Однажды зимой, в одну из таких чёрных пятниц, Геннадий Иванович явился снова пьяный вдрызг. Супруга вспылила. Раздела Геннадия Ивановича до трусов и вытолкнула его на лоджию балкона протрезвиться. Балкон не был застеклён. На улице минус двадцать. С беззвёздного неба, кружась и вальсируя, сыпались крупные пушистые снежинки. Покорный муж Геннадий Иванович, прибитый чувством вины и жалостью к себе, к жене и вообще ко всему живому, даже не стучал в закрытую дверь. Принял экзекуцию смиренно. Как должное. Но прошло пять минут. Геннадий Иванович, мягко выражаясь, продрог, однако не протрезвел. Иначе не объяснишь, каким образом в его затуманенной голове родилась сумасшедшая мысль перелезть на балкон к соседу, у которого Иваныч рассчитывал переждать гнев супруги и согреться.
Естественно, Геннадий Иванович сорвался и полетел вниз. Гораздо стремительней пушистых снежинок. А этаж был восьмой
Звонок в дверь. Надежда Георгиевна жена Геннадия Ивановича удивлённо посмотрела на часы: кто бы это мог быть в такое позднее время. Она отложила вязание в сторону и почапала открывать. А на пороге стоял совершенно мокрый Геннадий Иванович, дрожа, как лист кленовый на ветру.
И Надежда Георгиевна грохнулась в обморок. От счастья, наверное. А Геннадий Иванович целёхонек. На теле ни синячка, ни царапинки. Чудо, да и только.
Будучи убеждённым скептиком, я сомневался в правдивости этой истории, но Надежда Георгиевна полностью подтвердила слова мужа.
Приземлился я весьма удачно. Лишь слегка ногу подвернул. Но ведь это сущие мелочи по сравнению с тем, что вполне мог и шею свернуть. Хорош бы я был. Прихожу в ганделык, прошу сто грамм водяры и бутербродик с ветчиной, а у самого шея свёрнута. А в то, что я даже мёртвым добрался бы до «наливайки» в этом я нисколько не сомневаюсь.
Да-да-да! После падения с трёхэтажной высоты я первым делом похромал за выпивкой.
Нога болела. И я убеждал себя, что мне просто необходимо обезболивающее.
Нужно срочно принять сто грамм, говорил я себе. Первым делом убаюкать боль! Я требую этого как опытный анестезиолог. Хмурая толстая баба с мутным взглядом бесцветных глаз почти пролаяла:
Что вам? Не спим!
Наркомовские, пожалуйста.
Чего-о? протянула она утробно.
Под взглядом этих жутких глаз я начал уменьшаться.
Водочки, сто грамм
Какой?
Я назвал марку. В голосе моём послышались нотки подобострастия. Она ведь здесь была главная. Я боялся, что она может мне отказать. Не налить по какой-то одной ей ведомой причине. Скажет: «Вот такой тебе болт!», ты возопишь: «Но почему?». А она в ответ: «По кочану! Следующий! Что вам? Не спим!»
Но она налила.
Я осмелел и попросил ещё бутерброд с ветчиной.
Скромный такой ужин. Для одинокого хромого путника-гурмана.
За вас, соотечественники!
29
Менты гнались за мной от станции «Золотые ворота» до улицы Артёма. Я бежал, не оглядываясь и не снижая высокого темпа, хотя двадцать лет курения очень скоро дали о себе знать. Прокуренные лёгкие издавали хрипловато-свистящий сип, слегка заглушаемый громким биением сердца.
Подгоняемый страхом, я бежал так быстро, что, наверное, бил все известные мировые рекорды, но у Дома художников меня всё-таки догнали. Вернее сказать, меня догнала пуля, толкнувшая меня в спину и бросившая меня на горячий от солнца асфальт
До боли знакомый кошмар.
Я проснулся, весь мокрый от пота. Было три часа ночи. Следовательно, я поспал не более двух часов.
Я догадывался, мне уже не уснуть.
Первая мысль после пробуждения была привычной: а не сгонять ли в ночной магазинчик купить джин-тоника, поправить здоровье. Но эту мысль я усилием воли похоронил на дне моей грязной души.
Включил свет. На глаза мне попалась записная книжка Танелюка.
Ну что ж, попробуем скоротать время чтением.
Я раскрыл блокнот на середине. Сразу выяснилось, что это скорее дневник
24 июля
Горестный привет из моего детства. Привёл Иванку на тренировку по айкидо. Неподалёку стоит мальчик лет девяти. Костлявенький, ручки тонкие Рядом возвышается холодная сухая мать.
Дима, я прошу тебя, иди на тренировку. Не позорь меня. Будь мужчиной. Что ты как баба? Иди, я тебе говорю! Вырастешь хоть мужиком станешь. А не как твой папашка, царство ему небесное. Не реви, а то сейчас прибью! Иди, я сказала, тряпка!
Мальчик сдаётся, возможно, навсегда. Молодой тренер, легонько подталкивая в спину, ведёт его плачущего сквозь строй чужих глаз.
Скажите, есть ли в жизни позор хуже этого? Обида страшнее этой? Материнская обида
25 июля
В метро старушка оттолкнула беременную девушку, чтобы занять освободившееся место. Села, достала молитвенник, зашамкала одухотворённо
3 августа
Вышгород городок маленький.
Недавно я снялся в рекламе лекарственного препарата «Фестал». Поэтому если слышу окрик «фестал» оборачиваюсь.
В основном кричат малознакомые выпивохи. «Костя, когда автографы будешь раздавать?» Отвечаю фальшиво стыдливо: «Да какие автографы» Пьяницы ржут, а я тупо улыбаюсь. Как хочется сказать: «Да идите вы на х
*
11 августа
Впервые в жизни сделал запись в «Книге жалоб и предложений». Эх, жаль, разволновался. Написал: «Кассир, касса 2. Грубое обращение с покупателями». А надо было так: «Кассирша 2 это ангельское создание с дьявольской душой за глаза назвала меня лошарой лишь за то, что сметана не 2,50, как думал я, а 4,50 и ей пришлось делать возврат суммы. Возможно, я и лошара, но мне видится предвзятое отношение со стороны кассирши 2, поскольку она неприветлива со мной уже не в первый раз. А я мужчина основательный, умный и тоже хочу любви и ласки».
По правде говоря, чувствую себя скверно. Как будто кого-то сдал.
18 августа
Много пил. Уехал в Киев.
Лёня тоже пьет. Под градусом из Лёни прёт высокомерие и плохо скрываемая агрессия.
Когда он трезв любит веселить людей и сам от души веселится. Со всего.
Исключительно с бодуна когда ему плохо он грустит, ему горько, и он жалеет себя и окружающих. Может, он для этого и пьёт. Чтобы потом чувствовать. Как Мармеладов у Достоевского: «Не веселья, а единой скорби ищу Пью, ибо сугубо страдать хочу!»
23 августа
Люди ездят, встречаются. А я сижу в чужой квартире. И не знаю, чем заняться. Секса не хочется. Телевизор смотреть не хочется. Интернета не хочется. Даже читать не хочется.
Пять дней не курю и не бухаю.
У Митьки Тимофеева на почве алкоголизма случился эпилептический припадок.
Страшно. В любой момент жизнь может оборваться.
Вчера в душе занимался онанизмом. Поскользнулся и чуть не убился.
А может, и хорошо бы было. Если б убился. Чтобы закончилась наконец эта не смешная комедия под названием «Жизнь».
25 августа
Лёня допытывался, как я отношусь к его рассказам.
Я ответил, что в них почти никогда нет духа нашего времени.
Он ответил: «Подумаешь, дух нашего времени! Экое чудо! Я, может, дух нашего времени на дух не переношу!»
Он прав. В чём дух нашего времени? Рыночные отношения. Во всём! В культуре, в социуме и даже в бытовом сожительтве Меня это убивает
26 августа
Прочёл сегодня у некоего Хуана Баса: «Пьяница это духовный и физический авантюрист, искатель приключений, человек с эпическим и рефлексирующим взглядом на жизнь, мудро сочетающий гедонизм и стоицизм».
Надо же! Хуан, а всё понимает!
1 сентября
Дети в школу шлёпают
Дети! В школе вас научат не всему! Вас не научат, как относиться к тому, что вы ничто. Каждый из вас будет доказывать, что он нечто стоящее. Кто-то творчеством, кто-то подвигами, кто-то преступлениями Но страна не заметит ни того, ни другого, ни третьего Потому что вы ничто.
3 сентября
Смерти боюсь, а жить не решаюсь.
Никуда не вписываюсь».
Я закрыл блокнот и отбросил его в сторону. Ну как тут не пить? И я поднял со дня души и воскресил мысль о ночном магазинчике и джин-тонике.
А по дороге набрал и отправил Танелюку сообщение: «Забудь о том, что я говорил. Пиши, дружище. Каждый день. Как оно есть».
30
Я не сомневался, что рано или поздно не совладаю с собой и обязательно припрусь к Родинке. До поры до времени мне удавалось противиться душевному порыву прийти к ней, поговорить и выяснить отношения. Что выяснять? Всё понятно и без выяснений. Но стоило мне лишь однажды превысить дневную дозу, после которой разум следовал за эмоциями, да и то не поспевал, как я оказался перед дверью её квартиры. Я удивлённо озирался по сторонам и силился вспомнить, как я здесь очутился.
Вероятно, кнопку звонка я нажал где-то за мгновение до того, как вынырнул из омута забытья.
Дверь открыл жгучий брюнет в спортивном костюме.
Ты что, не понял? сказал он. Иди проспись, братан.
Вот тут бы мне извиниться, развернуться и уйти восвояси. Но вместо этого я стал нарываться.
Твои братаны, сказал я, с трудом ворочая языком, в овраге лошадь доедают.
Последний раз тебя прошу уходи. По-хорошему.
Это ты? Как там тебя? Ворона, да? Позови Родинку.
Он сделал шаг вперёд, аккуратно прикрыв дверь за собой.
Слушай, сказал он миролюбиво, я понимаю, ты сейчас туго соображаешь. Но попробуй меня услышать. Будет лучше, если ты пойдёшь домой.
Будет лучше, если ты пойдёшь на
Договорить я не успел. Резкий удар справа опрокинул меня навзничь.
Словно желая оправдать свой поступок, он тихо проговорил:
Я тебя предупреждал.
Поднявшись на ноги, я сказал:
Жаль, никто не предупредил твою маму, что надо предохраняться.
Да заткнись ты, придурок!
Он размахнулся и врезал мне по зубам, на сей раз врезал «прямым». Я снова «элегантно» опустился на пол. Рот наполнился солёной кровью.
Я сплюнул кровавую густую слизь и поднялся. Открыл было рот, чтобы опять сказать какую-нибудь обидную гадость, но снова был сбит с ног очередным ударом.
Словом, нехитрая такая игра: я встаю, он бьёт я падаю. Каждый вполне добросовестно выполнял свою задачу.
Ворона я не осуждаю. Я вёл себя настолько отвратно, что сейчас одно лишь воспоминание о себе в том состоянии вызывает во мне омерзение.
Итак, я вставал он бил я падал. Не знаю, как долго бы это продолжалось, если б я наконец не потерял сознание.
Помню, перед тем как отключиться, я пьяно прохрипел:
Не запыхался, пидор?
Как он меня не убил за это? Ума не приложу.
31
На следующий день болела голова и ныла челюсть. Под глазом образовался фиолетовый синяк.
Пил я умеренно. С пьянством пора было закругляться. Хорош.
Снижаем скорость.
Хотелось работать. Но, во-первых, я стараюсь не писать, когда пью. Принципиально. А во-вторых, я пробовал в молодости. Бесполезно. Ничего путного из-под пера не выходило. Поэтому с удовольствием повторяю за Грибоедовым:
Были любители совмещать возлияния с литературой. Чарльз Буковски, например. Для работы ему просто необходимы были печатная машинка и бутылка виски. Минимум половина всех его рассказов написана под градусом. И ничего читать можно.
Вот Эрнст Теодор Амадей Гофман юрист по образованию и композитор по зову души обрёл своё истинное призвание писателя и сказочника благодаря пьянству. По вечерам, после работы он шёл кутить в кабак. Ближе к полуночи навеселе приходил домой, к тихой, любящей и верной жене Михалине. Однако выпитое, разгорячив мозг, не давало уснуть, и Гофман усаживался за письменный стол, чтобы скоротать время сочинительством. В состоянии постоянного пьянства и бессонницы воображение Гофмана рисовало ему такие кошмарные истории, что ему самому становилось страшно. В таких случаях он будил жену, и Михалина он ласково называл её Миша садилась с вязанием рядом с ним. (Сейчас мало кого испугаешь его новеллами и сказками, скорее усыпишь, но тогда их жутковатый мистицизм пугал и завораживал.) Наутро, поспав лишь пару часов, он вновь отправлялся на службу в суд. Такой сумасшедший график жизни не смог бы вынести ни один организм. Гофмана разбил паралич. Противясь наползающей смерти, он последние месяцы жизни продолжал усиленно работать и надиктовал три великолепных рассказа. Он умер, когда ему едва исполнилось сорок шесть лет
Вечером я нашёл в себе силы позвонить Лизе справиться о книге.
Лиза, как я того и ожидал, меня огорчила:
С книгой заминка. Но я всё решу.
Что за заминка?
Не волнуйся. Через пару дней книга выйдет.
Значит, всё в порядке?
Ничего не в порядке. Но я держу руку на пульсе.
Так в чём заминка? Конкретно?
Конкретно сказать не могу.
Понятно, солгал я, и мы попрощались.
Эта новость, само собой, не добавила оптимизма в моё настроение.
Потом позвонил Вася Солованов.
Ты куда исчез?
Да так Забился в логово, зализываю раны
Пьёшь, что ли?
Уже нет. Так Слегонца Потихоньку
А что случилось?
Как тебе сказать Сердечные дела дали осложнение на печень. Но уже всё! Финита, бля, комедия.
Я чего звоню, сказал Солованов. Один чел хочет встретиться с тобой. У него есть идея для сценария.
Васенька, у меня два десятка идей для сценария.
А ещё у него шестьсот тысяч лишних денег. Он желает попробовать себя в качестве продюсера.
Мне нравится его идея.
Для сценария? Или о продюсерстве?
Обе.
Супер. Когда ты сможешь с ним встретиться?
Когда угодно. Я свободен, как слово.
Как слово? Какое именно? Потому что очень многие слова ещё под запретом.
Хорошо. Я свободен Я свободен, как слово «бухуласисица».
Бухуласисица?
Да, бухуласисица.
Супер. И что же означает слово «бухуласисица»?
Всё очень просто. Слово «бухуласисица» означает: я самое свободное слово в мире, меня нельзя запретить и нельзя использовать, потому что я дорожу своей свободой и не хочу иметь никакого смысла. Вот что означает «бухуласисица».
Ладно, сказал Вася, давай я назначу встречу на четверг. На вечер четверга.
Где?
Я позвоню тебе в четверг утром. Скоординируемся.
Нет вопросов.
Всё. До созвона!
Давай. Полине привет.
А ночью мне приснился Александр Куприн.
Он восседал за письменным столом. В тюбетейке и в разноцветном азиатском халате. Как на известной фотографии. Сузив и без того узкие калмыцкие глаза, он грозно восклицал:
И я пил, братец мой! Да ещё как пил! На всю Россию мои попойки гремели. Но никто меня не смел упрекнуть. Ибо я написал «Поединок» и «Суламифь».
Меня тронула только «Яма».
Большому сильному таланту можно простить маленькие слабости.
Маленькие слабости? Да ты погубил себя пьянством.
Это издержки профессии. Грузчик может надорваться, сапёр подорваться, лётчик разбиться, ну а писатель спиться.
Чтобы писать бухать не надо.
Позвольте, братец мой, запротестовал Александр Иванович, иногда без этого никак. Когда нервы обнажены
Знаю, знаю! Нервы обнажены, психика ранимая, натура впечатлительная, ля-ля-ля, без рубля, без руля и без тормозов. Я бы тоже прятался за эту ширму, но мне за ней стыдно.
Настоящий писатель, по мнению Ницше, пишет собственной кровью
И расплачивается печенью. Ясно.
Давно умерший классик грустно улыбнулся и бесследно растаял в воздухе. Словно его и не было.
Я проснулся. Выключил уставший телевизор. Сразу стало страшно. Я снова включил телевизор и закрыл глаза.
32
(Ноябрь. Среда. Ресторан «Бульвар»)
Итак, я сидел в дорогом кабаке и уже собирался уходить, как вдруг зазвонил телефон.
Слушаю!
Привет.
Номер высветился незнакомый, а вот голос я сразу узнал.
Неожиданно, буркнул я.
По телефону так легко разыгрывать полное равнодушие, ведь она не могла слышать канонаду моего сердца.
Здравствуй, Ева.
Как твои дела, ёжик?
Я не ёжик. Уже давно не колюсь.
Я тут кое-что случайно о тебе прочла. В интернете.
Интересно.
Почему ты не говорил о том, что ты писатель?
Но ты ведь тоже не всё мне рассказала.
Это разные вещи.
Кто бы спорил.
И сколько книг ты написал?
Меня больше волнует, сколько я не написал.