахнет как обычно: неистребимый запах табака, душок мочи, запах камня и бакелита, пыльная затхлость. Фредерика сжимает трубку, звонит оператору и, в последний момент приняв решение, называет номер Алана Мелвилла. Издалека доносится недовольное мычание коровы. Фредерика ждет, тишину в трубке нарушает то треск, то гул, то жужжание, и наконец голос с шотландским акцентом произносит:

 Алло. Алло.

 Алан?

 Да. Я вас слушаю.

 Алан, это я, Фредерика.

 Фредерика?  Голос звучит радостно.  Что скажешь, пропащая душа? Как жизнь? Ты где? По делу звонишь?

Он всегда, даже в минуты близости, держался располагающе вежливо и отстраненно.

 Нет. То есть да. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Я так обрадовалась твоему письму. Мне кажется, ты от меня теперь далеко-далеко во всем, не только географически. Как же приятно услышать твой голос нет, правда Черт, деньги кончаются. Не вешай трубку Вот, теперь все в порядке. Я бросила шиллинг, надолго хватит.

 Давай я тебе перезвоню. Ты откуда звонишь-то?

 Из Спессендборо. Нет, поговорим так. У меня куча мелочи. Я звоню из автомата, потому что звоню, потому что из автомата, пожалуй, могу говорить свободнее.

 Фредерика, голос у тебя грустный. Какие-нибудь неприятности?

 Нет. Не совсем. Одиноко мне, вот и все.

В стекло стучат. Это Лео, белый носик прижался к стеклу на уровне коленей Фредерики. Она озирается. На нее с разных сторон смотрят Оливия, Розалинда, Пиппи Маммотт. Лица у них сердитые, но, поймав на себе взгляд Фредерики, они улыбаются и одобрительно машут.

 Все, Алан, мне пора.

 Но, радость моя, ты ведь ничего не рассказала, даже не начала

 Мне пора. Тут стоят возле будки.

 Ну пусть подождут немного.

 Не могу я говорить, когда они смотрят. Пора мне. Передавай всем привет. Скажи, что их письма были были

 Фредерика, можно я тебе позвоню?

 Нет. Да. Не знаю. Я еще раз попробую

 Что-то, Фредерика, у тебя неладно.

 Мне пора. Пора

 Фредерика

 До свидания. Передавай привет Тони и остальным. До свидания

Им незачем делать ей замечания, незачем спрашивать, кому она звонила, незачем уличать: вы сказали, что идете в аптеку, а мы вас нашли в телефонной будке,  им все и так совершенно ясно.

 Простите, я заставила вас ждать,  говорит Фредерика.

В ответ:

 Ничего-ничего, мы только что подошли.

Все втискиваются в «лендровер», Фредерика сидит между Пиппи и Оливией, Лео на коленях у Пиппи. Так только кажется, будто я взаперти, твердит себе Фредерика. Могу взять и уйти, хоть завтра, да, могу. Стоит мне сказать: «Я ухожу», эти трое только обрадуются, вот так.

 А чай у тебя остыл,  рассказывает Лео.  Мы всё думали, куда ты девалась.

Он цепляется за ее руку. Стиснутая плотными крупами Пиппи и Оливии, Фредерика не может пошевелиться.


Лео прямо влюбился в сказку про Томми Брока и мистера Тода[45]. Фредерика пробует читать ему другие книги «Паровозик Томас»[46], прочие истории про хоббитов,  но он каждый вечер хочет слушать только эту довольно циничную сказку. Большие куски оттуда он цитирует на память, особенно смакует развязку, когда лис думает, что убил барсука.

 «Похороню этого мерзкого типа в яме, которую он вырыл. Постираю свое постельное белье и высушу его на солнце,  сказал мистер Тод.  Помою скатерть и разложу ее на солнце для отбеливания. И одеяло нужно повесить на ветру, и кровать должна быть полностью продезинфицирована, проветрена и нагрета бутылками с горячей водой. Возьму жидкое мыло, копру, всякие моющие средства, соду и жесткие щетки, персидский порошок и карболку, чтобы уничтожить запах. Нужно все обеззаразить. Может быть, придется жечь серу»[47].

 Мама, а сера это что? А персидский порошок?

 Сера она желтая и плохо пахнет,  отвечает Фредерика, подхватившая стиль Беатрикс Поттер.  Из нее делают спички и ракеты для фейерверков, а пахнет она как тухлое яйцо ну, это ты, пожалуй, не поймешь, яйца сегодня, похоже, не тухнут. Гадкий такой запах.

 Томми Брок, наверно, очень гадко пах,  замечает Лео,  раз от его запаха нужно тухлые яйца нюхать. А чем он пах, как ты думаешь?

 Как пахнут ноги, если их месяцами не мыть,  отвечает Фредерика.  Но этот запах ты, наверно, тоже не знаешь.

 Я один раз нюхал рубашку мистера Уигга, когда он работал в саду. Папа говорит, от мистера Уигга такая вонь. Мама, Томми Брок пах, как мистер Уигг?

 Гораздо хуже. И никогда не говори о людях, что от них вонь, это нехорошее слово, они могут обидеться.

 А мне нравится. «Вонь». Похоже на «конь». Конь вонь Это, наверно, про Угольковы какашки.

 Хватит про вонь. Слушай дальше.

 Ты еще не сказала, что такое персидский порошок.

 Не сказала? Просто я сама не знаю. Я ведь тебе вчера говорила, помнишь?

 Могла бы и посмотреть.

 Могла. Но откуда мне было знать, что ты захочешь слушать про Томми Брока и мистера Тода четвертый раз подряд?

 Могла бы и знать. Они мне нравятся, Томми Брок и мистер Тод. И завтра про них почитай. Мне нравится, когда они друг другу делают всякие ужасности. Они ужасные люди и делают ужасные вещи, и все так ужасно, а маленькие кролики все-таки спасаются. Только напугались немножко, кролики. Мама их встревожилась, насторожила уши Как это уши настораживают?

 У тебя не получится, ты же не кролик. Примерно так.

Она запускает обе руки в свои рыжие волосы, вытягивает две прядки и шевелит ими. Лео пронзительно хохочет: слушая сказку, он перевозбудился.

 Давай дальше! Ну, давай! «Мистер Тод открыл дверь»  подсказывает он.

 «Томми Брок сидел за кухонным столом мистера Тода, наливал чай из заварного чайника мистера Тода в чашку мистера Тода, он был абсолютно сухим и улыбался. Он швырнул эту чашку в мистера Тода и ошпарил его».

Лео, повизгивая и задыхаясь от смеха, катается по подушкам, лицо его лоснится от пота. Фредерика гладит его по голове и прижимает его лицо к своей груди. Он вцепляется ей в волосы и, сотрясаясь от хохота, дрыгает ногами.


Проходит неделя или чуть больше. Однажды, когда все они Оливия, Розалинда, Пиппи Маммотт, Фредерика и Лео сидят за чаем, возле дома раздается хруст гравия под колесами машины.

 Элис, наверно,  говорит Розалинда.

Пиппи Маммотт с набитым ртом она ест фруктовый пирог возражает:

 Это машина не Элис, это «лендровер».

 Не наш,  уточняет Олив.  Наш немного тарахтит.

 Что-то не узнаю,  говорит Розалинда.

Пиппи подходит к окну.

 Трое мужчин,  сообщает она.  Незнакомые. Вылезают из машины. Идут к двери.

 Консерваторы приехали агитировать?  спрашивает Олив.

Пиппи идет открывать. Слышен рокот мужских голосов, разобрать можно только последнее слово: «Фредерика». Фредерика встает и сама направляется к двери. У двери она видит Пиппи Маммотт, а перед порогом, где им не место, где они словно бы не существуют, стоят Тони, и Алан, и Хью Роуз. Возле дома блестит полировкой новенький «лендровер».

 Добрый день, миссис Маммотт,  здоровается Хью.  Мы проезжали мимо

 И решили навестить старую приятельницу, Фредерику,  подхватывает Тони.

Алан добавляет:

 Я надеюсь, мы никому не помешали, а, Фредерика?

Фредерика боится расплакаться. Она сбегает по ступенькам и обвивает рукам шею Алана. Он обнимает ее. Обнимает ее и Тони. Хью Роуз целует в щеку. Пиппи Маммотт стоит в дверях и созерцает это беспорядочное обнимание.

 Чаю хотите?  спрашивает Фредерика со смехом, в котором звучат истерические нотки.  Заходите, выпьем чая.

 Мы так и надеялись, что ты пригласишь,  говорит Тони, надвигаясь на Пиппи Маммотт.  Спасибо за теплый прием,  добавляет он, хотя во взгляде Пиппи теплоты не наблюдается.  После долгой езды чай как раз то, что надо, правда, Алан? Правда, Хью?

Бойкая компания вваливается в дом, друзья с любопытством озираются, обступают Оливию и Розалинду, пожимают им руки.

 Я смотрю, вы дорогу не забыли,  обращается Олив к Хью Роузу.

 Это было нетрудно. Проезжали мимо, дай, думаем, повидаемся с Фредерикой. Если повезет.

 Чай остыл,  замечает Пиппи Маммотт.  Пойду заварю свежий.

Она увозит сервировочный столик. Фредерика знакомит гостей и хозяев: Тони, Алан, Хью, Розалинда, Оливия, Лео.

Все рассаживаются и пристально друг друга разглядывают. Алан отпускает пару похвал архитектуре Брэн-Хауса, Розалинда и Оливия растерянно, кратко отвечают.

 Ну а ты, Фредерика, что поделываешь?  спрашивает Тони.  Чем, радость моя, занимаешься? Расскажи, как живешь.

 У меня есть Лео  начинает Фредерика и осекается.  Лучше вы расскажите обо всех наших, чем сами занимаетесь.

 У всех предвыборная лихорадка,  говорит Тони.

 Я читаю лекции в галерее Тейт,  рассказывает Алан,  о Тёрнере. Неожиданно увлекся Тёрнером. Никогда романтизмом не интересовался, а теперь вдруг увлекся.

 А я пристроил свое стихотворение о гранате вот что посылал в «Нью стейтсмен»,  говорит Хью.  Я уже много стихов написал, почти на целую книгу. Хотел назвать ее «Колокольцы и гранаты», но название уже занято[48]. А про колокольцы у меня там есть. Я, конечно, не с «Колоколами Любека» состязаюсь, у меня скорее перепевы «Мэри Все Наоборот»[49].

 «Колокольцы, да ракушки»,  вспоминает Лео.

 Вот-вот.  Хью поворачивается к Лео.  Сад, а в нем разные блестящие штучки.

 «На нем орехи медные и груши золотые»[50],  цитирует Лео.

 Да он у тебя поэт, Фредерика.

 Просто ему нравятся слова,  отвечает Фредерика.

 Странно, если бы было иначе,  замечает Тони, поглядывая на сумрачных тетушек на диване; те отмалчиваются.

Возвращается Пиппи Маммотт с сервировочным столиком и свежезаваренным чаем. Тони съедает три куска фруктового пирога, Алан сэндвич с огурцом и паштетом из сардин.

 А Уилки?  спрашивает Фредерика.  С Уилки, наверно, встречаетесь?

 Он с головой ушел в свою телеигру. Подготовил пробный выпуск, говорит, обхохочешься: литературные светочи и театральные дамочки смачно попадают пальцем в небо, Одена принимают за Байрона, Диккенса за Оскара Уайльда, Шекспира за Сесила Форестера[51]. Он просил, чтобы мы и тебя уговорили: все играют, даже Александр, приходи.

 Ты их разделаешь под орех,  обещает Алан.

 Кому интересно меня видеть?

 Придешь все станет интересно. С тобой всегда так.

Хозяйки раздают чашки с чаем, гости отвечают мимолетными улыбками. Все трое говорят наперебой, разговор получается приятный и занятный, с уважением к непосвященным: того, что понятно только своим, почти не касаются, но привычные Фредерике мысли и темы, близкая ей болтовня и пересуды это ей как живительная влага, без них она увядала. Она вступает в разговор. Рассказывает Хью, чем ей понравилось его стихотворение. Рассуждает про Персефону, сидящую во мраке перед разрезанным гранатом, про гневно взмывающую в эфир иссохшую Деметру. По-приятельски перебрасываются цитатами.

 «Перебирая вяло розовыми пальцами»,  вдруг выпаливает Лео.

 А я и не знал, что мама тебе это читала.

 Это не мама,  говорит Лео.  Это папа.

Сумрачные женщины на диване сводят губы в ниточку и переглядываются.

Фредерика тянется к Лео. Хью, занятый только своими стихами, ничего не замечает.

 Папе понравилось?  спрашивает он.

 Вроде нет,  отвечает Лео.

 Он стихи не  начинает Фредерика.

 Ему нравятся хоббиты. А мне эти стихи понравились,  великодушно сообщает Лео.

 Вот бы погулять по вашему лесу, а, Фредерика?  предлагает Алан.  Можно? Можно мы там пройдемся? Я родом с угрюмого севера, эти места не знаю. Здесь красиво.

Фредерика встает.

 Пойдем погуляем,  соглашается она.  Да-да, здорово, именно то, что мне нужно. Пойдем проветримся.

Алан обращается к Оливии и Розалинде:

 Не составите компанию?

 Мы, пожалуй  начинает Розалинда.

 Нет, спасибо,  отвечает Оливия.

 Нет, спасибо,  вторит Розалинда.

В первый раз на ее памяти у них возникло разногласие, мысленно отмечает Фредерика, но тут же решает, что, наверно, преувеличила: просто она снова стала самой собой, она снова счастлива и наблюдательна до неосторожности.

 Мы ненадолго.  Фредерика идет в прихожую и берет куртку.  Надеюсь, не очень надолго. И потом, тут ничего особенного.

 Я с вами!  объявляет Лео.  Подождите меня.

 Не стоит, детка,  спохватывается Пиппи Маммотт.  К ужину опоздаешь. Будут греночки с сыром, твои любимые, и пирог с патокой, ты его тоже любишь.

 Я тоже пальто надену.  Лео идет к двери.

 Маме не хочется,  уговаривает Пиппи Маммотт.  Мама хочет побыть с друзьями, они давно не виделись. А мы посидим дома, подождем их, поиграем в «Счастливые семьи»[52] тебе же нравится.

 Нет, маме хочется.  Лео останавливается и чуть не плачет, но чувствуется, что его не свернуть: внук Билла Поттера, сын Найджела Ривера, застывшая у камина фигурка.  Ей не хочется быть с ними без меня, не хочется!

Фредерика стоит и смотрит на сына. Молчит, но смотрит прямо в глаза. Вместо нее за дело берется Тони Уотсон:

 А пальто-то где?

Алан присоединяется.

 Мы за ним будем очень-очень хорошо присматривать,  обещает он Пиппи.  Приведем домой до ужина еще куча времени останется.

Фредерика подает Лео пальто, он порывисто сует руки в рукава. Они проходят через сад, идут лугами. Лео сперва снует между Хью и Аланом, потом усаживается на крепкие плечи Тони и, вцепившись в его курчавую шевелюру, указывает на разные разности, тонущие в густеющих сумерках: ворона, барьер для скачек с препятствиями, корыто для водопоя, ворота, к которым прибиты тушки сорок и горностаев.

В присутствии Лео Фредерику о ее жизни не расспрашивают. Алану приходит в голову: Лео хоть и маленький, но не увязался ли он за ними, имея намерение, пусть и неосознанное, помешать Фредерике рассказывать о себе? Едва разговор прерывается задумчивой паузой, малыш тут же бросается пронзительно тараторить, стараясь для форса говорить умное. Это он на всякий случай, думает Алан, на всякий случай Трое друзей стараются примениться к обстоятельствам. Верные друзья приехали помочь чем только могут. В лесу совсем стемнело, брезжат лишь дымчатые остатки закатного света.

Назад Дальше