Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Чубарьян Александр Оганович 14 стр.


В 1980-е начале 1990-х годов факультет славянских исследований в Париже I возглавил Френсис Конт, известный французский славист, автор книги «Славяне», вызвавший много критических отзывов во Франции.

Мы были хорошо знакомы, во время моего пребывания в Париже Конт часто приглашал меня домой или в ресторан (неизменно на Елисейских Полях).

Он очень увлекался изучением русского фольклора, особенно в Вологодской области, куда наведывался почти каждый год.

Говоря обо всех этих людях (по преимуществу о французских русистах), следует отметить, что во Франции при этом было и есть немало русофобов (можно назвать, например, известного историка Безансона, который активно влиял на создание во французских средствах массовой информации негативных представлений о России). Но не историки с такими настроениями в те годы определяли позиции ведуших французских университетов и научных организаций в их отношениях с советскими учеными.

Опыт 19501980-х годов ясно показывает, что во Франции в те непростые годы холодной войны сформировалась группа историков, которые активно и плодотворно сотрудничали с научными организациями и учеными нашей страны; именно эти историки влияли на представления французской научной и политической элиты, преподавателей вузов и школ об истории России.

Но, к сожалению, сейчас эти люди уже сошли со сцены, и после них интерес к российским исследованиям во Франции заметно снизился. В наше время складывается новое поколение ученых. Их наиболее яркие представители это профессор Мари Пьер Рей (профессор Сорбонны и Тулузы) с ее прекрасной книгой-биографией Александра I; Доминик Лихтенан из университета Париж I, опубликовавшая книги о русской императрице Елизавете Петровне и Петре I. Прошедшие в недавние годы большие конференции (и в России, и во Франции) о русско-французских культурных и научных связях в XVIIIXIX веках показали, во-первых, что во Франции научные интересы русистов (особенно молодых) явно концентрируются вокруг русской истории периода XVIIIXIX веков; и, во-вторых, что начался процесс формирования новой группы исследователей по проблемам российской истории и культуры, которые активно работают в российских архивах. Как это не звучит парадоксально, но они своей деятельностью стимулируют российских ученых к тому, чтобы заниматься историей связей между Россией и Францией.

Картина моих впечатлений и размышлений о французской историографии была бы явно неполной, если бы я не упомянул еще одно имя. Это Сергей Сергеевич Пален. Он владеет крупным издательством «Сирт», находящимся в Швейцарии и во Франции; у него прекрасная квартира в Париже и дом в Лозанне. В последние годы он активно сотрудничает с крупным российским бизнесом.

Я познакомился с Сергеем Сергеевичем в Москве случайно. Он потомок российской аристократии и, в частности, графа Палена, участвовавшего в заговоре против Павла I. Сергей Сергеевич родственник Элен Каррер дАнкосс. Он всю жизнь симпатизирует России и стремится объединить представителей русской эмиграции во Франции. Я был несколько раз в его квартире в Париже, где он собирал большую группу русских эмигрантов.

С.С. Пален выпустил в своем издательстве мою книгу «Россия и европейская идея». В его лице мы имеем в Европе надежного и постоянного друга России. Кстати, его дочь вышла замуж в России и жила некоторое время (до развода) на Алтае (в поисках экзотики и спокойной жизни, как она говорит, в отдалении от больших городов).

Элен Каррер дАнкосс и Французская Академия

Особое место в системе французских научных учреждений принадлежит Французской Академии. В сущности, этих Академий во Франции всего четыре: собственно Академия (в которой состоят 40 «бессмертных академиков»), Академия естественных наук, Академия изящных наук и словесности, Академия политических наук. Все они входят в Институт Франции.

Судьба свела меня с непременным (постоянным) секретарем Академии, выдающимся историком Франции мадам Каррер дАнкосс.

Сначала я познакомился не с ней, а с ее трудами, вернее, с нашумевшей книгой «Расколотая империя» (Lempire éclaté), изданной в 1978 году. Фактически эту книгу у нас тогда почти никто не читал, но в СССР сразу же по официальной команде развернулась кампания против нее. Автора назвали фальсификатором и обвинили во всех грехах.

Конечно, для советской идеологии идея автора о возможном крахе советской империи была абсолютно неприемлема; при этом Каррер дАнкосс считала, что развал империи начнется в Средней Азии под влиянием ислама.

После выхода книги автора сделали, как тогда говорили, невъездной в Советский Союз. А тем временем Каррер дАнкосс, которая в тот период еще не была секретарем академии, работала в Институте политических исследований (Sciences Po), и где под ее руководством готовились молодые специалисты по истории России и Советского Союза.

Элен по своему происхождению наполовину русская, наполовину грузинка. Ее предки по линии матери Натали фон Пелькен связаны с графским родом Орловых и с Паниным и принадлежали к самым элитным и знатным фамилиям России. По линии отца Георгия Зурабишвили ее родственником был губернатор города Поти, т.е. представитель грузинской аристократии.

Тем временем в Москве намечалась крупная международная конференция, на которую организаторы решили пригласить и Э. Каррер дАнкосс. Я работал тогда заместителем председателя Национального Комитета историков СССР и был вовлечен в подготовку конференции. Помню, нам пришлось приложить массу усилий, чтобы добиться разрешения на ее приезд в СССР. Именно тогда я встретил Элен впервые. При первом же знакомстве она производила яркое впечатление: красивая, изящная женщина, прекрасно говорящая по-русски, и в то же время, что было сразу заметно, человек с твердым и решительным характером. С тех пор мы встречались с ней почти каждый год и стали добрыми друзьями.

Франция традиционно считалась близкой к России страной. Во Франции действительно всегда были очень сильны симпатии к России и русским. Но одновременно во Франции так называемая советология и «россика» были сильно политизированы и тенденциозны в описании русской и советской истории.

В этих условиях Каррер дАнкосс и ее школа играли существенную роль в размывании антирусских клише и стереотипов. А вскоре начали выходить в свет многочисленные книги Каррер дАнкосс, посвященные русской истории. Это биографии Екатерины II, Николая II, В.И. Ленина, книги «Несчастная Россия», «Победоносная Россия», «Евразийство», «Императрица и аббат», «Де Голль и Россия» и др.

Фактически став во главе Французской Академии («бессмертных»),  статус непременного секретаря был пожизненным, в то время как президент Института Франции периодически менялся,  Каррер дАнкосс приобрела положение главы одного из самых престижных учреждений во французском научном и даже политическом сообществе, а может, и не только во Франции.

Одна из немногих во Франции Элен удостоилась того, чтобы в России было опубликовано собрание ее сочинений в восьми томах. Она награждена российскими орденами «Дружбы» и «Почета», избрана иностранным членом РАН.

Элен Каррер дАнкосс сразу же приняла новую Россию, у нее были хорошие отношения со всеми тремя президентами страны. Она постоянно стремится устанавливать контакты с новым поколением России: с историками, политологами и другими. Каррер дАнкосс регулярно участвует в ежегодных Валдайских встречах, устраиваемых российским президентом.

Я не припоминаю подобных аналогий в отношении других стран. Честно говоря, людей такого масштаба, с таким отношением к нашей стране в других странах я не встречал раньше и не встречаю по сей день.

При общении с Э. Каррер дАнкосс постоянно чувствуется ее какая-то необъяснимая ностальгия по России. Это ощущается даже в интерьере ее великолепный квартиры, которая находится в собственности Института Франции, в старинном особняке напротив Лувра (на противоположной стороне Сены). В квартире много портретов представителей старой российской аристократии и членов семей русских императоров.

Следует сказать и о том, что далеко не все во Франции, мягко говоря, одобряют действия и позицию Элен Каррер дАнкосс, с ее симпатией к России. Антирусскими настроениями особенно грешат французские средства массовой информации, и их действия вынужденно лимитируют некоторые заявления Э. Каррер дАнкосс.

Но в этих, часто непростых условиях Э. Каррер дАнкосс и в прежние годы, и в период своего членства в Европарламенте, и сейчас на посту непременного секретаря Французской Академии и президента или члена комитетов многих французских общественных организаций,  демонстрирует свое понимание ситуации в России, не скрывая симпатий к традициям российской истории.

В тоже время Элен Каррер дАнкосс патриотка Франции, вся ее жизнь принадлежала и принадлежит этой стране. Помню, как на собрании европейских Академий в Париже Элен выступила с блестящим докладом «Французский язык и величие Франции». Своей жизнью и деятельностью она как бы связывает две культуры и две традиции русскую и французскую, и все это она вписывает в европейский контекст и в общеевропейскую историю.

Общаясь с такими людьми, как Элен Каррер дАнкосс, я получал подтверждения своему убеждению, что Россия с ее великой культурой принадлежит Европе и ее истории.

Дом наук о человеке. Клеменс Эллер и Морис Эмар

Среди французских партнерских организаций в последние годы наиболее интенсивные контакты с российскими учеными в гуманитарных науках поддерживал Дом наук о человеке.

Это действительно уникальное учреждение, созданное выдающимся французским историком и антропологом Фернаном Броделем, автором многочисленных трудов по вопросам методологии и теории истории. С его именем была, в частности, связана концепция «долгого времени» (long duréa) и исследования в области Средневековья.

Бродель мыслил себе Дом наук о человеке как место встреч гуманитариев разных стран, как организацию, содействующую стажировкам молодых ученых (в том числе предоставляя стипендии Дидро) и командировкам ученых во Францию для научной работы, участия в конференциях и встречах в различных научных учреждениях и университетах Франции.

Наибольшая активность Дома наук о человеке пришлась на период 8090-х годов прошлого века. За это время многие десятки российских ученых приезжали во Францию. Особенно плодотворными эти контакты были для молодых ученых Российской Академии наук и высших учебных заведений.

Для меня деятельность Дома наук о человеке в те годы была связана с двумя именами, исполнительными директорами Дома Клеменсом Эллером и Морисом Эмаром.

Я познакомился с Эллером во время своей первой поездки в Париж по линии Дома наук о человеке в 1989 году. Он пригласил нас с женой на обед в ресторан рядом с Домом наук. Сам Дом располагался на бульваре Распай, 54, совсем неподалеку от известной площади Севр-Бабилон. Вблизи был знаменитый в Париже дорогой магазин Le Bon Marché, четырехзвездочная гостиница «Летиция».

Эллер, видимо, любил небольшой ресторанчик в пяти минутах от Дома наук на маленькой уютной улочке. В Москве я много слышал об Эллере и о Доме наук в целом. В Президиуме Академии наук, да и в руководящих инстанциях на Старой площади, отношение к Эллеру и его учреждению было довольно скептическим.

Превалировало мнение, что Дом наук о человеке и его исполнительный директор были связаны с американцами, спонсировались ими и, соответственно, проводили линию США, считавшихся в те годы главным противником Советского Союза.

И в более общем плане очень часто европейские союзники США представлялись лишь американскими клиентами; и к их числу в данном случае причисляли и Дом наук о человеке. Соответственно, и связи с ним, хотя и сохранялись, но не приветствовались в Президиуме АН СССР.

Я только недавно перед своей поездкой в Париж в 1988 году стал директором Института всеобщей истории и рассчитывал лично познакомиться с руководством Дома наук о человеке. Помню, как Клеменс Эллер, высокий, с импозантной внешностью, появился в ресторане и сразу же привлек к себе внимание.

Общаясь с ним в течение нескольких лет, я убедился, что это был человек разносторонних знаний, с государственным умом и характером. Что бы о нем ни говорили, это была крупная личность. К. Эллер сумел так построить Дом наук о человеке, что он постепенно превратился в престижное и крупное научное учреждение европейского масштаба.

Дом наук о человеке занял в европейской структуре место подобно Британской Академии наук или Института Макса Планка в Германии.

Довольно скоро изменилось и отношение Москвы к Дому наук. Это было связано с позицией тогдашнего вице-президент Академии наук П.Н. Федосеева, который оказался лично заинтересован в контактах с этой организацией. Итогом стало подписание формального соглашения между Академией наук и Домом наук о человеке. К. Эллер, к сожалению, не успел приехать в Москву; в начале 1990-х годов он перенес инсульт и был вынужден оставить свой пост.

Он постоянно жил в Лозанне, где обосновался после болезни. В конце 1990-х годов в Швейцарии проходило заседание Международного комитета исторических наук, и в один из дней А. Гейштор (в то время президент МКИНа), француз Ф. Бедарида (генеральный секретарь МКИНа) и я поехали в Лозанну навестить Эллера.

В красивой гостиной в кресле-коляске нас встретил Клеменс. Он с трудом передвигался, но глаза по-прежнему излучали энергию и интерес к жизни. Во время беседы Эллер интересовался состоянием и организацией научных исследований в Европе и в США. А в конце беседы задал мне вопрос, который, видимо, волновал его довольно сильно. Он спросил: «Как там Дом наук с новым директором, не стал ли он хуже?» Я понял, что он беспокоился за свое детище. Я ответил, что, по-моему, Дом наук работает хорошо, продолжая дело, начатое Эллером.

Он с грустью провожал нас, полагая, и не без оснований, что это наша встреча больше не повторится. И действительно, вскоре его не стало.

С новым исполнительным директором Дома наук Морисом Эмаром нас связывают уже многие годы плодотворного сотрудничества и большая личная дружба. Он имеет репутацию видного ученого-историка Средних веков и Нового времени. Особый интерес у него вызывала история Италии.

М. Эмар превратил Дом наук в динамичный и активно действующий институт. Значительно расширилась география приезжающих ученых  помимо Европы и США в Доме наук появилось много представителей из Китая, Индии и стран Латинской Америки.

По-прежнему «русское направление» оставалось одним из ведущих, и мы это почувствовали очень скоро. Только в нашем Институте всеобщей истории через парижский Дом наук о человеке прошли более 30 молодых ученых, как по стипендиям Дидро (предоставляемым, как правило, на год), так и по краткосрочным (12 месяца) стажировкам во Франции. Схожая картина была и в некоторых других академических институтах.

Назад Дальше