Бюрократия, основанная на четких правилах, плохо подходит для доминирования одного человека, именно поэтому сектам нужна гибкая, небюрократическая структура, которая может легко подстраиваться под капризы лидера, а также под меняющиеся планы и даже убеждения или идеологию. Это значит, что, несмотря на закрытость группы и строгую иерархичность внутригрупповых отношений, ее иерархия нестабильна и изменчива. Как правило, в таких группах существует прослойка «заместителей», но лидеру необходимо предотвращать формирование других центров власти, поэтому при помощи постоянных повышений и понижений он добивается того, чтобы заместители не чувствовали себя в безопасности, а осознавали непрочность своего положения.
Например, Ньюмен, и так имевший сексуальную связь с тремя женщинами, решил взять себе еще одну жену Габриэль Курландер, рядовую последовательницу, которая тогда была замужем за другим членом группы. После «коммунистической свадьбы» он ввел ее в свой ближний круг и назначил на ключевую высокооплачиваемую позицию во главе одной из подставных групп «Замысла». Однако такой быстрый карьерный рост девушки (она пользовалась симпатией, но не уважением) вызвал недовольство среди ее бывших коллег. Узнав о слухах, Ньюмен организовал встречу, которая вошла в историю «Замысла» как собрание «Мы хотим Фреда». Она стала началом пропагандистской кампании и чистки все это было призвано путем устранения недовольных элементов и «встряски» руководящего состава вновь укрепить его власть. Если последователи не «хотели» Ньюмена и Курландер, если им был неприятен их «знойный сексуальный союз»[42], то им предписывалось покинуть организацию.
Как правильно было «хотеть Фреда», ярко демонстрируют самоуничижительные письма его «жен» и некоторых женщин из ближнего круга, опубликованные в контролируемых Ньюменом изданиях[43]. Вот типичный пример письма высокопоставленной «жены» и заместителя:
Меня преследует дух этой ПРЕКРАСНОЙ ЛЮБВИ! Я восхищаюсь ею, хочу постоянно видеть ее и слышать о ней. Она как прекрасная ария! Но я никогда не смогла бы ее исполнить. Ах, разделение труда!..
Вы с Габи [новой женой Фреда]! Вы в ином, лучшем мире, в мире, который вы сами для себя создаете. И вы заслужили его! Молодцы, товарищи!..
Я не хотела тебя. Я не хотела, чтобы ты прикасался к этому существу. И в этом проявлялся мой антисемитизм[44], который я осознала только сейчас, когда меня озарил свет вашей ВЕЛИКОЛЕПНОЙ ЛЮБВИ, и я сожалею, дорогие товарищи, что поддалась этому преступному неприятию, поэтому молю вас о прощении.
И я обещаю, что научусь хотеть тебя, от всего сердца хотеть тебя. Я не хочу быть просто шестеренкой революции, не хочу быть просто пушечным мясом, просто жертвой (Господи, до недавнего времени мне было и этого достаточно!) я хочу возжелать тебя. И я возжелаю![45]
Соратники, которые не могли мириться с такими требованиями покорности и, следовательно, не были полностью лояльны лидеру, либо сами уходили из организации, либо были исключены за неспособность «хотеть» Ньюмена. В итоге в организации осталось 300 верных членов, а цепь избавилась от слабых звеньев.
И, наконец, во многих (хотя и не во всех) тоталитарных сектах есть подставные группы, которые выступают в роли внешнего слоя их «луковичной» структуры. За всю историю существования «Замысла Ньюмена» насчитывалось множество подставных организаций некоторые из них продержались буквально считаные дни, в то время как другие просуществовали несколько десятилетий. Тайные внутрипартийные органы контролируют работу этих подставных групп, имеющих самые разные формы от политических партий и центров социальной терапии в нескольких городах до театров, перформанс-групп и программ детского «развития». Подобные подставные группы выполняют роль «передаточного ремня» (это определение приводится в «Истоках тоталитаризма» Ханны Арендт), который соединяет секту с внешним миром[46].
ИДЕОЛОГИЯ
Тотальность (тоталитарность) той или иной идеологии или системы убеждений определяется, повторю, не ее содержанием как таковым, а ее структурой и функциями. О тотальности структуры такой системы убеждений свидетельствует следующее: она закрыта и недоступна, не допускает существования других убеждений, отрицает иные интерпретации и запрещает иные привязанности, а также объявляет себя единственной истиной во веки веков и при любых условиях[47]. Сам Ньюмен говорил, что его «Замысел» поддерживал «историческую тотальность, у которой нет начала, середины или конца, никакой точки отсчета»[48]. И в то же время он заявлял, что социальная терапия способна научить людей думать «как создатели и преобразователи всего и вся»[49]. Идеология устанавливается лидером и может быть изменена в мгновение ока им и только им. Наличие противоположных мнений недопустимо. Таким образом, всеобъемлющая природа и единая точка отсчета идеологии отражают закрытую, строго иерархичную структуру группы.
Ключевой элемент тотальной идеологии ее ориентация на одну-единственную истину. Эта истина священное слово лидера, а иногда и воля божества, с которым напрямую связан только лидер. Все знания исходят от лидера. И если лидер всегда может изменить свое мнение в свете новых «откровений» или «озарений», то последователям это не всегда удается, но они все равно должны быть начеку, чтобы вовремя отозваться на внезапные идейные перемены со стороны лидера.
Функции тотальной системы убеждений заключаются в укреплении тотальной структуры и абсолютных полномочий предводителя, в требовании преданности группе, в установлении жесткой границы между группой и внешним миром, в предотвращении формирования у членов организации других взаимоотношений. Не последнее место среди этих функций занимает необходимость поддерживать последователей в состоянии диссоциации: оно возникает вследствие травмирующих отношений и не позволяет людям трезво оценить ситуацию, в которой они оказались. Так, Ньюмен утверждал, что социальная терапия «помогает членам группы говорить ни о чем»[50] и что она (если брать шире) «способствует тому, что собеседники члены группы отказываются от реалистичных представлений об относительности истины»[51]. Побуждая изолированных и травмированных последователей отказаться от различий между добром и злом, лидер получает возможность навязать им свою собственную беспринципную оценку их жизненного опыта. Таким образом, день становится ночью, а белое черным. Прекрасный пример подобного усваивания идей лидера эксплуатируемый всеми Боксер, ломовая лошадь из повести Джорджа Оруэлла «Скотный двор»[52]. Боксер трудился до изнеможения и храбро повторял: «Товарищ Наполеон всегда прав» и «Я буду работать еще упорнее». Но в то же время это представляет собой и сильнейшую уязвимость тоталитарных систем: у последователей возникает ощущение несоответствия между обещанными свободой или раем на земле и мрачной, гнетущей жизнью внутри системы.
ПРОЦЕСС: ПРОМЫВАНИЕ МОЗГОВ
Под промыванием мозгов[53] я предлагаю понимать весь процесс, запускаемый лидером, протекающий в рамках закрытой структуры и поддерживаемый тотальной идеологией. У этого процесса есть несколько других названий, использующихся разными учеными: насильственное убеждение (Шайн)[54], преобразование мышления (Лифтон)[55], вторичная социализация (Бергер и Лукман)[56], тотальное обращение (Лофленд)[57], управление сознанием (Сингер, Хассен)[58], насильственный контроль (Старк)[59], а также самое новое ограничение выбора (Лалич)[60]. Все эти исследователи описывают разные варианты одного и того же чередования любви и страха в изолированной среде, в результате чего человек превращается в последователя: оторванного от жизни, верного, готового исполнять приказы. Теперь его можно научить действовать в интересах лидера, а не в интересах собственного выживания и благополучия.
Замена прежних доверительных отношений члена секты на новые строгие связи внутри группы в сочетании с чрезвычайно сильнодействующим составом ужас плюс «любовь» делает последователя заложником организации. Из этого следуют три характерные особенности поведения. Сначала у человека вырабатывается тревожная зависимость от группы: постоянное нервное возбуждение (страх) заставляет его беспрерывно тянуться к группе в безуспешных попытках обрести покой.
Затем поиск контакта с источником угрозы вызывает когнитивный коллапс, или диссоциацию, потерю контроля над сознанием, когда оно как бы отделяется от тела, разобщается с ним. Из ловушки никак не выбраться, а попытки обдумать ситуацию ничего не дают: мозг просто отказывается нормально воспринимать новые условия. В книге «Наружу» я детально рассказываю, как меня вовлекли в участие в политической секте: я поклялась хранить тайну о группе, в которой провела шесть недель. Рядом со мной все это время находились только члены секты, и, следовательно, некому было помочь мне разобраться в этой невероятно сложной ситуации:
Я вернулась домой в состоянии сильного культурного шока и никому не могла рассказать о нем. Я не поделилась эмоциями даже с Энди и Лией, так как мне нельзя было никому сообщать о деталях моей поездки. Это ужасно сбивало с толку и озадачивало. Я начала все больше отдаляться от моих друзей.
Я впала в настоящее смятение и каждую ночь просыпалась в холодном поту от непрекращающихся кошмаров Мне снился сон будто фантастический фильм. Глядя на себя, я вижу, как мое лицо начинает трескаться и плавиться, кожа между глаз стекает, нависая подобно тесту над щеками и челюстью. Лоб осыпается прямо в мои голубые глаза, а привычная округлая форма лица, которая мне так нравится, исчезает. Разрушение продолжается Мое лицо быстро меняется. В итоге от него ничего не остается. И тут я просыпаюсь от собственного крика.
Позже я записала в дневнике:
Мне кажется, я схожу с ума. Меня затягивает в мир, куда мне не хочется Мне снится, как меня кто-то пытается убить, как умирают мои друзья. Я просыпаюсь с ощущением какой-то мертвой пустоты внутри, будто у меня забрали все, даже способность понимать происходящее.
Это чувство хаоса и потерянности прелюдия к следующему шагу. Мне удалось справиться с когнитивным коллапсом (который и был вызван стратегией группы, направленной на изоляцию и диссоциацию) посредством полного приобщения к самой группе единственному оставшемуся источнику безопасности. Об этом опыте я тоже писала в дневнике, неосознанно повторяя горькие слова верного коня Боксера из «Скотного двора»:
Нужно взять себя в руки. Я должна бороться со своими страхами. Нужно разобраться со всем этим хаосом в голове, пока он меня не уничтожил. Этот шум невыносим.
Целеустремленность и дисциплина поддержат меня на плаву. Вот что я могу сделать: отдавать борьбе еще больше сил. Это единственное, за что я могу и готова отвечать.
Больше никаких кошмаров. Надо двигаться дальше. Кажется, я обрела твердую почву под ногами Я решила присоединиться к группе[61].
Во многих других историях наглядно описываются схожие моменты краха: встретившись с чудовищным давлением, новичок отказывается от попыток рационально воспринимать все происходящее в группе и подчиняется требованиям преданности и повиновения.
На третьем этапе лидер наконец-то может воспользоваться этим когнитивным коллапсом и интроецировать (внедрить) свою повестку в образовавшийся в голове последователя когнитивный вакуум. Далее новообращенного знакомят с тотальной идеологией, преподнося ее как объяснение и возникшего у него когнитивного коллапса, и всех остальных феноменов.
Все эти три элемента процесса функционируют совместно и в итоге формируют так называемого повинующегося агента[62] то есть сверхпокорного и сверхдоверчивого последователя[63]. Этот процесс приводит к смене убеждений, жизненных установок и поведения члена секты, которые никак не соотносятся ни с его прежними особенностями личности, ни (если ему удастся сбежать) с убеждениями, жизненными установками и поведением после ухода из секты.
Роберт Эрелл, международный эксперт по борьбе с экстремизмом и психотерапевт (и сам бывший участник неонацистской организации), описывает, как пребывание в экстремистской среде отрывает людей от общества, друзей и семьи: «В конце концов вы отрываетесь от самого себя»[64]. Шеннон Мартинеc, которая также состояла в ультраправой группировке, замечает, что, как только члены секты (как и она, влившиеся в движение благодаря музыке white power, пропагандирующей «превосходство белых») достигают стадии дегуманизации других людей и эскалации насилия, «они сразу становятся неприкосновенными, с ними почти ничего нельзя сделать, нельзя до них достучаться в такой ситуации»[65]. Мартинеc, как и Эрелл, в настоящее время работает над предотвращением случаев насилия и экстремизма.
Дениз, бывшая участница «Замысла Ньюмена», с сожалением вспоминает о своей роли в психологическом насилии, осуществлявшемся на сеансах социальной терапии. Из этого рассказа видно, что ее взгляды на жизнь и поведение с тех пор изменились:
Там, в группе, я била людей. Я там была в роли цепного пса, потому что я все знала о терапии, а терапевт N подталкивал меня к этому. (Печально улыбается.) Не могу поверить, что занималась всем этим.
Это не самый жесткий пример, но даже он хорошо передает чувство отчужденности и недоверия бывших членов секты по отношению к поступкам, совершенным под ее влиянием.
Семьи, друзья и учителя террористов-смертников тоже с трудом могут поверить в то, что сделал их ребенок, друг или ученик. Друзья и члены семьи Хаммаада Мунши, Джамаля Линдси и Рами Замзама юношей, завербованных джихадистами, в один голос твердили: «Он был обычным, хорошим мальчиком»[66]; «Он был дружелюбным, спокойным парнем»[67]; «Он замечательный человек, душевный и дружелюбный мальчик»[68]. Формулировка брата одного из террористов: «Норм пацан»[69]. В подобных ситуациях в голове всплывает один и тот же вопрос, который прекрасно отражает радикальную перемену в личности приверженца культа: как такой хороший человек мог совершить настолько ужасные поступки?
Я пытаюсь объяснить процесс насильственного убеждения, обращаясь к эволюционно обоснованной теории привязанности, которая наглядно иллюстрирует, как работает этот механизм. Диссоциация, вызванная отношениями с дезорганизованным типом привязанности (отношения, построенные на психологической травме), поможет объяснить этот процесс и показать, почему многие тоталитарные и террористические организации имеют пять общих элементов, о которых шла речь ранее.
РЕЗУЛЬТАТ: ПОВИНОВЕНИЕ И ЭКСПЛУАТАЦИЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Насильственное убеждение, которое осуществляется харизматичным авторитарным лидером в контролируемой им закрытой обстановке, приводит к тройной изоляции последователя. Вопреки распространенному в обществе убеждению, главное чувство участников тоталитарных групп не сопричастность и товарищество, а именно изоляция. Итак, последователя изолируют от внешнего мира, ему не дают полноценно общаться с членами группы только в узких рамках группового жаргона и при соблюдении жестких правил поведения. Вследствие возникающей диссоциации последователь изолирован и от самого себя ему отказывает способность правильно оценить ситуацию[70]