Она застонала, когда ледяная кровь полилась в горло. Холоднее её бессмертного тела, холоднее ветров снежной пустыни, холоднее сердца короля вампиров. Существо не дрогнуло, не сопротивлялось, не пыталось отстраниться. Оно, будто бы, всей своей сутью хотело принести себя в жертву.
И вскоре разум Антарес поглотило новое чувство. Всё, что её тревожило, всё, что казалось ей важным и необходимым, осталось в прошлом. Её борьба за власть, её месть, её смешанные чувства к первому супругу и предательство второго всё это в этот миг потеряло смысл. Антарес пила, холод и смерть разливались по её венам, тьма клубилась под кожей, точно готовая вырваться буря.
Антарес выпила так много, что от перенасыщения ей стало дурно. Она дрожала, неспособная ни двигаться, ни прямо стоять. Заледеневшие мышцы застыли и не слушались, точно их сковало трупным окоченением.
Эндимион подхватил её на руки, не позволив упасть. Антарес сощурилась, вглядываясь в его лицо, но, даже несмотря на своё ночное зрение, не могла увидеть его в густом мраке. Она чуяла его отвратительный запах, чувствовала обжигающий жар, исходящий от кожи.
Сложи крылья, произнёс он. Или я расправлю свои.
Ничего не произошло. И тогда давящий мрак на мгновение рассеялся, побеждённый сиянием двенадцати огромных крыльев Эндимиона. Он расправил их, точно готовился взлететь, их тёплый золотой свет должен был оставить ожог на коже Антарес, но ничего не произошло. От жара её спасал внутренний холод, от света мрак и бурлящая в венах новая сила. Королева вампиров слабо улыбнулась, чувствуя в глубине души мрачное торжество. Что бы ни планировал Эндимион на её счёт, его планы пошли прахом.
И правда, глухо произнёс Эндимион. Как и говорил Ангетенар ты её воплощение.
Веки отяжелели. Антарес выдохнула, закрыла глаза и, не думая о собственной безопасности, погрузилась в глубокий сон внутри вражеского логова. Наступил рассвет, и, пускай королева вампиров была окружена каменными стенами, землёй и сыростью, она всё-таки чувствовала где-то там, где-то далеко холодный и отныне безразличный ей зимний рассвет.
***
С того момента, как Тиамат получил задание от Гелиос, прошло две недели. И не было ни дня, чтобы она не напоминала ему о своём поручении. Из-за нетерпения или просто из-за желания поиздеваться, Гелиос порой могла нагрянуть к нему на рабочее место, могла позвонить поздно вечером, могла просто оставить личную вещь, которую Тиамат всегда находил совершенно не вовремя. Так он обнаружил у себя в ящике стола золотые наручники, которыми хотел сковать Гелиос, но в итоге она вывернулась, сковала его и извращалась с ним так, что он вздрагивал от одного воспоминания. И нашёл он их в тот самый момент, когда начальство требовало от него подробного доклада о недавней ликвидации. После этой находки ближайший час мозг Тиамата отказывался соображать. И подобных случаев было несколько, заставали они его совершенно внезапно, что говорило только об одном: Гелиос в ловушках была куда искусснее Тиамата.
Он не оставлял попыток убить её, пускай каждая из них заканчивалась болезненным сексом и кровопролитием. Идея была проста: обездвижить Гелиос, связать, запереть подальше от людских и ангельских глаз и медленно мстить за свои унижения.
Вот только легче это было представить, чем сделать. К тому же, заниматься убийством Гелиос у Тиамата не было времени. Ему требовалось найти второго двенадцатикрылого, требовалось избегать биологического отца и его свиты, строить из себя идиота перед Проксимой. И, конечно, ликвидировать агрессивную нежить. Вампиры и оборотни в последнее время стали вести себя особенно нагло, без конца нападая на ангелов и нарушая условия их мирного договора; полуразложившиеся зомби время от времени поднимались из могил, несмотря на то, что в Джексонвилле, кроме Гелиос, не было ни одного зарегистрированного некроманта. На одного из зомби Тиамат прикрепил ошейник для собак с датчиком слежения. Зомби, которым после воскрешения не отдали прямого приказа, отправятся за хозяином, за которым непременно придёт Тиамат, как только живой мертвец остановится.
Иными словами, у него не было ни дня, когда он мог бы расслабиться. Ликвидация нежити всегда была для него огромным стрессом, от которого он обычно спасался с помощью алкоголя и секса. Но теперь, по какой-то странной причине, от выпивки он не пьянел, а его сексуальная жизнь концентрировалась вокруг одного хамоватого ангела. Вернее это Гелиос решила, что будет единственной женщиной в жизни Тиамата. И это именно она спала с ним, когда ей этого хотелось. Он же после её ласки, граничившей с насилием, не мог ни нормально двигаться, ни смотреть в сторону противоположного пола.
Тиамат скрежетнул зубами, глядя в пустоту перед собой. Каждый раз мыслями он невольно возвращался к Гелиос и проклинал её за всё, что она с ним делала. То проливала его кровь, размазывая её по упругой груди, по животу, втирая в промежность; то садилась ему на лицо, заставляя заткнуться; то приказывала опускаться на пол и служить подставкой для ног, пока идёт совещание. Тиамат поклялся, что застрелится, если хоть одна живая душа узнает о его позоре.
И ещё он задавался двумя вопросами. Во-первых, какого хрена он до сих пор не послал Гелиос и покорно выполняет её задание? Во-вторых, уж не превратился ли он в своего папашу?
Тиамат тряхнул головой. Нет уж. Он никогда не будет таким же, как Дагон. По крайней мере, он точно не позволит появиться на свет второму ублюдку. К сожалению, это было вполне возможно: демоны могли размножаться с людьми, ангелы были вполне себе людьми, только с крыльями и жили непозволительно долго. Были и такие случаи, когда демон пил кровь вампира или ангела и становился им подобным. Увы, у такого гибрида отваливались рога, атрофировались крылья и хвост, исчезали ментальные способности, пропадало демоническое свечение глаз. Демон переставал быть демоном, и становился отвратительной тварью, предавшей свой вид. Тиамат не знал, кого его сородичи презирали больше: предателей вида или же серых демонов.
Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться и не думать о Гелиос. Не. Думать. О. Гелиос.