Перекати-поле
Анна Носкова
© Анна Носкова, 2024
ISBN 978-5-0062-7781-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1
Глава 1
1942 год.
Березовая роща, легкий ветерок шелестел листвой. Дробь дятла разносилась по округе, куковала кукушка. По узенькой тропке шел человек. Он шел медленно, опираясь на самодельный костыль. От боли и усталости он, время от времени, приваливался к березовому стволу, чтобы отдохнуть. По запыленному лицу катились скупые мужские слезы. Он тихонько бормотал себе под нос: «Еще немножко Вот закончится роща, а там мосток через малую речушку А там дом»
Тишина. Он не мог поверить, что нет взрывов, криков, лязга орудий и страшных, мерзких рож немцев. Страх, поселившийся в душе, с гулким стуком сердца все это время жил в нем. Дойти до дома, уткнуться в гриву Белявки. Она поймет, милая, поймет, выслушает и пожалеет. Дойти, главное дойти и вот мосток. Он оперся о хлипкие перила. Вода в речушке была прозрачна, как слеза: камешки на дне, резвится головастик. Еще немного огородом. На грядках что-то зеленело, казалось, что родимую сторону не затронула война пели петухи, брехали собаки. С громких скрипом журавля из колодца кто-то тяну воду. И вот стоит старый абрикос еще с зеленцой, а когда поспеет слаще меда. Мать налущит кураги, высушит косточки, зимой так упоительно стучать молотком и выталкивать сладкую сердцевину камушка.
Он доковылял до низкой скамьи у ствола абрикоса, закрыл глаза, и тихонько засвистел. Сейчас с фырканьем из сарая ему ответит Белявка. Было тихо. Он снова засвистел. Белявка молчала. Он открыл глаза и увидел перед собой в короткой белой рубашонке, облепившей худющее тельце, девку с тоненькими ручками-веточками, с ножками, вьющимися короткими волосами. Девка стояла, чуть приоткрыв рот, из которого виднелись мелкие острые зубы как у щучки. Сунь палец и откусит. На треугольном личике светились огромные черные глаза. Взглянув в них, он как в полынью ухнул. Девка развернулась и пошла во двор, крича:
Тетушка!
Появилась мать, вытирая руки о цветастый фартук. Подлетела, упала на колени, приговаривая:
Васенька, сынок родимый.
Девка стояла у штакетника.
Он гладил мать по голове и говорил:
Ладно, хватит Живой, живой Покалеченный малость, но ничего.
Он не стал говорить, что услышал в госпитале свой приговор «не жилец». Бочину разорвало, и сколько ее ни штопали, толку не было, и над ним смилостивились отпустили домой умирать.
Он мотнул головой в сторону девки:
Это кто?
Жиличка. Как город бомбить стали, они все побежали по деревням, городские, а эта хворая, тиф подхватила где-то. Наши никто не захотел заразную брать, а я взяла. Они мне целую горсть побрякушек золотых насыпали. Корова сдохла, жрать нечего было зимой, так я на перстенек в соседней деревне две козы выменяла. А эта живучая оказалась, выкарабкалась. Говорит: «Мыться мылом хочу», а где я его возьму, так она: «Я сама сделаю, достань то-то», и мне кусок дала. Представляешь Васенька мыло сама делает, а цацки еще остались, так что деньги есть.
Белявка на выгуле? спросил Вася.
Белявку забрали в шахту, кобыла хилая, сдохла.
Белявка сдохла? прошипел Вася. Мать ты же обещала сберечь ее!
Васенька, тут бы самому сберечься, не говоря о какой-то кобыле.
Ты же обещала!
Васенька, ну пришли и забрали. Что я могла? Кормить не чем.
Василий взялся за голову.
Ты обещала и Белявку сберечь, и что меня Бог сбережет. Сберег меня Бог? кричал Вася. Подыхать домой пришел, слышишь, подыхать. А там на войне, где твой Бог?
Ты что мелешь, окаянный?
Да ты знаешь, как там? Месиво кровавое, жуть. Куда смотрит твой Бог?
Он рванул, как мог в избу, сорвал со стены иконы. Мать бежала следом и кричала:
Ты что делаешь? Опомнись! Побойся Бога!
Бога? Я никого не боюсь, ни черта, ни бога. Нет твоего Бога.
Когда от икон полетели щепки, мать заорала:
Что ты делаешь, ирод! Ты же всю жизнь себе перековеркаешь, всю жизнь будешь перекати-поле.
Жизнь? Какая у меня жизнь? Нет у меня никакой жизни, калекой жить или от пуль подохнуть.
Открылась рана и Василий рухнул в беспамятство. В горячке он прометался неделю. Мать ухаживала, прикладывала травяные примочки, отпаивала отварами. Открыв глаза, Василий увидел неподалеку сидела девка, читала книгу. Первая мысль в голове: ученая, буквы знает.
Девка подняла голову, увидела, что он смотрит на нее, выглянула из дверей и крикнула:
Тетушка!
В комнату зашла мать, приложила ладонь ко лбу:
Отпустила лихоманка. Тетка Марья сказала, что если через семь дней не очухается, тогда все.
Еще через неделю Василий вышел на лавочку к абрикосу. Жиличка вышла с заднего двора, мимо сараев скрылась из вида. Вася все это время провожал ее взглядом. Мать окликнула его:
Ты чего там узрел? Че ты на нее все пялишься? Ни кожи, ни рожи Взяться не за что!
Просто любопытство съело, ответил Вася. Кто такая, где жила, с кем от бомбежки бежала? Да и вообще, сколько лет девке? На тело глянешь ну дите дитем лет 15, а в глазищах вся жизнь.
Мать хлопнула его тряпкой:
Жизнь в глазах Она жизни не знает, и горести жизни не знает! Мне цацок насыпали, а у нее знаешь сколько? Узел целый! Она в следующий раз уйдет, а я возьму чуть-чуть.
Василий вскочил, забыв про боль в боку:
Ты чего сбрендила, старая?
Я не старая, я еще молодая, вытерла фартуком выступившие слезы мать. Ты посчитай, сколько мне лет, в моем возрасте еще детей водят.
Дитя можешь привести, а чужое не тронь, ответил Вася.
Опираясь на костыль, Вася медленно шел по своей широкой длинной улице. Через дом на деревьях висели черные ленты, оповещая, что в доме траур. Дойдя до двора, где жил друг Мишка, поколебавшись, вошел в калитку. Мария, жена его, поженились перед самой войной, в корыте мыла малыша. Обернувшись, увидела Васю:
Живой, а от моего ни весточки.
Завела в избу, поставила картошку, отрезала маленький ломтик хлеба:
Чем богаты, зима лютая была. Денег не видим, пай урезали, все на войну идет. А ты не видел моего, может где встречались?
Вася ответил:
Нет, не видел, да и сам думал, что в сырую землю уйду. А здесь что, немцы не квартировали в поселке?
Квартировали, всю живность, у кого какая была, пожрали. А у матери квартировал кто-нибудь? Мария закрыла рот ладонью.
Ясно, да я не спрашивал у нее были здесь немцы или нет, я по хате понял. Ты меня картошкой угощаешь, а она меня мясом с банки кормила, да в болезни не понял откуда.
Мария тронула его за рукав:
Вася, ты не сердись на нее. Это война, выживал каждый как мог. Анфиса баба видная, да еще молодая, вдовой рано осталась
Василий хмурился:
Так вышла б замуж, я что против? Зачем же к себе немчуру приглашать?
А никто не приглашал, они сами выбирали хату какую хотели. Ничего, Вася, выкарабкаемся, были б живы.
Он устал, бок еще сильно болел, силы возвращались медленно. Сел на поваленное бревно около бабки Фроси. Небо голубело, листва шелестела. Сухонькая, в беленьком платочке, она грелась на солнышке. В траве копошились куры с цыплятами. Вася спросил про жизнь, про здоровье, рассказал о себе и тут жиличка Розка прошла мимо с тремя ребятишками, в руках лоскутное одеяло.
У цаца какая, гордая, нелюдимая, фыркнула бабка Фрося. Ни с кем не здоровается, но добрая пошла детишек буквицам учить, а они ее Розой Леонидовной называют. Сама пигалица, а поглянь цену себе какую имеет. Пришла тут ко мне на днях и говорит, мол, Ефросинья Матвеевна, не дадите вы мне меду и свежих яиц?. Я Ефросинья, да еще и по отчеству, да меня в жизни никто так не называл! А я ей, дескать, что, яишенки захотелось да чайку с медом? А она говорит, нет, яйца в волосы втираю, чтобы после болезни росли, а мед на лицо, чтобы кожа не сохла.
Бабка Фрося захихикала.
Невидаль какая мед на морду класть, а взамен, бабка Фрося повела плечами, шальку придарила.
Василий попрощался, встал и пошел по дороге, куда удалилась жиличка. На полянке под деревьями на расстеленном одеяле сидели дети, а девушки с ними не было.
А где ваша училка? спросил Вася, подойдя.
Он увидел, что дети рисуют мелком на дощечках. Самый меньший указал в сторону:
Травки собирает.
Вдалеке, даже не разглядеть, виднелся силуэт.
Ну и как, строгая училка? спросил Вася.
Да, хором ответили дети.
И чему она вас учит?
Буквам, цифрам, где какие звери живут и сказала, что найдет какой-то глобас и покажет место, где люди живут цветом, как ночь.
Вася пошел домой. Мать готовила в летнике обед. Стояла открытая банка с мясом. Вася сказал:
Я есть не буду.
Чего так?
Сказал не буду и все.
А донесли добрые люди, прищурилась она. Ну жил со мной, и что дальше?
С тобой, не у тебя?
Ты там воевал плохо тебе, а я здесь шиковала, да горя не знала ты так думаешь? Если бы не Фридрих, с голоду и холоду подохла. Все колхозу, все на войну, а Фридрих тушенку оставил, сгущенку, дров, перину принес.
Вася махнул рукой, клокотало все внутри. Он спустился к речушке, оперся о перила и смотрел на воду:
Эх, еще не дойти туда, где можно поплавать, понырять. Была бы Белявка сел и она б довезла. Мы бы с ней поплавали.
Так мечталось дойти, уткнутся в гриву и поплакать, рассказать свой страх, свою ненависть выплеснуть. Василий окинул взглядом бережки. Невдалеке росла ива, у которой стояла Розка и резала ветки. Он поднапрягшись, крикнул:
Розка!
Она обернулась и увидела Васю.
Кого стегать собралась? спросил он.
С пучком она быстро добралась до мостка.
Прокипячу, волосы полоскать буду.
А что яиц мало?
Со времени первой встречи Васе показалось, волосы стали длиннее и кудрявее.
Мало.
А зачем ты детишек учишь? Они еще маленькие.
Если в голове есть мозг, учеба ни в каком возрасте в тягость не будет. Вот у этих троих ребят есть способности к учебе.
А как же мозг разглядеть, если он скрыт от людского глаза?
Роза посмотрела на него:
Сколько будет 2+2?
Четыре, неуверенно ответил Вася.
А в какой стороне восток?
Где солнце встает. А ну цыц мне! спохватился парень. Засыпала вопросами! Сама небось еще школу не окончила.
Это меня болезнь так иссушила и война карьеру поломала.
Карьеру. Карьеристка, а что ж ты выздоровела, а к своим не идешь? Наверно, похоронили тебя и забыли.
Четыре глаза метнули молнии:
Мне сказали, если я выздоровею, оставаться здесь, за мной придут.
Отец придет?
Брат.
И она пошагала прочь. Он стоял и размышлял: «Митяю 4 года, сидит, под деревом мелком рисует, а я в 4 года без штанов со свистулькой бегал».
Он вновь посмотрел в воду. У них на селе таких баб сроду не было. Корову подоить, сена накосить, огород вскопать, а чтобы с книжками, да медом морду мазать он такого не знал.
Как только полегчало, Вася первым делом пошел на реку. По утру, по прохладе, роса на траве щекотала пятки. Раздевшись, он бултыхнулся с разгона в воду. Сделав пару заплывов, собрался вылезти, но увидел, что невдалеке в воду входит Розка. Не делая брызг, она легла на воду и, рассекая, поплыла. Василий подплыл незаметно под водой и потянул ее за ногу под воду. Она забарахталась. Они вынырнули вместе, он держал ее за талию. Черные глаза были еще больше от испуга.
Что, напугалась?
Немного придя в себя, она размахнулась и влепила ему пощечину.
Убери от меня руки!
Ой, было б на что класть.
Еще раз дотронешься
И что?
Узнаешь потом, бросила она и поплыла к берегу.
Он вылез из воды, насвистывая, в хорошем настроении шел и думал: «Что я такого сделал? Может, правда мозга не хватает, и я чего-то не понимаю?»
Розка развешивала мокрые вещи.
Розка, ну чего ты обиделась, я ничего дурного не хотел.
Я не кобыла племенная, чтобы меня Розкой звали. Мое имя Роза.
Может тебя еще и по отчеству кликать? усмехнулся Вася.
Розка фыркнула и умчалась во двор.
Вася брился, глядя в зеркало, которое оставил Фридрих. Оно было в форме тюльпана, высотою с полметра. На Васю из зеркала смотрел белобрысый, с голубыми глазами, квадратным подбородком, не мал, не высок, с широкими плечами парень. Вася мысленно разговаривал с собой: «Вроде бы ничего, не кривой, не рябой на рожу. Вот только бочина неудачно зажила. Дырка в боку с ошметками по краям. Жениться что-ли? А то помру, и потомства не оставлю. А на ком женится? Катька подросла, хорошая девка стала, Кирилловна вдовой осталась и ничего, что старше на 7 лет, зато грудастая».
Вытираясь полотенцем, он вышел во двор. Розка сидела и что-то писала на листе бумаги. Он хотел подойти, но его окликнула мать, чтобы натаскал воды и полил кабачки.
Наверное стихи пишет, умная наша, сказал он матери.
Письма пишет каждую неделю, ответила мать. Почтальонку ждет, а ответа нет.
Он подошел к Розке:
Кому ты письма пишешь? Может никого в живых нет, а ты все пишешь и пишешь.
Она подняла на него глаза:
Не лезьте, куда вас не просят.
Живешь в моей хате, имею право знать. Может ты шпионка какая.
Розка вскипела, разорвала листок на мелкие клочки:
Если мешаю, меня в любом доме на постой примут.
Мать подскочила:
Розонька, милая, да не слушай ты его.
Она затянула сына в дом:
Ты что болтаешь? Что ты до нее цепляешься? Уйдет, другим платить будет. Благодаря ее цацкам и живем.
Вася взял ведра и пошел к колодцу. Душа немного оттаяла и хотелось порезвиться, но смеяться и веселиться было не с кем. В каждом доме были свое горе и печаль, одним словом война. На рассвете Вася проснулся в уборную, выйдя на улицу в робких лучах солнца он увидел, как Розка закинула ногу себе на шею, выделывая что-то невероятное, потом встала на пальцы ног, и Васе показалось, что она полетела. Несколько таких кульбитов, и она скрылась за сараем. От увиденного Вася все, что нес в уборную, оставил в штанах. Весь день он крутился вокруг нее и хотел спросить, не акробатка ли Розка?
Улучив момент, подсел к ней под абрикосом, без обиняков спросил:
Ты акробатка?
Нет, я не состоявшаяся балерина, с грустью ответила Роза.
А почему не состоявшаяся?
Она провела ладонью по своей ноге.
Перелом не дает танцевать. Закончила хореографический, набрала класс, а тут война.
Сколько тебе лет?
По Покрову 25 будет.
О Да ты на 2 года старше меня.
Вася плавал и гулял по полям и в роще. День шел за днем. Однажды осенним утром к ним пришел участковый. Рукав его рубашки был заправлен за пояс.
Ну что, Василий, подлечился, окреп, отдохнул?
И протянул ему бумагу, на которой стоял адрес его полка, куда надо было прибыть.
Участковый кивнул на свой пустой рукав:
Я бы с радостью пошел, но таких, как я, там не ждут.
Вася взглянул на число, когда надо быть на месте. Оставалось 2 дня. На следующий день на рассвете он вышел в путь, его провожала мать. Перейдя мосток, он решил напоследок посидеть у реки. В голову закрадывались мысли не идти на эту проклятую войну, страх душил его. От легкого ветерка по воде шла рябь, вставало солнышко над рощей, и от этого благостного состояния не хотелось уходить. Он разделся и нырнул в леденящую воду. Вода была еще не зимней, но уже не летней. Он фыркал и рычал, как вдруг увидел, что недалеко плещется Розка, как в тот раз. Он поднырнул вниз и потянул ее за лодыжку, как тогда. Все это время руки помнили тонкую лодыжку, талию, под пальцами прощупывались позвонки. Розка отбивалась, а ему хотелось сжать ее до хруста. Гибкое тело выскользнуло из его рук. От барахтанья в воде он разгорячился, в несколько гребков догнал. Выволок на берег, рвал и метал мокрую одежду, как мечталось, мотал кудри на кулак.
Потом оделся и ушел, не оглядываясь, на войну.
Глава 2
Пурга мела, вокруг ничего не было видно. Грузовик застрял далеко от деревни. Они решили с попутчиками, что разбредутся кто куда. Вася, проваливаясь в сугробы, добрался до своего двора. Из трубы шел приветливый дымок. Он тихонько открыл дверь и вошел в тепло дома. Снял шинель, валенки, подошел к жарко натопленной печке, подняв глаза, в дверном проеме он увидел серьезное лицо Розки. На руках она держала ребенка, девочку с голубой лентой в косичке. Она склонила голову к ребенку и сказала: