Рита Феденева
Ничто не конец
В будущем люди научатся хранить мысли в облаке, пересылать их письмами и экспонировать в информационном поле Земли. Я до этого не доживу. Мой мозг останется закрытым, а мысли полностью утрачены. Многое и сейчас позабылось. Стёрлось в памяти, не сохранилось в сознании. А ведь важно вспомнить и осознать. Заново пережить и подвести черту.
* * *
Мои школьные годы прошли в шестидесятые в военном городке на северо-востоке Казахстана. Отец служил в авиационном полку и осуществлял ядерную защиту СССР. В низкогорном массиве Дегелен располагался полигон1, где проводились ядерные испытания. Заряд закладывался в штольню и подрывался. Гору двигало и подбрасывало. А однажды приподняло на четыре метра. Гора зависла в воздухе, а потом плавно опустилась, и горный рельеф восстановился. Радиационный фон почти в два раза превысил смертельную дозу человека. Окрестность была не заселена. Кругом простиралась пустыня, и если были пострадавшие, то только животные. Жители военного городка, находящегося в тридцати километрах от полигона, ощутили колебания почвы магнитудой пять с половиной баллов. Нам приходилось наблюдать термоядерный гриб, перемещение радиоактивных облаков и взлёт баллистических ракет.
Я любила свою ядерную родину, считала её лучшим местом Земли. Зимы там были суровыми, заснеженными, а вёсны бурными и радостными. За ночь нарастали сосульки, днём их трогал весенний ветер, и они оживали. Весело звенели, стекали тонкими струйками и, отрываясь, падали с крыш и разбивались на множество хрустальных осколков. Всё вокруг журчало, потрескивало и похрустывало. Я любила менять русла рек, сооружать каменные континенты и вброд переходить мировые океаны. Интернета тогда не было. Телевизор являлся редкостью. Всё свободное время отводилось играм на воздухе, чтению книг, занятиям спортом и посещению кружков по интересам.
В шестьдесят пятом был произведён ядерный взрыв с целью создания искусственного озера2. Радиационные воды реки Чаган, вытекающей из Атомного озера, неслись по засушливой казахстанской степи и впадали в реку Иртыш, на берегу которой располагался наш военный городок.
В тот год весна была бурной. Иртыш вскрылся рано, и ещё не закончился ледоход, а мальчишки уже купались. Течение несло их мимо раскидистых тополей, а взрослые стояли на берегу и призывали выйти из воды. Мальчишки не слушали, радовались тёплой воде, разогретой радиацией, и ловко маневрировали между льдинами. Об изменении их здоровья стало известно не сразу. Радиация убивает незаметно. Поражает раком, белокровием или лучевой болезнью. Сильные организмы восстанавливались, слабые сильно страдали.
Невидимое излучение пронизывало нас днём и ночью. У жителей городка наблюдалась повышенная раздражительность, случались приступы депрессии или эйфории. Среди подростков бурлила любовь, кипели чувства, вздувались пузыри романтики и жгли эротические фантазии. Моя первая любовь вспыхнула как яркая двойная звезда. Я полюбила сразу двоих: девочку и мальчика.
Ленка была зеленоглазой, с длинной русой косой и длинными стройными ногами. Она носила красивую школьную форму и нейлоновые чулочки со швами. Я обожала её. Не видела никаких изъянов. Хотя нет. Был один. Звук л она подменяла звуком в. Выходило довольно забавно: Вена вьюбит вёд, Васточки ветают. Со временем Ленка научилась обходиться без л, и её речь зазвучала правильно и достойно.
Алекс тоже был хорош. Невысокий, кареглазый, довольно шустрый паренёк. Любопытный, общительный и везде бывающий, будь то школьный концерт, весенний субботник, лекция в Доме Офицеров или приезд космонавта Титова. Мне всё в нём нравилось. Была влюблена с пятого класса. Когда училась в восьмом, а Алекс в девятом, я рассказала о нём Ленке. Я мечтала с ним подружиться. Ленка пожелала завладеть. Распустила фривольное внимание, и Алекс польстился, почувствовал мужскую значимость, раздул непомерное либидо и навсегда очаровался Ленкой.
Наша дружба расстроилась. Моё место заняла Мия. Теперь Ленка с Мией прогуливалась по коридору, просиживала время в буфете и шушукалась в туалете. Быстрые, резкие, без романтических соплей и со здоровым прагматизмом, они следовали одному и тому же принципу: держались вдвоём и только вдвоём и никого в свои отношения не впускали. Выглядели они очень эффектно, как манекенщица Твигги3: высокие, длинноногие, с прямыми волосами и длинными чёлками до бровей. Родители не жалели денег, одевали их по самой последней моде: мини-юбки, высокие сапоги, плащи Болонья и шубки из искусственного меха. Ленка и Мия были нашими ровесницами, но казались гораздо старше. В период сексуальной революции они знали о сексе всё.
Мия жила в гармонии со своими сексуальными потребностями, умела привлекать мужчин, выстраивать сексуальные и материальные отношения и скрывать их от посторонних. Секс у Мии был праздничным и полигамным.
Ленка была другой. Утончённой, читающей, думающей, словно сотканной из чёрных и розовых нитей, с изящным вкраплением морских жемчужин: красиво, дорого и необычно. С холодным оттенком эгоизма. Ленка заслуживала праздника, а получала суррогат. Секс у неё был моногамным, поспешным, в тёмном подъезде или где-нибудь за кустом. Время, которое она провела с Алексом, окрашивалось нежностью и ревностью, и невыносимой болью. Счастья в отношениях было мало. Превалировало противостояние. У Ленки обнаружилась стервозная натура, у Алекса свободолюбивый нрав. Они часто ссорились, расставались и опять возвращались друг к другу.
Я не участвовала в сексуальной революции, придерживалась консервативных взглядов: Если замуж, то девушкой. Сдружилась с одноклассницами. Мы были детьми в сравнении с Ленкой и Мией увлечёнными мечтателями, неукротимыми романтиками. Ловили звёздную пыль, читали стихи и прислушивались к регистру ночи. К нам присоединялись ребята, и мы, хохоча и смакуя каждую секунду нашей восторженной юности, большой и шумной ватагой неслись по Бродвею! О-го-го! Звёзды! Расступитесь! Мы летим покорять Вселенную!
Алекс понимал, что я в него влюблена. Всегда держал меня в запасном кармане. Иногда приглашал в компанию старшеклассников. Мы пили вино, слушали битлз, но никогда не целовались. Я просто заполняла его карман. А Ленку он держал на сердце.
Иногда он приходил ко мне домой. Всё предполагало к развитию отношений, но развития не было. Я стеснялась, пасовала и быстро сворачивала взгляд, словно мне мешал нимб, светящийся над его головой. А однажды осмелела и вымыла при нём голову. Нагрела воду на керогазе, вылила в таз и ополоснула волосы. Встряхнула головой и запустила фейерверк водяной пыли. Волосы каскадом упали и красиво уложились на плечах.
Я тебе нравлюсь.
Алекс покраснел и ничего не ответил.
Я одёрнула сарафанчик и поправила бретельку.
Значит, не нравлюсь.
Его голос застрял в гортани, а звук, который продрался, оказался сухим и хриплым, словно одеревеневшим:
Кхе-кхе. Нравишься.
В моём животе что-то шевельнулось и приятно защекотало. Вязкий энергетический флюр, сотканный из мужских флюидов, окутал юное, жаждущее любви тело. Я расчёсывала волосы, поглаживал плечи и поглядывала на Алекса. Создав энергетический шедевр, я не знала, что с ним делать: как пользоваться подогретым мужчиной? В этом смысле мы с Ленкой были разными: она провоцировала, продавливала и нападала, а я заманивала, играла и ждала.
В конце концов, я не тринадцатилетняя прыщавка, которую запрещено любить. И не пятидесятилетняя тётка, которую невозможно любить. Я шестнадцатилетняя (без двух месяцев) сероглазая, русоволосая и очень даже симпатичная девочка. Меня должны и обязаны любить!
Радость большим горячим пузырём поднималась откуда-то снизу и, наполнив лёгкие, лопалась и растеклась мелкими щекотливыми пузырьками. Мои ноги ослабели, и я медленно сползла на пол. Между ног сделалось влажно и горячо, и я почувствовала пульсацию.
Алекс тем временем возился с рубашкой, потом с ремнём и ширинкой. И невзначай произнёс имя Ленки. Как только я услышала её имя, тут же захлопнулась, как морская раковина, охраняющая свою жемчужину. Не для того я зрела и хорошела, чтобы здесь, на кухонном полу, меня трахнул Алекс, воображая себе Ленку! Ни вместо, ни взамен!
Ни на что не соглашусь, подумала я, сидя на полу, и подтянула ноги к подбородку.
Что-то не так? спросил Алекс.
Всё не так.
А нельзя просто так поцеловаться?
Нет! Нельзя!
Зачем же всё усложнять?
Натянув платье на колени, я не ответила.
Он встал, застегнул ширинку, сказал: Ну нельзя, так нельзя! и направился к выходу. Меня заколошматило. Я поняла, что теряю его. Возможно, навсегда. Мне бы окликнуть, остановить Но я не окликнула, не остановила. Я боялась любви. Страх хаотично кружил внутри, вспыхивал жутью, разгорался огнём и обдавал жаром, а потом затухал, пробивал ознобом, сводил челюсти и заряжал дрожью. О да! Я боялась любви!
* * *
Десять лет спустя, когда я вышла замуж, боязнь любви стала оправданной. Однажды вечером впрочем, не однажды! Мужские руки сцепились на моём горле и деформировали гортань. Доступ воздуха прекратился. Сознание помутилось, и перед глазами промелькнула жизнь. Пальцы вовремя разжались, гортань восстановилась, и я задышала. Прокашлялась и отползла в ванную. Отлежалась и заглянула в зеркало. Увидев синяк под глазом и множественные синяки на горле, я села поверх унитаза и задумалась: зачем мне такая любовь? Для кого я берегла свою девственность? Для мужа? Ну что ж! Вот он! Муж. Пьяный лежит на кровати.
Быстро раздевшись, я оседлала его и запустила секс. И не могла остановиться. Взлетала и падала! Взлетала и падала! О! Это был секс! Не с пьяным мужчиной, лежавшим подо мной, а с семнадцатилетним юношей из моей восторженной юности. Насытившись, сползла, оставив с устойчивой эрекцией, обиженным и неудовлетворённым и безжалостно изнасилованным.
Должна ли я была его пожалеть? За всю супружескую жизнь я первый раз обошлась без мастурбации. Получила вагинальный секс с его феерическим завершением, последующим ощущением эйфории, полноты сил и сладостного удовлетворения.
Я вышла из спальной и хлопнула дверью.
* * *
После окончания школы Алекс уехал в Новосибирск, чтобы поступить на учёбу в Новосибирский университет. Не выдержав экзаменов, он завёл роман с одноклассницей и всё лето где-то проболтался. Это стало известно Ленке. Она ревновала и переживала, и решила со мной обсудить измену.
Я пришла к ней домой. Ленка сидела на диване, поджав под себя ноги, и теребила уголок ковра. Печальная и красивая, как марципановая розочка на торте или высохшая бабочка в экзотической коллекции. Я любила её, как любила Алекса. И даже не знаю, кого из них я любила больше.
Как ты думаешь? Могу я его простить?
Простить значит получить новую измену. Значит не облегчить, а усугубить ситуацию.
Ленка прищурилась.
Хочешь оставить его себе?
Я возмутилась: вовсе нет! Даже не думала!
Ленка сдвинула брови и блеснула зелёными глазищами.
Не простить значит потерять навсегда.
Она наклонила голову, и мне захотелось погладить затылок. Но я не решилась. Тихонько вздохнула и провела рукой по стене, по геометрическому рисунку ковра, на фоне которого сидела, как застывший манекен с прямой спиной и прямым взглядом.
Он тебе изменил.
А я его прощу!
Простишь измену?
Я так хочу!
Ленка встала, медленно прошлась по комнате и задержалась у окна. Плотно задёрнула шторы, чтобы предотвратить доступ жары, и вернулась, опустилась на диван и подобрала под себя ноги.
Жизнь проще, чем тебе кажется!
Настолько проста, что не надо себя уважать?
Приподняв брови, она скользнула взглядом по моим обгрызенным ногтям.
Не надо создавать себе трудностей.
Я фыркнула и отвернулась, и спрятала между ног свои обгрызенные ногти. Ленка проследила за моими руками, немного подумала, потом невозмутимо произнесла:
Жизнь имеет ценность, когда без труда добываешь себе всё, чего тебе хочется.
А если не получится добыть? То ценности нет? Тогда не следует жить? Тогда следует удавиться?
Тогда удавиться.
Она невесело усмехнулась, встала, прошлась по комнате и выглянула в окно. Повернулась ко мне лицом и преспокойно объявила:
Тогда остаётся одно: удавиться.
Я скривила губы.
Ну, знаешь ли не выход. И не вопрос. И не принцип вообще. Дешёвый, неоправданный фарс!
Ленка вспыхнула, хотела оправдаться, но я не дала. Быстро распрощалась и ушла. Впрочем, я напрасно злилась. Мы стоили друг друга и дополняли как части банаховых пространств4.
* * *
С годами мои принципы смягчились. Я перестала быть категоричной. Научилась принимать измену, прощать недостатки друзей и мириться с ущербностью морали. Только в одном сохранила твёрдые и искренние убеждения: если мужчина любит, то любит. Не изменяет, не доминирует, не манипулирует. И, конечно же, не подвергает домашнему насилию.
Всегда помнила Ленкины слова: стоит ли ценить свою жизнь, если не исполняются желания? Нет. Не стоит. Потому что человек живёт, чтобы реализовать свои смыслы и желания.
Муж перестал вписываться в мои желания и определённые мною смыслы. Тогда я взяла дочь и чемодан и выехала в никуда. Кто-то скажет: круто! На самом деле круто. Но как было тяжело Но это было потом!
* * *
Всё лето Ленка просидела дома и только изредка появлялась на пляже. Высокая, узкобёдрая, с длинными стройными ногами и широкими прямыми плечами. На переносице громоздились солнцезащитные очки редкая вещица для тех времён. Шумных компаний она избегала. С Мией находилась в ссоре. Была одна. Всегда одна.
Расположившись на песке, она читала Лема или Хейли, или журнал Иностранная литература. Недолго. Минут двадцать. Потом собиралась и уходила. И так до следующего утра.
Я была пляжным завсегдатаем, вращалась в шумных компаниях, загорала до цвета шоколада. Всё приносило мне восторг и удовольствие: жаркое солнце, прохладная вода, песчаные плёсы, хорошая книга и весёлая компания. Я жила со вкусом. Даже неразделённая любовь не являлась для меня отравой или неутолимым горем, а была кисленькой вишенкой на торте.
И вообще, Ленки, Мии и Алекса было в моей жизни совсем немного. Но однажды Мия пригласила меня в гости. У неё была трёхкомнатная квартира со стандартным интерьером шестидесятых: трёхстворчатый зеркальный шкаф, круглый стол, венские стулья и небольшой сервант, наполненный хрусталём. Сама Мия была просто восхитительна. Она сидела на подоконнике, курила сигареты ВТ и высказывала радикальные мысли.
Я не хочу замуж. Выйти замуж и родить ребёнка это может каждая. А ты попробуй стать шлюхой. И не просто шлюхой, а изысканной насладительницей секса!
Я отмалчивалась. Тема секса давалась мне с трудом. Не получив восторженных откликов, Мия поддала экспрессии.
Если говорить о любви, то меня любит брат.
Я ужаснулась: неужели инцест? Мия утвердительно кивнула: инцест! Достала сумочку, извлекла письмо и зачитала несколько строк, адресованных ей, любимой женщине. От брата. Любимого мужчины.
Свернув пополам листок, она загнула пять сантиметров, уложила в почтовый конверт и опустила в модную сумочку. Клик-кляк. Замочек защёлкнулся.
Ну, что тут скажешь? Инцест!
Мия дёрнулась.
Не понимаешь?
Я помотала головой: не понимаю. Она стряхнула пепел в окно и снисходительно произнесла:
Любовь и секс это разные вещи. Любовь любовью, а секс нужен дополнительно. Для личного удовольствия.