ID
Виктор Тао
© Виктор Тао, 2024
ISBN 978-5-0062-7501-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ID
HUNTER
звёзды падают и ты одна из них.
полусферы объятий в колыбели вселенной,
ода ночи раздевающая до совершенства: вкатываюсь
на лошадке в детскую вселенной с бриллиантом
в тонкой изумительной оправе: эффектность
вечности и совершенство на краю творения
пульс абсолюта в виниле созвездий, токкате бездны.
достиг сияющих скал одиночества, выронил стрелу
из ладони, настолько забвение иссякло. хрустальные
люстры изломанной нежностью: палата бессмертия
усыпана белыми гильзами упиваюсь эпохой чуть
съехавшей набок, ассамблеей пьянеющих орхидей
кролик загнанный в небесную нору код
включается, создаёт настоящее. писк мобильника
в улье ночи прошил лоботомию в одичалом молчании,
вскрыл череп с мастерством астрального хирурга:
впускаю стихи в Оклахому безумия. секреты
свитков блистающие на грани отчаяния
дальше снимков нирваны мысль не идёт
поэзия обезглавленный дикарь.
взгляд вершина оргазма
охотник за головами
Граффити солнца
Граффити солнца. Свобода. Молнии лоснятся в жаре, сползают как ласки с убитых. Маски подхватываются ветром, пылью их подбирают жители освобожденного города
Позывные возлюбленных растворились в космосе, в пустоте. Измазали стены рекламными откровениями волки растерзаны неоновой волной. Мел Гибсон распятый на баннере проводят кастинг сутенеры, громыхают созвездия над головой как водосточные трубы, как якорные цепи. Одиночество спускается в долины с телевышек попробовать нашу плоть
Хаос дня завораживающий правдоподобием, потолки струятся в рекламной неге: это небо спустилось к нам. Шахидки на трассах безмолвия голосуют ангельскими сердцами: церемония крови забрызгала камни вдохновение балерина смерти так и хочется сказать: «fuck»
Гонцы возвращаются из будущего с искусственными глазами. Дремлет паранойя в шепоте деревьев и вдохновением пахнет полынь: компьютерная память зависла в минуте молчания
to be continued
«Звезда безумия»
Протухшие кошачьи вопли
Протухшие кошачьи вопли
Соседи за стенкой, вежливые как
Апокалипсис. Сегодня был странный день,
пишешь ты мне: в твоем беспокойстве
копошатся блохи лунного света
Парки галлюцинируют свободой,
системами видеонаблюдения за набережными.
Октавы фонтанов в мертвом избыточном блеске.
Скульптуры завораживают синевой у подножий,
бархат крыльев все это не выдерживает времени
Зыбким безмолвием колышется жара
внутри сквера: пантеры скамеек ленивые
и лощеные. Три минуты пожара в наших телах
на перекрестке посланцы бессмертия в распахнутых
улицах и Бог сосущий лапу беззащитен. Спутник
нацелившийся на Землю, на нас следящих
за его отвесным падением все еще без
ума от тебя
алкоголь разбавляет полночную мессу
в неустойчивости танцполов тревога, луч
прожектора перебегающий с плеча на плечо
(ты забыла зажигалку в салоне) эпоха смыслов
в рингтонах мобильников он адресован мне,
приближающийся незнакомец ты похожа
на стрекозу в зеркальце айпода пойманную
вспышкой позднего барокко
Созвездия встали на якорь. Заземлились.
Меланхолия на мотив нездешнего вальса
солнце закатилось на самое дно сумочки. Жара,
скрипучие плетеные стулья ты похожа на
раскаленную дорожку Канн под расстрелом
цифровой саранчи безумной от жажды,
нашей крови на вечерних ступенях
сияющая клоака в ослепительности залива
занимает нас нимбом выплывающим из него
еще намокнут волосы в этой слепоте и чувства
в ломающемся блеске ветвей встречного солнца
«Звезда безумия»
Лето зализывает раны
Лето зализывает раны оставленные волками
Болеро отстукивает мгновения солнце за все в ответе: ее звали Флорида, мою любовь скачивали с торрентов, насиловали на улицах зной обнимал, гас как плазменный демон было легко вдыхать ущербное солнце трущоб подсолнухи сканируют синеву, наши безымянные ночи. «Я не знаю!» молился ангел. Вламывались в крыши созвездия почти их костями выстлана ночь!
города пылают, падая в мягкое время
Свернемся улиткой в этот мир. Украдем одежду у смерти. Хорошие девочки попадают в рай, луна ковыряет в мозгу своей отверткой лижущих со всех сторон псов выносит в раскаленное выебанное безлюдье
зуд мошкары, жара
скользкий лимузин пылает в дельте: танцующее счастье в обнаженных мечтах, шелковый путь грусти полночь помнила обо мне, струилась осторожной болью. мы не умираем
полубоги жаждущие рекламы ..
еще
«Звезда безумия»
Цветок
бельканто созвездий в близнецах
и деве. андроиды не стареют в ветхости
вырождения, не сходят с ума в панелях
солнечной печали цифровой прах
осыпающейся музыки.
галлюцинации в прикидах высокомерия
и угорающее бессмертие на рублёвке. вертолёты
вырвало из меланхолии закружило над памятью.
метёт прах по вселенной, метит псов и овец.
одуревшей симфонией, ошалевшей стаей.
невидимка в зеркале парадокса,
слепой как атомная бомба абсолюта
в надире небесных дорожек скрижали жизней
сшибаются с орбит, выстрелы трещат
лапами елей в потустороннем огне.
только туда и обратно, смерть.
мы из верхнего зноя морских путей.
наши тюльпаны спалили камни. печаль
течёт изумрудно прикалываясь. слабоумные
лики ангелов выдали безлюдью наши
души, только что спасённые: аллергия
на пидоров и сирень
пахнешь золотом как Бог.
смеёшься как весна немного
в голову!
аминь.
ну или как там
Лед таял в стакане
лед таял в стакане до утра
рога быков завязли в колыбельной.
дни и окна. молния оставила шрам на
времени только птиц не было слышно
ручей гас где-то в чаще, в сумерках привел
к дверям (ни одного часового, ни одного живого).
пол был влажным словно после уборки, постель
не примята и ангел тихо поднял голову навстречу
вертолетная лента стелилась по полям,
нагибая цветы. призрачные просьбы, первые
шорохи. что-то турецкое в вымыслах.
флаги, медлящие с ответом. сны.
смерть возвращается (с завязанными
глазами) как проигравшая девочка
город разрушенный молчанием
«Trip»
Ультрафиолет
транс в лишайнике рекламы. расплавлен неоном и синими клочками помады исчерпывающими твои губы. хейтеры в слэме анархии, семплах опустошения
шмотки, мальчики и тачки, рокот спорткаров в неге эскорта санта-мария (звезда голливуда), две блондинки и одни похороны. город залитый нежностью дроны ищут спасение в стильности метафор трахающих последние смыслы. надежды готовые к мягкой посадке, проповеди пахнущие как пиздёж
жир спагетти и пальцы веером, Брахма зависший в матрице: можно закрыть глаза и добавить яркости (если, конечно, хватит возможностей). время самый тесный беспилотник бессмертия. космос обколотый звёздами
созвездие Оникса
падает
Аватары
воздух меланхолии: изящный,
неуловимый. любовь-безрукавка,
не тоньше волоса отражения
с нашими безумными судьбами
разбредёмся по травам, плюхнемся
в волны поджав хвосты солнце вырубает
наготу в скалах новенькая не глядит на
меня, гладит пса и лижет мороженое
гроза разразилась в зданиях веков, в Хайши:
мягкое пламя взорвало лайнер в полете
тень от зонта сползает обнажая плечо,
собака слизывает растаявшие капли
ты город или Вирджиния я ещё не знаю
«Синестезия»
Поток
поток звезд льется сквозь тело.
нейронные сети взламывают пустоту:
последнее причастие перед прозрением
самадхи проводит нас в путь, когда проснутся
чувства вечным томлением разума
по вдохновению.
старый ветер как старый ковбой.
пятно текилы ореолом шельфа: паззлы
рассыпались на позывные дешевых городских
созвездий и гор яснящихся вдалеке.
последний дух вселившийся в волка,
попрошайки отвязные как русские ангелы:
в мегаполисах постигли тайны всеволновой
влюбленности открытые станции и города,
пляжные кафе полные смерти и спама
глобальной памятью метёт по миру
чайная церемония в нирване гениальна
как незавершенный идеал
«Элизиум»
Жёлтые перекрёстки
мир бухой как пятничный бог.
в плазменном блеске сгорают вселенные,
растворяются в голографическом безнебесье:
обрывок фильма снимающего нас божественным
планом души демонов не чувствуют голода.
архангелов истлевших в истоме нирваны.
миражи окисляются над перекрёстками.
такси развозят сумеречных созданий: конец
света высший как математика. безжалостный
как совершенство и лучезарный как люцифер:
изыди, творец! ты ослепляешь мне истину
барыга обколотый откровениями.
проглотивший язык: теперь он не/мой как
первое слово. последний как свет в алхимии
вдохновения, невыносимости поэзии каналы
связи с потусторонним: они не поддаются подсчёту.
любви посмотри как они меня прельщают
двойник в лучезарном нимбе
да пох
Спящая Вселенная
Сеть упала. Рыбы онемели: Творение или жизнь? паблик или рилейшнз?
Оратория взрыва слепая и обнажённая. Закадровый голос обращающий вспять космическую музыку. Солдат распахивающих объятия и лоно земли! Что теряешь возвращая созвездиям имена? Орбиты пустым от одиночества планетам и мечты полузарубленные молчанием.
Трагедия театров военных действий. Триумф катастроф и приговоров невыносимых и мёртвых: меч Её Величества Безразличия. Вдохновение в Её высоком разрешении, безумном по самые губы: ты поэт или право имеешь? Не затягивай с ответом, а то задохнёшься. Не отвечай, а то всё поймёшь.
Цифры смерти вырастающие из времени. Взгляд полуживым кошмаром вечности это был корабль не вернувшийся из будущего. Откосивший от человечности мысль того же диаметра, что и у него: достаточно двух пуль и одного выстрела, чтобы попасть в бессмертие! А жизнь она не от мира сего
Бесподобный. Немедленный и Непостижимый
Вспышка
высоко летящий возглас
включил мозг как генератор света
в волнах лимузина дуновение пронеслось
сквозь мысли закат заливающий блещущим
жиром: хлещет кровосмешением толпа на пляжах
стены домов сливаются сиянием я никогда
не видел этого города так, как сейчас
ослепительный бред автостоянки
солнечная дорожка в масле залива шлепанцы
яхт, полицейских катеров, толпа на набережной
стонет в массаже чувств: мертвецы с розами улыбок
в руках растворяюсь в твоем послании
мистический гений среди орфографии
смерти, в сияющем полумраке
квантовое безмолвие
«Звезда безумия»
Химеры
дайте мне серебро и я соблазню
ваш мир: моё имя Надежда и через меня
всё может быть, может быть
Моё имя Вера выйди из меня,
моё дитя, и я стану тебе Любовью
холодный ангел в покое волн
безграничней любви, совершенней
Творения и бессмертнее одиночества
бабочки летящие в пасть безумия
Космический лес
космический лес
сгорая в магии прицелов
ловим пули кайфом безмолвия.
уснувшие махаоны полны
зеркал, меланхолии
алхимия извёстки парящая
в космосе. огонь улёгся ураганным
тюльпаном, вдохнул меня. Будда
в подвешенной тишине.
я один в своей шкуре
охотник прицеливается:
взорванный взгляд
Поскорее бы галдели соловьи
поскорее бы галдели соловьи,
поскорее унесли бы молитвы мои:
вношу свечу амен, мой волк. От копыт
веет стужей копье пробьет голову мраморную
разлетятся мысли птицами шуршал прибой,
громоздились звери за дверью
бокал вина и тишины
Виолетта сметала мух устало в червонном
покое сумерек. Тишина надрывалась сверчками,
альфа-дождем Три Богородицы мои матери
матери человеков и слёз. Сны деревьев
с той стороны
Шадрин мешал в углу веником, ушел
пошатываясь. Приходили марионетки окутанные
ментолом: встречал по одежке это голуби прокрались
в легкие ворковали любовно. Мешал ногой угли
оставшиеся от звезд волшебных, кровать лета
скрипела под телом. Хоругви кровавые реяли
славою, улыбки оставшиеся от лиц.
Продирался сквозь звезды к терниям,
кончал над бездной
нейро-любовник в скрижалях рассвета
дождинки-слезинки капали не сговариваясь.
Твари в бездну упали было безумно их хоронить!
химией пах пол, отчетливым пейзажем окно
не долетел до тишины немного, остался в зеркале
распадался тревожным ароматом. Души как медные
деньги, скользящие как глаза. Ветер непереносим,
легок: его зовут Неугасим бережёного Бог
бережёт, или
Проявлен в трясине человечества:
Стрелой поразил зенит (обойдемся без жалости)
Во Имя Ада, Рая и третьего лишнего
(тебе выбирать, малыш)
«Звезда безумия»
Растаял ветер
Растаял ветер на морском берегу
растратил себя впустую. Еще ты был далёк
от небесного упоминания. Кроткий
ослик, колючий куст.
(Комната):
сигаретный дым, едва уловимый
ночь ушла, унесла аромат гаснущее обещание
Расскажи, понедельник, невнятные истории
объявлений рассылающих мою жизнь как письма.
Расскажи, понедельник, невнятные истории
объявлений рассыпающих мою плоть
Жадные чайки
Мало масла осталось в рассвете,
трепет ресниц твоих занесло в строки
И истоки гор голубых
«Trip»
Город раздевает нас сиянием
Город раздевает нас сиянием
Купаюсь в тебе, расцветающей невесте,
чуть перегретый закат удивляет дизайнерской
плотью. Травля водостока солнечным сиянием,
белый вывих скамейки впереди только воздух
не стоящий у нас на пути
Расщепленные создания они недостойны
нашей повестки дня! Швейцарского поцелуя.
Набриолиненая жуть на головах. Обилие рекламы,
дурной зеленой жвачки. Включая леопарда
и шевроле. Оргия ощущений на черном
подоконнике. Ночь во всеразмерной неге:
это просто фундаментальная тишь. Поэзия.
В электронном огне разговаривал с ним,
с птицами напоминающими поцелуи. Шаги
укутанные в мох цветения. Ментальный снег
в глазах и на пальцах. В языке соловьи
слились в плещущийся поток света
Рай это чердак, на крыше которого мы лежим
в детстве распятые солнцем, тление жары
под закрытыми веками мне необходимо
общаться с тобой в орфографии улиц
нанизывающих босанову на босу ногу
Талантливый фонтан разбрызгивает свои
крылья. Распахнутые парадные с плотоядными
ступенями сыплющимися под ноги и у каждого
мальчишки есть Черный Матрос в порту.
Не чувствуем воздуха в портале лета
Яркие галлюцинации цветов на клумбах
бороздят сердца нежными волнами
«Звезда безумия»
Сквозняк
сквозняк забрел в раскрытый
дом: волна откатила, оставив следы
аромат поэзии, исчезающий
балетный толчок в сердце и поезд
пошел за окном, серебряно штопая ночь
Гипертония лебедей скользила чисто. Мох
неоново загорался и гас. Лепестки спугнуло
ветром, жасмином облаяв ограду: ящерица
казалась ониксом, чуткостью ручья
дряхлый кустарник считают дорожные
столбики свою безопасность. чья-то голова
влезла в сети, и великодушие гор смотрело
со всех сторон: было Омно!
серебряный зуд в часах: сводили с ума части
света стрелки нити поездов тянулись в долине:
в рассыпанный мак побережья мы оказались
памятью дорог теряющей смысл
чередой бархатных встреч
абракадаброй спиричуэл
теорией вероятности памяти
«Причуды»
Космические элеваторы
Космические элеваторы, поля. Меланхолия
нависшая над сфинксом: гарь волшебно ломила
кости как обереги пояса у террористов нас
хватали охапками как цветы, травили беззвучными
сердцами. Искало счастье, с повязкой на глазах
Маятник качался с Того Света на Этот.
Олигархи кутались в шубы: тяжело под русскими