Труднее было возращение часто приходилось часа два бежать в темноте. Но так как это была моя лыжня, то я ее хорошо знал и даже помнил, где у нее проблемные места. И от снега было светлее, чем, скажем, летней ночью. Ничего и никого не боялся.
В конце зимы становилось все труднее переезжать реку Исеть часто на льду была вода, а около озера Мелкого вообще были промоины. И болота стали оттаивать, через которые я шел на лыжах. А какой бег на лыжах, которые покрылись льдом? Одно мучение. Приходилось быть крайне осторожным. На этих весенних лыжных прогулках и заканчивалась лыжная пора до следующего сезона.
В окрестных лесах было полным полно гранитных скал. Самые известные это Чертово городище и скалы Петра Гронского. Их я давно изучил и покорил. И там всегда было полно народа и летом и зимой. Мне не нравилась такая толчея в лесу. Как-то раз я случайно нашел высоченную скалу около реки Исети, в ее заболоченной пойме. Забрался на самый верх и долго осматривал округу с высоты, любовался осенним нарядом осин и берез. Сейчас не могу найти эту скалу, хотя неоднократно пытался. Она осталась только в моих воспоминаниях навсегда.
Но на скалах Семь братьев я не был. И как-то решил осенью, что пора на них посмотреть.
В субботу на электричке доехал до поселка Таватуй, и не торопясь пошел к этим скалам. Стояла осень, начинался листопад, было достаточно тепло и комфортно для такой прогулки. У меня был компас и карта. Правда, она была чересчур мелкая для ориентирования. В рюкзаке был небольшой запас продуктов, топор и одеяло.
До окрестностей скал я добрался, когда уже стало темнеть. В тишине был слышен отдаленный шум машин там была трасса Екатеринбург Нижний Тагил, и иногда были слышны крики туристов, которые основали свой лагерь около подножия скал. Я решил, что пора ночевать, и нашел уютное местечко для ночлега: две глыбы гранита метра по два длиной сомкнулись верхними частями и получилась каменная палатка с двумя выходами. Очень удобно.
Рядом с этой каменной палаткой развел костер, сварил суп из лапши и тушенки, чай. Когда закончил ужин, стало совсем темно. Залег в каменную палатку с лапами от ели и наложил этих лап на дно, чтобы получилась еловая перина, затем достал все из рюкзака, сложил у выхода, а из рюкзака сделал подушку, под которой положил топор. Вылез для окончательного перекура у гаснущего костра. В лесу было тихо, ветер успокоился, туристы, видимо тоже заснули. На небе засияли звезды, и показалась луна. Я немного посидел у костра и полез в свою каменную берлогу. Снял сапоги, надел шерстяные носки и улегся на свою перину.
Проснулся от осторожных шагов по сухой листве. Кто-то приближался к моему лагерю. Я был уверен, что, по крайней мере, никто из туристов, или местных рядом со мной не мог оказаться иначе бы нашел другое безопасное место для ночлега. Я был уже опытным туристом одиночкой и имел большой опыт встреч, как с наглой местной шпаной, так и пьяными туристами, которым все по плечу. Приходилось и нож доставать при таких встречах, и топор. Однажды мне пришлось гнаться за пятью местными подростками с ножами в каждой руке. Только они развили такую скорость, что догнал лишь последнего из них, у мостика через речку. От моего удара ногой он свалился в речку, и я прекратил погоню. Поэтому всегда стараюсь обходить людей в лесу, лучше иметь дело с дикими обитателями, которые всегда адекватно реагируют на мое мирное поведение при встрече с ними.
Я не видел никого из живых людей рядом, но факт остается фактом кто-то крадется ко мне ночью по темному осеннему лесу, и явно не с дружелюбными намерениями. Аккуратно и тихо нащупал лежащий рядом топор и стал ждать, когда этот ночной гость подойдет поближе. Шаги приближались. И когда мне стало ясно, что пора действовать, пулей вылетел из своей палатки с топором в руке, готовый ко всему и на все.
При свете угасающего костра я одним взглядом охватил мое личное пространство, в котором были и костер, и палатка, но никого не увидел. Достал из костра головню, осмотрел все вокруг и ничего не обнаружил. Странно. Успокоился, сел к костру и закурил. Было тихо, тихонько потрескивали в костре угли, в небе мирно спали звезды. Просидел так минут десять, никакой опасности не было. Все оставалось мирным. И полез обратно в свою палатку. Полежал немного, вслушиваясь в тишину, и уснул.
Проснулся снова от тех же осторожных шагов. И снова с топором вылез, когда владелец шагов, уже казалось, готов был наступить на мою голову. Костер погас, но при свете луны никого и ничего не было видно. Снова ложная тревога?
Я раздул угли и подкинул в костер дров. Стало светло как днем. Сварил чай и выкурил сигарету, походил вокруг своего ночлега. Все было тихо и спокойно. Ложиться вновь не стал. Сел в палатке у входа с топором в руке, и стал терпеливо ждать. Шли минуты, и вот снова послышались осторожные шаги по осенней листве. Они раздавались у выхода каменной палатки, там, куда я лежал головой, когда спал. Я осторожно подошел поближе, но там никого не было. Стал исследовать землю с лежавшими на ней сухими листьями, и при этом спугнул маленькую серую мышку. Все стало мне понятно. Источником шагов оказалась мышь, которая своими короткими перебежками по сухой листве имитировала шаги человека. Я отогнал ее подальше и наконец-то спокойно уснул без сновидений до самого утра.
Утром я плотно позавтракал, собрался, и отправился осматривать скалы. Лазить, конечно, не стал по ним я не любитель скалолазания. Просто обошел вокруг, подивился их высоте и мрачному, гордому виду, и отправился к электричке. Но не рассчитал немного, и уперся в болото, которым заканчивалось озеро Таватуй. И чтобы не обходить это болото, решил его пересечь. Дошел до середины, покачался на тонувших в воде кочках, и повернул обратно. Можно было с легкостью утонуть в этом болоте, но я решил, что этого мне не надо после такой тревожной ночи с ночными шагами.
Нашел у берега дорожку и вот уже поселок Таватуй, а вот и электричка подъезжает, которая меня увезет в спокойный, домашний и мирный город.
Пари
Палатка и кухня стояли на крошечном острове между двумя руслами маленькой речки. Вокруг простиралась степь до самого горизонта, лишь изредка несколько ивовых кустов чахли в редких низинах там видимо неглубоко находись подземные воды. Днём стояла неописуемая жара, сухой слабый ветерок обветривал нашу кожу, когда мы прочесывали с радиометрами эту степь в поисках эпицентров гамма аномалий.
До этого мы жили в маленьком березовом лесу на берегу реки, и там не было такой обширной степи лишь поля и березовые колки между ними, в которых можно укрыться от палящего солнца и пообедать в тени. Здесь, в новом месте, можно было найти тень лишь в нашем лагере. Речка шириной метра два промыла русло в песчано-глинистых отложениях на целый метр, и к воде было трудно подойти можно было увязнуть в вязкой глине по самое колено. Перед небольшой низиной она раздваивалась на два русла, и между этими руслами росли несколько высоких берез среди кустов ивы. Под ними была тень, и мы ухитрились там поставить палатку для нас и кухню. Над кухней натянули тент и поставили под ним обеденный стол и стулья.
Газ для плиты здесь было не достать, дров для костра тоже не было, и мы варили себе еду с помощью паяльной лампы. На бензине ездил наш Газ- 66, и мы не страдали от отсутствия дров.
Это райское местечко я обнаружил совершенно случайно, когда поехал на разведку посмотреть, где можно остановиться невдалеке от следующих аномалий, которые надо было нам посетить. Ездить до них по часу каждый день было нам неудобно на нашей машине, которая была очень прожорливой.
Топографические карты у меня были почти вековой давности. За это время почти ничего не изменилось. Та же степь с немногочисленными болотцами и маленькие речки. Деревень, обозначенных на картах, уже не было, сохранились одни их названия, такие, как например, деревня «Страх Буржуазии».
Это подходящее место для лагеря было единственным среди степи, и мне оно сразу понравилось. Совсем рядом были наши объекты, речка, и росло несколько берез. Перед тем, как перетащить на островок свои вещи и палатку, нам пришлось сделать небольшой мостик через одно из русел, и по нему ходить. Машина стояла на противоположном берегу, под солнцем. В ней по вечерам мы смотрели телевизор, а днем в гости приезжал пастух казах на лошади и тоже смотрел в экран телевизора вместе с водителем, пока мы работали в степи.
После трудового и жаркого дня было очень приятно встать на наш мостик в тени, зачерпнуть ведро прохладной воды и вылить его на себя. Сразу хотелось жить после этой жары. В этой маленькой речке было огромное количество пескарей. Они там плавали целыми стаями, так и просились на скороводку. В основном были по двенадцать сантиметров в длину, но попадались и крупные рыбешки.
Обеденный раскладной стол кухни под тентом стоял у самой воды, в каком-то метре от берега. Место за столом у самой воды принадлежало нашему водителю Сереге, который любил после плотного ужина посидеть с сигаретой и удочкой. Для него наш лагерь был просто раем на земле. Голодные пескари не давали ему даже затяжки сделать, клевали даже на голый крючок, едва он долетал до воды. И по вечерам он сидел и махал удочкой, вытаскивая одного за другим голодного пескаря. На смену постоянно тающей пескариной стаи приплывала другая, и нам не грозила голодная смерть от недостатка рыбы.
Жареные на сковороде пескари был очень вкусными, и мы каждый вечер опустошали по несколько сковородок, полными золотисто желтыми жирными, жареными пескарями. Серега всегда снабжал нас нужным количеством рыбы, это было для него увлекательным отдыхом после жаркого дня. Никому из нас и в голову не приходило, чтобы лишить его должности главного и единственного рыбака, и ему это нравилось.
Наш геофизик, парень с неиссякаемым чувством юмора, решил пошутить как-то вечером над Серегой. Ему стало скучно, после того, как он посчитал все концентрации элементов за день. Сел около Сереги на кухне и стал хвастать своими рыболовецкими подвигами еще в детстве. Когда главный наш рыболов стал сомневаться в правдивости некоторых его рассказов, Шура ему предложил на спор, что за несколько минут он поймает больше рыбы, чем он. В это время я оторвался от своей работы и тоже заинтересовался их беседой.
В конце они заключили пари, и я стал главным свидетелем спора. У Шуры не было удочки, и мне было очень интересно, как он мог рассчитывать на победу над опытным рыбаком.
Я засек время на часах, и Сергей закинул удочку в речку. Сразу же последовала поклевка, и он снял с крючка первого пескаря. За ним последовал второй, третий. Наконец на мостике появился Шура, его соперник. У него в руках была трехлитровая банка с крошками хлеба, затянутая марлей с небольшим отверстием. К банке была привязана веревка, и, держа банку за нее, он спустил ее под мостик. Через минуту он ее достал, и она была полная пескарей. Даже можно было не считать количество рыбы, которая набилась в банку за какую-то минуту.
Серега, наблюдая за действиями своего соперника, начал от досады ругаться, но был вынужден признать свое поражение. Условий о способах ловли пескарей не было, и я объявил чистую победу хитроумного Шуры.
Мы стали пользоваться этим браконьерским методом рыбной ловли постоянно, прикармливая пескарей у мостика. Количество пескарей под ним не уменьшалось, и мы ели столько, что еле выползали из-за стола. Набирать лишний вес после такого объедения по вечерам нам мешал степной жаркий климат. Через две недели две мы закончили работу и, и по вечерам, уплетая тушенку с вермишелью, мы вспоминали вкусных жареных пескарей.
Пегматитовые жилы
Наступили осенние холода. Обширные поля вместе с редкими березовыми рощами, на которых мы работали, продувало ветрами. С берез уже сдуло всю листву, и в березовых лесах было так же ветрено и холодно, как и на полях. Нам оставалось совсем немного работы, чтобы потом ехать в тепло городских квартир. А пока мы одевались потеплее и ели больше. Поверх геологических костюмов надо было надеть телогрейку, а дополнял экипировку длинный брезентовый плащ. Только так можно быть ходить по полям и березовым перелескам, спасаясь от пронизывающего ветра.
Жить мы перебрались к коллегам: геологам одного из отрядов челябинской экспедиции. У них были небольшие деревянные домики из бруса, с печками. Один из них пустовал, и в нем мы и разместились. Нас было всего четверо водитель, геофизик, рабочий и я, и всем хватило места.
Район изобиловал старыми мелкими месторождениями драгоценных камней. Они были уже отработаны, отвалы перемыты, и никакого практического интереса не представляли. И я без всякого волнения посматривал на неглубокие и маленькие карьеры, ямы и остатки старых шахт. Там сейчас ничего нельзя было найти.
Мы с рабочим ходили по аномалии в одном сосновом лесу. Она была небольшая, и мы скоро ее закончили и поехали домой. После ужина Женя стала строить план изолиний, который был нужен мне для дальнейшей шурфовки. Через полчаса подошла ко мне и сказала, что у нее получается какая-то абракадабра. Такого никогда не получалось за несколько лет работы. Я посмотрел на листок миллиметровки и ахнул. Такое гамма-поле могло быть только в одном случае если под почвенно-растительным слоем спрятались пегматитовые жилы с аметистами, бериллами, горным хрусталем и прочими красивыми и редкими минералами.
Об этой радостной новости я объявил всем, и на следующее утро мы поехали откапывать минералы. Пегматитовых жил, судя по рисунку, было три. По-другому нарисовать гамма-поле было просто невозможно.
Приехали в знакомый сосновый лес, где уже были отмечены точки с максимальной радиоактивности. Каждому достался свой шурф, и мы с лопатами принялись копать, лелея надежду на то, что именно здесь находиться хрустальный погреб.
Прошло полчаса, и в моем шурфе появились граниты с крупными включениями биотита, и только текстура у этого гранита была другая, чем у обычного ее в геологии называют пегматоидной. Это не был еврейский камень, а просто гранит с крупными выделениями слагающих его минералов. Гамма активность у них повыше, чем у нормальных гранитов, но практического интереса они не представляли. Зарисовал шурф, промерив по стенкам активность, я отобрал пробу, и пошел к остальным шурфам. В одном из них, рядом с моим шурфом трудился геофизик, и у него была похожая картина, как и у меня. Я закрыл его шурф и отправился к Сереге. Водитель наш выкопал глубокую яму, и только его голова торчала над горкой породы, которую он выкидывал из шурфа.
Ему повезло больше, чем нам. Он копал рыхлую темно- серую рассыпчатую породу, в которой попадались непонятные желваки такого же цвета. Я тотчас расколол один молотком и стал изучать содержимое. В нем была такая же серо-черная порода, только с мелкими блестящими золотистыми вкраплениями минералов. Под лупой оказалось, что это обычный пирит и халькопирит, а не золото, на которое я рассчитывал.
Надежды на находку драгоценных камней больше не осталось, и все работники с огорчением услышали об этой новости. Проделав всю необходимую работу и закопав шурфы, мы залезли в уазик и поехали.