Я киваю. Мне торопиться некуда, Регине Владимировне, кажется, тоже.
Это высокая стройная женщина средних лет, обладающая удивительным бесполым шиком. Лицо с крупными правильными чертами свежее, без косметики, густые волосы с сильной проседью подстрижены так коротко и ровно, что издалека может показаться, будто начальница в стальной каске, сильные, классической лепки руки тщательно ухожены, но ногти без лака. Халат у нее тоже классический профессорский, двубортный, но шитый явно на заказ, и не из ситца, а из какой-то немнущейся импортной ткани. Строгий образ, но мужеподобной ее никак не назовешь. С другой стороны, и мужчина в таком виде не выглядел бы женственным.
Мало что на свете есть такое же бесполезное, как непрошеный совет, улыбается она, но все же позволю себе его дать.
А я с удовольствием приму его от вас.
Помните, Татьяна Ивановна, целительную силу коллектива еще никто не отменял. Даже женского, Регина Владимировна усмехается, вы вообще не ждите горячего сочувствия.
Господь с вами! Я человек сравнительно новый
Не в этом дело. Просто коллегам трудно вас жалеть, у нас половина разведенок, вторая вообще никогда не была замужем, а редкие семейные счастливицы завидуют вашему вдовьему положению, пожалуй, еще больше, чем одинокие. Такова жизнь, уж извините.
На всякий случай растягиваю губы в улыбке, пока до меня доходит горькая правда слов Регины Владимировны. Я и правда была слишком счастлива и почему-то решила, что так должно продолжаться всю мою жизнь, до последнего вздоха. Почему? С какой стати? Ведь по большей части женская доля у нас незавидная. Ты или вообще не находишь мужика, или молодой муж внезапно обнаруживает, что еще не готов к семейной жизни, и бросает тебя с ребенком, а если остается, то это еще не гарантирует тебе счастья. Алкоголизм, увы, неутомимо собирает свою жатву, и когда видишь жен наших пациентов, то так сразу и не скажешь, кто из супругов больше нуждается в медицинской помощи. В общем, для рекламы крепкой советской семьи они вряд ли подойдут.
Я и не жду особого отношения, Регина Владимировна, заверяю я.
Вы ведете себя идеально, ни малейших претензий у меня к вам нет! Просто горе легче проживается среди людей и повседневных забот и хлопот. Я даже думаю, что вам было бы полезно взять какую-нибудь общественную нагрузку.
Политинформацию? кисло уточняю я.
Хотя бы.
Но я путаю Международный олимпийский комитет с Организацией Объединенных Наций, а имя нового президента Америки запоминаю ближе к концу его срока.
Вот заодно и подтянете уровень сознательности, начальница хмурит брови, как будто опечалена моим невежеством всерьез.
Перспектива каждую неделю готовить доклад о текущих событиях, да еще и приходить по средам на полчаса раньше, пугает меня до дрожи, и я снова уверяю начальницу в своей безнадежной аполитичности.
Мне для жизни и работы, Регина Владимировна, вполне достаточно знать, что партия наш рулевой и победа коммунизма неизбежна.
Да?
Да. Зачем еще забивать себе голову всякими нюансами, ведь политические убеждения не влияют на течение заболевания абсолютно никак. Что коммунисты, что монархисты, все болеют одинаково, это я прямо с гарантией могу утверждать.
Регина Владимировна с грустью смотрит на меня.
Да, Татьяна Ивановна, говорит она, как у вас, терапевтов, все просто. У нас, психиатров, прямо скажем, по-другому.
Я пожимаю плечами:
Кто на что учился.
Регина Владимировна выдерживает долгую паузу, во время которой я много о чем успеваю подумать. Например, о том, что не имею права ее осуждать, но говорить это вслух, конечно, неуместно, и я только улыбаюсь.
Что ж, Татьяна Ивановна, хоть рабочее время кончилось, давайте все же на секундочку вернемся к делам нашим скорбным.
Давайте! Работать приятнее, чем вести душеспасительные разговоры.
Начальница передает мне историю болезни, довольно увесистую и уже изрядно потрепанную по углам.
Нужно посмотреть пациента перед ИКТ.
Я киваю.
И я вас попрошу отнестись к нему очень внимательно, Регина Владимировна откашливается, вдруг найдутся серьезные противопоказания?
Конечно, найдутся, беспечно начинаю я, но смотрю на титульный лист, и присказка, что нет людей здоровых, есть недообследованные, застревает у меня в горле.
Какие серьезные заболевания можно найти у генерал-майора ВВС, накануне поступления в психиатрическую больницу выписывавшего в небе мертвые петли? Задачка со звездочкой.
Вот именно, вздыхает Регина Владимировна, но поскольку вы в свое время меня за него просили, то теперь и я вас попрошу.
Кто ищет Я быстро просматриваю приемный статус и перехожу к небрежно подклеенным квиткам анализов. Насколько мне помнится, бедняга в свое время тренировался в отряде космонавтов, и вот уж действительно космическое здоровье. Обычно хоть пара показателей если не выходит из нормы, то находится у нижней или верхней ее границы, а тут везде эталон. Прямо хоть в палату мер и весов отправляй товарища в качестве экспоната.
Буквально не к чему придраться, морщится начальница.
А это обязательно? Инсулин я имею в виду.
Как вам сказать Я пока не назначаю, но сами понимаете, пациент на контроле. Могут спросить, почему не проводим ИКТ, раз нет эффекта от нейролептиков, и на этот случай хотелось бы прикрыться. Ну и вообще, мало ли что со мной может случиться, больной перейдет к другому врачу
Я снова пролистываю историю болезни, теперь уже обращая внимание не на соматический, а на психиатрический статус. Что ж, полет диагностической мысли ясен, раз бедняга, несмотря на все усилия врачей, не признает себя сумасшедшим, значит, заболевание прогрессирует, соответственно, требуется сменить или дополнить схему терапии, и ни одна компетентная комиссия не поймет пассивной позиции лечащего врача, который видел ухудшение, но ничего не предпринимал. А вот если в истории будет запись терапевта, что введение больших доз инсулина опасно для жизни данного больного даже при соблюдении всех необходимых мер предосторожности, то это уже совсем другое дело. Врач добросовестный социалистический труженик старался, искал варианты, но не судьба. Медицинские противопоказания они такие, против них не попрешь.
Ну вот рентгена органов грудной клетки нет, хватаюсь я за соломинку.
На медкомиссии флюорографию делал, года не прошло. Так даже если и сделаем свежий снимок, вряд ли у него там крупозная пневмония.
И полость рта санирована?
Будьте уверены.
Может, хоть онихомикоз? спрашиваю с робкой надеждой. У военных это сплошь и рядом.
Регина Владимировна картинно разводит руками, мол, чего нет, того нет.
Да, это вызов, смеюсь я, но мы не привыкли отступать. Знаете что? Я сейчас напишу, что у него жалобы на сухость во рту, жажду, частое мочеиспускание, клинически заподозрю диабет и назначу контроль сахара, ну а там уж натянем на нарушение толерантности к глюкозе, плюс хронический панкреатит нарисуем. Не первый раз.
Начальница хмурится:
Вот именно, Татьяна Ивановна, не первый. Не боитесь?
Чего? Что я выставляю необоснованные противопоказания? Ну так простите, меня еще в институте учили, что если человек не в гипергликемической коме, то большие дозы инсулина ему вводить противопоказано.
Да, Татьяна Ивановна, не понимаете вы еще специфики нашей работы, тонко улыбается Регина Владимировна.
Но мне уже трудно остановиться:
Пока что я понимаю, что после инсулиновой комы у шизофреника гораздо меньше шансов выздороветь, чем у здорового превратиться в полного идиота.
На Западе уже двадцать лет назад доказали полную клиническую неэффективность ИКТ, а у нас она до сих пор приветствуется, вздыхает Регина Владимировна и вполголоса добавляет: Как любой метод, связанный с унижением и подавлением личности.
На всякий случай делаю вид, что не слышу. Мы обе знаем, что в наше время бессмертные строки «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» имеют не только тот смысл, что вкладывал в них поэт, но и гораздо более приземленный и грубый.
Достаю ручку и быстро накидываю стандартную консультацию. Жалобы, состояние, для уточнения диагноза необходимо
О, вы и биохимию назначили? вздергивает бровь начальница. Что ж, зная возможности нашей лаборатории, предвижу, что это отсрочка еще минимум на неделю.
Неделя ничего не решает.
Иногда нет, а иногда решает абсолютно все. Бывает, час решает.
Или минута, говорю я неожиданно севшим голосом.
О, простите, простите, она встает и мягким движением, в котором я чувствую больше профессионализма, чем мне бы хотелось, берет меня за локоть.
Улыбаюсь, мол, все в порядке. Во-первых, я далеко не в каждом слове вижу намек на безвременную смерть мужа, а во-вторых, и так помню о ней всегда. А сейчас, если честно, я думала о ребятах из организации «Молодая гвардия», которых расстреляли всего за неделю до освобождения Краснодона нашими войсками. Всего неделя, семь дней, которые в обычной суете пролетают так быстро, что и не заметишь, отняли будущее у этих юношей и девушек. Они совершили великий подвиг, но не успели полюбить, родить детей и состариться. С годами я все чаще думаю об этом, юношеское восхищение героизмом сменила старческая скорбь и сожаление, что из-за страшной войны двадцать миллионов человек не узнали простой жизни, которая, может быть, скучна, но ради нее рождается человек.
И если подумать, так ли уж правильно, что люди, лично знающие инопланетян, или те, кто всего лишь позволил себе усомниться в том, что коммунизм идеал и панацея от всех проблем человечества, сидят у нас в закрытом отделении, а те, кто посылает толпы вчерашних детей умирать и убивать друг друга, управляют миром? Нет ли здесь, если подумать, какого-то подвоха?
* * *
Выйдя из метро, Люда сразу увидела щуплую фигурку в джинсах и ковбойке с закатанными рукавами. Стоя возле киоска Союзпечати, Варя ела эскимо, откусывая такими большими кусками, будто это был хлеб. На ногах, как всегда, стоптанные кеды, белые и тонкие, как пух, волосики забраны в небрежный хвост аптечной резинкой. «Росомаха с туристскими наклонностями» так припечатала бабушка, мастерица метких характеристик.
В глаза она, впрочем, называла девушку Варенькой, но это точно было не про нее. Варенька это кружевные зонтики и дачные веранды в прошлом веке, долгие чаепития и блузки с камеями, визитные карточки и дворянская честь, словом, та безвозвратно ушедшая эпоха, дух которой изо всех сил пытается сохранить Людино семейство.
А тут Варя, или, как называет ее Лев, Варища, а чаще просто Дщерь. Люде часто приходилось делать усилие, чтобы не назвать ее так в глаза, так подходило ей это имя с мощным и каким-то даже раскатистым Щ.
Мороженку хочешь? Варя забрала у Люды одну сумку, и прокатились мышцы на тонких, как веточки, руках. Ого!
Ого-то ого, да ничего вкусненького. Апельсины только, но он не любит.
Не любит, вздохнула Варя и быстро зашагала к припаркованной за перекрестком «Победе», но витамины должен получать.
Я еще печенья напекла, сухого, без начинки, вдруг примут в этот раз?
Варя решительно покачала головой:
Нет, не примут. Люда, они ничего домашнего не берут, пора бы уж запомнить.
Ну вдруг Я так старалась
Даже просить не стану, отрезала Варя, усаживаясь на водительское место.
Люда с некоторой неловкостью устроилась на переднем пассажирском.
Варь, ну я еще понимаю котлеты в прошлый раз не взяли
Кстати, спасибо, обалденно вкусные, засмеялась Варя, в последнее время не часто мне выпадает такая оказия поесть домашнего.
Тут бы самое время заметить, что девушка обязана уметь готовить, и привести в пример себя самое, как человека, стряпающего обеды с восьмого класса, но Люда вместо этого только сказала, чтобы Варя забрала себе домой и печенье тоже, раз уж никак не получится пронести его мимо бдительных санитарок.
Ой, спасибо!
Но ты все-таки постарайся уговорить
Нет, Люда, даже пытаться не стану! повторила Варя, с силой поворачивая ключ зажигания. Санэпидрежим надо соблюдать. Они ж там не знают, мало ли как ты это печенье готовила, вдруг у тебя яйца сальмонеллезные, или панариций на пальце, или еще какая антисанитария?
Варя, ты же знаешь, что у меня ничего такого нет. Я очень чистоплотная хозяйка!
Но они-то этого не знают! И вообще, когда работаешь в сумасшедшем доме, лучше перестраховаться, потому что, я тебе скажу, что хуже пятидесяти психов могут быть только пятьдесят психов с поносом. Это реальный армагеддон, апокалипсис сегодня!
Твой папа не псих.
Да, но он там один такой на всю больницу.
Ладно, ничего не поделаешь, вздохнула Люда, вынимая из сумки пакет с печеньем и засовывая его в бардачок, где уже много чего разного было напихано. Когда они ездили со Львом, в ящичке царили чистота и порядок.
Как жаль, что мамы нет рядом! О, она бы заставила санитарочку принять передачу в полном объеме, с печеньем и со всем остальным, объяснила бы, что правила для черни, а благородным людям позволено чуть больше, чем низшему сословию, потому что они сами умеют себя контролировать и понимают, что к чему. И если уж несут домашнее печенье, то будьте уверены, что это идеальное печенье, в котором нет ни единого микроба и токсина, а, наоборот, сплошная польза. Она бы даже, наверное, и свидания добилась, несмотря на то, что по документам Льву никто. Вера тоже умеет поставить людей на место, а Люде этого полезного навыка бог не дал. Она сразу тушуется и отступает при первых признаках опасности, трусиха.
Ты подождешь меня? спросила Варя, выруливая на Невский.
Конечно, как всегда. Позагораю, похожу по парку.
Смотри только не углубляйся, Варя улыбнулась, весна, пора любви, психи на воле и полны сил.
Они же за оградой.
Ну не скажи. Когда хорошо себя ведут, их выпускают погулять. Не все же такие опасные, как папа, Варя засмеялась, однажды я ехала на велике мимо этой дурки, давно еще, до всего этого кошмара, и вдруг из кустов вываливаются два гаврика с таким блеском в глазах, что я сразу поняла впереди ждет изнасилование, в лучшем случае кража велосипеда. Короче, никогда я с такой скоростью не крутила педали, ни до, ни после.
Не догнали?
Слава богу, нет. Но ты имей в виду, поэтому или в машине посиди, или хотя бы гуляй возле проходной, чтобы сразу добежать. Слушай, вот интересно, перебила Варя сама себя, я нисколько не верю во всю эту потустороннюю чушь типа предчувствий и экстрасенсов, и тем более никогда в жизни не думала, что кто-то из нашей семьи окажется дураком, но почему-то всегда мне было тоскливо, когда я проезжала мимо этой больнички. В детстве мы там постоянно на великах гоняли, и всегда мне становилось нехорошо.
Рядом с больницами всегда грустно.
Возле этой не так. Не грустно, тревожно скорее, не знаю, как описать. Именно что предчувствие, в которые я не верю.
Люде вдруг захотелось рассказать про свои предчувствия, но они уже подъезжали к больнице.
Когда Люда собиралась сюда первый раз, воображение рисовало небольшое здание с решетками на окнах, но оказалось, что психиатрический стационар представляет собой целый городок. За высоким забором громоздились высокие здания из серого кирпича, между ними росли пышные кусты, а возле проходной радовала глаз круглая клумба. В садике бродили люди в серых пижамах, и пока Люда безуспешно высматривала среди них Льва, заметила нескольких человек в инвалидных колясках, со странно вывернутыми руками и ногами. Как ей потом объяснила Варя, то были пациенты находящегося тут же психоневрологического интерната, и Люда долго еще находилась во власти странного чувства жалости, сочувствия и еще чего-то темного, то ли презрения, то ли отвращения, словом, такого, что необходимо было с корнем вырвать из души и что никак из нее не вырывалось. Потом, конечно, привыкла, научилась понимать, что это точно такие же люди, как она сама, просто им нужна помощь, чтобы жить нормально. Хотя реально получают они этой помощи ровно столько, чтобы не умереть прямо сейчас, государство лучше будет тратить деньги на содержание в психушке здорового человека, чем на нормальный уход за больными. Но и к этой крамольной мысли Люда уже привыкла.