«Может, она болеет? думал я. Или поняла, что не туда поступила, и перевелась на другой факультет?»
Напрямую спросить у кого-то из девочек из ее группы я стеснялся. Сразу все все поймут, мигом превратятся из красавиц в ехидных горгулий и будут надо мной гоготать.
Лишь однажды мельком увидел я ее на общем занятии, опять на философии. Но едва прозвонил звонок на перемену и все толпой повалили к выходу, быстро потерял из виду.
Девушка-загадка
Философские гусеницы
На первых курсах университета я увлекся велопоездками. Вместе с другом к тому времени мы исколесили половину области и строили планы, выходившие далеко за ее пределы. Мне нравилось, что благодаря велосипеду я становился сильнее и физически выносливее.
Но имели велопоездки и косвенные выгоды, о которых я никому не рассказывал, даже лучшему другу. Благодаря им я мог увереннее чувствовать себя в женском коллективе. Положительного опыта общения с девушками до университета у меня не было, а когда надо было что-то им говорить, я обычно просто проглатывал язык, краснел и терялся. Но здесь, в цветнике, выхода у меня уже не было, поэтому я постепенно привыкал, а также изобрел себе несколько способов чувствовать себя в своей тарелке. Например, на двух первых курсах, пока я в основном жил в родительском доме в Новочеркасске (позже окончательно переехал и стал снимать жилье в Ростове), я придумал себе челлендж: добираться в институт в Ростов на велосипеде.
Только в одну сторону выходило у меня около 3540 километров. Подобную тренировку я как-то проворачивал раз-два в неделю несколько недель подряд. Обычно выбирал такой день, когда занятия начинались не с первой пары, а со второй или даже с третьей. Так у меня появлялось полтора-три часа утреннего времени в запасе. Я приезжал в Ростов, мылся в душе у кого-то из друзей, переодевался, шел на пары, отсиживал их, а вечером снова крутить педали в другой город.
Сложно, странно, глупо да. Но в награду от таких поездок мне доставалось потрясающее чувство внутреннего спокойствия. После того как столько километров отпахал с утра, прострадал, понаслушался сигналов автомобилей и матерной ругани водителей в свой адрес, всякое стеснение уходило прочь. Теперь, в отличие от школы, я мог хладнокровно выслушивать любые женские разговоры про отношения, про уход за кожей лица и про всякую интимную гигиену. Если же кто-то из одногруппниц просил меня высказать по пикантному поводу «свое мужское мнение», я уже мог отвечать без всякого смущения и густой краски на лице. Словом, как мне казалось, я выработал крепкий иммунитет для общения с девушками и очень этим гордился.
Однажды в погожий денек я повторил свою велопоездку из Новочеркасска в Ростов. Примчал пораньше, поставил свой личный рекорд по времени и, чрезвычайно довольный собой, отправился в душ. По пути я так вспотел, что, даже помывшись и переодевшись в чистую сменную одежду, я все чувствовал будто запахи пота и дорожного смога. Тогда я достал припасенный одеколон и набрызгался им. Понюхал запах как будто не пропал. Набрызгался еще раз, но эффект был такой же. Повторил процесс. Наконец, когда запах вроде бы ушел, я оставил велик во дворе и на автобусе отправился в универ. Первой парой должна была быть философия.
До аудитории я добрался аккурат к началу пары. Снова сел за первый стол и достал тетрадку, чтобы вести конспект. Наш лектор по философии, Вячеслав Юрьевич, сидел за кафедрой, которая располагалась выше уровня остальных парт, поэтому находиться в самом начале было не так неприятно, как в других аудиториях, когда ты сидишь порой буквально нос к носу с преподавателем. Но беда пришла откуда не ждали.
«Фу! Это просто кошмар какой», услышал я вдруг за спиной и обернулся.
Две девочки из параллельной группы переводчиков, зажимая носы и махая руками у своих прелестных недовольных личиков с таким видом, будто рядом прорвало канализацию, демонстративно собрали вещи со второй парты и отсели в самый конец. И тут я с ужасом понял, что с одеколоном я, пожалуй, переборщил: вокруг меня уже образовался целый вакуум из пустых соседних парт.
Так-так, девушки, ну вы-то куда? удивился Вячеслав Юрьевич, до которого, похоже, запах моего парфюма не долетел из-за перепада высот. А ну-ка, возвращайтесь назад!
Ой нет, спасибо, скривила свои пухлые губки одна и злобно поглядела на меня. Мы, пожалуй, лучше здесь посидим, здесь воздух у окошка посвежее.
Я почувствовал, как мои уши и щеки побагровели, а от чувства уверенности не осталось и следа.
«Это ж надо было так набрызгаться! терзал себя я. Ну о чем я только думал?»
Так, прошу всех пересесть чуть ближе, скомандовал Вячеслав Юрьевич. Передние парты у нас сегодня свободные!
Аудитория прислушалась, но частично. Вторая парта за мной так и осталась пустовать, зато ко мне пересела та самая загадочная красивая девушка, которую я все никак не мог отыскать раньше.
Моя душа ушла в пятки.
Сказать, что я чувствовал себя не в своей тарелке, это ничего не сказать. Еще минут двадцать я пытался заставить себя просто перестать краснеть и расслабиться. Однако, к моему удивлению, загадочная девушка ничего не сказала про мой одеколон и не изъявила желания пересесть, и это чуть прибавило мне духа. А когда Вячеслав Юрьевич оглашал список присутствующих, я, наконец, узнал, что незнакомку зовут Наташа.
Пара штука долгая, а просидеть полтора часа молча было невозможно физически. Поэтому постепенно моя окраска пришла в норму, мышцы лица расслабились, дрожь унялась, и мы начали общаться. Сначала это были мелкие комментарии к сказанному на лекции, легкие шуточки и смешки. Потом мы стали шушукаться чуть активнее, и оказалось, что с Наташей довольно легко общаться. Она была очень естественной, остроумной и какой-то настоящей, и это в ней мне сразу понравилось.
Вскоре я узнал, что Наташа встречается мне исключительно на философии не просто так. Дело в том, что в группе переводчиков она даже не числится, а входит в состав какой-то третьей группы регионоведов-востоковедов, которые учат китайский язык и имеют какое-то свое особое расписание.
Подожди, прервал ее я. Как же так? Я думал, на нашем курсе есть всего две группы: экономические журналисты и переводчики. А разве у нас есть регионоведы-востоковеды?
В ответ Наташа заулыбалась.
А вот и есть! Регионоведы-восточники это я! Я человек-группа!
Это еще как?
На эту специальность в этом году не набралось достаточно людей, меня хотели перевести, но я поступала специально на регионоведение, поэтому попросила составить мне индивидуальное расписание.
Да ладно! Надо же! Так ты и китайский учишь?
Ага.
А скажи-ка что-нибудь на китайском!
На последующих парах Наташа осталась сидеть за первой партой, поэтому лекции по философии я теперь посещал с удвоенным интересом. О своей соседке по парте я со временем узнал новые подробности. Во-первых, помимо того, что Наташа была очень красива, она еще была и очень начитанна. В этом плане, несмотря на свои успехи в школе и преимущественно отличные оценки, я все равно чувствовал, что явно уступаю. Например, Наташа прочитала целую кучу томов Ремарка, а я не прочитал ни строчки. Во-вторых, у нее был просто идеальный каллиграфический почерк, каких я ни у кого прежде не видывал. Раньше я думал, что мой почерк еще ничего, но по сравнению с Наташиным он выглядел, как будто писала курица лапой. И как она такая получилась?
Словом, что там рассказывал Вячеслав Юрьевич про своих философов, я толком не слушал. Вместо этого, мы перешептывались с Наташей и даже пару раз получили замечания с просьбой вести себя потише.
Лишь однажды мое внимание обратилось к теме лекции. В тот день Вячеслав Юрьевич рассказывал нам про философию Достоевского. Мне Достоевский нравился. К тому времени я уже прочитал и «Идиота», и «Братьев Карамазовых», и «Преступление и наказание», и «Неточку Незванову» и другие произведения, и мне хотелось похвастаться этим перед Наташей. Но она почему-то отнеслась к этому ровно, а потом и вовсе призналась мне, что Достоевского она не читала и читать не собирается, так как ей «и без того его в жизни с головой хватает». Так что пока я слушал Вячеслава Юрьевича, Наташа заскучала и принялась рисовать ручкой на полях моей тетрадки какие-то рисунки.
А кто из вас мне назовет произведение, которое было написано Федором Михайловичем по его впечатлениям от пребывания на каторге в Сибири и которое наложило серьезный отпечаток на все дальнейшее творчество писателя?
Весь курс, к моему удивлению, молчал.
«Записки из Мертвого дома», выкрикнул я, недолго думая и радуясь, что я хоть чем-то могу козырнуть.
Вячеслав Юрьевич отреагировал не сразу и даже успел пару раз мигнуть, словно не ожидая услышать этот ответ именно от меня.
Верно, благодарю вас, э-э-э, Владимир, да. Приятно, что вы знаете. Так вот. За время своего пребывания в Омском остроге
Дальше я уже не слушал, потому как Наташа подсунула мне под нос свой рисунок. На мой ответ про Достоевского она, к моему огорчению, не обратила ни малейшего внимания.
Это кто такие? спросил я шепотом, глядя на ее рисунок с какими-то веселыми змейками или червячками с магнитофонами в руках.
А это гусеницы, улыбнулась Наташа. Это я тебе нарисовала!
Всякий раз, когда Наташа со своей милой картавинкой произносила слово с буквой «р», по мне пробегали мурашки от удовольствия.
Это мне? прошептал я, не зная, как правильно на это реагировать. Спасибо тебе! Но почему они такие странненькие?
Ну не знаю, ответила Наташа. Просто они философские.
«Вот и как мне понять этих женщин? думал я про себя, крутя педали в сторону дома. Вот если бы она нарисовала мне сердечко или какашку, я бы сразу все понял. Но что я, черт возьми, должен думать про философских гусениц с магнитофонами?»
Три пострадавших уха
Не могу сказать, что я был по уши влюблен в Наташу. Порой, когда я выходил из лекций по философии, мне так и казалось, но едва это чувство начинало захватывать меня, как я тут же в панике гнал его прочь. Общекурсовые занятия у нас проходили редко, поэтому встречались мы с ней не чаще раза в полторы-две недели. В остальное же время никак не пересекались, так что даже дружбой это было назвать сложно, а предложить встретиться помимо пар я даже и не помышлял.
С помощью соцсетей я прознал, что у Наташи давно есть парень, что он гораздо старше меня. Кроме того, я чувствовал, что такую девушку я пока «не тяну» и влюбляться в нее совсем будет рискованно. Слишком красивая, слишком умная, слишком женственная, слишком идеальная! Старше меня на два с половиной года, уже закончила педагогический колледж и параллельно еще в каком-то другом вузе учится. Вся такая взрослая, занятая Казалось, что стоит только дать себе даже небольшую слабину и начать мечтать, как развившейся любовью меня раздавит так, что не останется ничего, и что чувство это окажется гораздо сильнее и мощнее меня.
Словом, влюбляться в Наташу я себе строго запретил и старался думать о ней пореже. Внимание мое переключилось на других девушек, которые мелькали передо мной гораздо чаще и тоже были красивыми, милыми, умными, но более понятными. Больше общаясь с ними, а с некоторыми даже и встречаясь и набивая первые шишки, я чувствовал, что моя зажатость уходит. Продолжал я и свои велозаезды. И чем больше в свободное время я катался, тем сильнее ощущал, что сам черт мне не брат.
Однажды вечером я снова возвращался после пар из Новочеркасска в Ростов на велосипеде. Ехал опять по так называемой старой дороге через Аксай и Большой Лог. Львиную долю пути я уже отпахал и приближался к финишу. После первой развилки на станицу Мишкинскую начинался длинный спуск. На нем можно было расслабиться и нестись вниз по склону вплоть до дна балки.
Так я и сделал разогнался и стрелой полетел вниз. Скорость, ветер в лицо, трепыхание футболки все это хорошо бодрило под конец пути. Особенно после ростовских пробок и развязок, где постоянно нервничаешь, а также после душного участка с полями.
Пока я несся по этому спуску, я снова чувствовал, что нравлюсь себе. Снова со мной были сила, присутствие духа, какая-то внутренняя согласованность, гармония, свобода
После спуска следовал подъем, и, чтобы забраться на него с меньшими усилиями, я всегда по максимуму использовал эту инерцию и эту энергию. Тем более холм на въезде в Новочеркасск я не любил и старался миновать быстрее. Мало того что с вершины его каждый раз все раньше и раньше тебя встречает вечно растущее кладбище, так и ширина дороги и отсутствие обочины тут не радовали.
А еще холм на Старой дороге практически последний сложный участок на пути к дому. Поэтому я по привычке сжал зубы и терпеливо двигался к верху, чтобы уже оттуда позволить себе предаться мыслям об отдыхе, душе и ужине. Кряхтя, стал переключать передачи на пониженные, одновременно стараясь держаться на самом краешке асфальта, чтобы никого не задеть.
Вечерние водители, вероятно, тоже мечтали об ужине не меньше моего, а потому мчали в этот день как-то особенно быстро. А порой шли на обгон в опасных местах и пару раз пролетали в считаных сантиметрах от моего велика, поджимая меня к траве и кустам.
Когда я уже практически забрался на вершину холма и был готов вот-вот разомкнуть зубы и испытать гордость за то, что я дотерпел, произошло что-то нехорошее.
В сантиметре от моего левого локтя промелькнуло крупное и черное пятно, а спустя мгновение раздался громкий удар и треск. Какая-то мощная сила резко швырнула меня вперед, и я вместе с велосипедом полетел куда-то в сторону своего Новочеркасска с такой скоростью, о которой прежде и мечтать не мог. К сожалению или к счастью, даже до границы города долететь мне не удалось, и я приземлился в траве на обочине. Сердце забилось в сто раз быстрее шок пришел с небольшим запозданием.
Я встал с земли и первым делом осознал, что я живой и вроде бы невредимый, но что какая-то из машин все-таки меня слегка задела и снесла.
Во второе мгновение я понял еще две вещи. Первая: боковое зеркало заднего вида на моем велосипеде теперь отсутствовало. Вместо него из руля торчал угловатый осколок черного пластика, сумевший удержаться на крепко прикрученном винте, словно ухо, откушенное с мясом. Вторая: многочисленные блестящие осколки вокруг намекали, что пострадало не только мое зеркало, но и чье-то еще.
В метрах сорока впереди я увидел какую-то темную иномарку. Она стояла на аварийке, прижавшись к краю дороги. У правой передней двери, словно какая-то длинная черная сопля, безвольно повисло на каком-то проводе боковое зеркало заднего вида. Несомненно, разбитое вдребезги и тоже выведенное из строя. Бинго!
Левая водительская дверь иномарки тут же распахнулась, и из нее вышел мужик средних лет. Судя по его виду и манерам, тип был довольно крутой. Он тут же решительно двинулся в мою сторону и начал угрожающе кричать. Большая часть его словесного потока, естественно, была нецензурной бранью, а орал он по-южному эмоционально и горячо, без остановки махая руками. По мере приближения он даже продемонстрировал жест с перерезанием горла, не суливший мне ничего хорошего.
К такому развитию событий я был морально не готов. Не думая о том, кто прав, а кто виноват, и видя, что конструктивного диалога с таким персонажем у меня точно не выйдет, я быстро поднял упавший велосипед, круто развернулся и со всех сил припустил в обратную сторону.