Лео де Витт
Искусство быть неудачником
Последний день последнего лета
Вот и заканчивается их последнее лето.
Давид понимает это, но что толку?; вот, идёт он сейчас по Шахтинску возле строящегося сельско-хозяйственного техникума, куда уже в следующем году будет съезжаться молодёжь с ближайших деревень, чтобы учиться, а затем вернуться в родное село, завести семью, устроиться на высокооплачиваемую работу и трудиться на благо малой родины; шутка!: все прекрасно понимают, что деревенская молодёжь едет сюда, потому что не хочет оставаться в родной глуши, где пять домов на всю деревню ни работы, ни новых знакомств, ни возможностей; хах, возможности!: каждый молодой, уважающий себя человек считает, что там, где он родился, нет возможностей; деревенская молодёжь не видит в своём маленьком посёлке возможностей и едет сюда, в город Шахтинск; в свою очередь, жители Шахтинска не видят в шахтёрском городке возможностей и едут в областной центр, в Павлодар; в свою очередь, жители Павлодара не видят в своей столице маленькой области никаких возможностей и едут в столицу, в Астану, или в Россию, в Сибирь благо граница недалеко (благо для них): едут в Омск, в Новосибирск, в Барнаул, в Томск, в Кемерово; ну, а сибиряки, в свою очередь, считают свой таёжный край дырой и не видят тут никаких возможностей; да что там сибиряки!: однажды девочка из города Казани, прям как в известной поэме, сказала Давиду, что даже в Третьей Столице молодые люди не видят возможностей и по возможности едут в Санкт-Петербург или в Москву; интересно, а москвичи и петербуржцы видят в двух столицах какие-нибудь возможности или улетают за границу?; интересно, а немцы, французы, итальянцы видят у себя: в Германии, во Франции, в Италии возможности или валят в Штаты?; интересно, а американцы видят в своей державе возможности или бегут к немцам, французам, итальянцам?; вообще на этой планете есть город, в котором молодёжь видит возможности???; в свою очередь, Давид считает, что в его городе нет возможностей.
А что вообще такое возможности? Вот, бегут молодые ребята: Давид, Илья, Лёва, Герман, Рафаэль бегут, кроссовки шлёпают о мокрый асфальт; бегут, сами не знают куда: то ли за мечтами, то ли от собственных отражений в лужах. Давид мечтает снимать кино, Герман стать известным футболистом, Илья хочет денег, Лёва желает посвятить жизнь науке, а Рафаэль сам не знает, чего хочет. И каждый мечтает уехать из Шахтинска, выбиться в люди, найти возможности. Но ведь прежде, чем искать возможности, нужно найти самого себя. А почему они уверены, что нашли себя?
Давид перегнал остальных. Добежал до перекрёстка и остановился под светофором. Красный свет вырисовывал контуры его силуэта. Он смотрел вдаль, на бегущие фигуры. «Вот, сумасшедшие! Куда вы бежите на красный?» подумал он и захохотал. В душе же он плакал. Последнее лето. Завтра они пойдут в выпускной класс, а через год расстанутся, поступят в университеты и разъедутся по городам. И возможно уже никогда не встретятся. Они так ждут это часа: когда настанет взрослая жизнь, когда начнут сбываться мечты. Но сложно попрощаться с тем, что сопровождало тебя на протяжении всей жизни: школа, друзья, семья, дом. И даже Шахтинск. Ребята настигли Давида. Кто-то крикнул: «Осталась минута!» Друзья встали в круг и обняли друг друга за плечи. Рафаэль вытянул руку с часами вперёд. Секундная стрелка стремительно бежала к двенадцати. Всего несколько мгновений и наступит новый день. Все закричали:
Пять!
Четыре!
Три!
Два!
Один!
Наступило первое сентября. Друзья прыгали, кричали, обнимались; вода из луж всплёскивалась у них под ногами.
Вот и закончилось их последнее лето.
Сезон первый. Время возвращаться
Каждое покоящееся тело стремится вследствие инерции прибывать в покое вечно, а когда оно двигалось, то имеет стремление двигаться по прямой линии и равномерно. Всякая причина, способная изменить покой или движение, то есть заставить тело выйти из покоя, или вместо, прямолинейного иравномерного движения принять какое-нибудь другое, называется силою.
К.Д. Краевич, "Учебник физики"
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
М.Ю. Лермонтов
В природе противоположные причины часто производят одинаковые действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от лишней езды.
М.Ю. Лермонтов
Эпизод первый. Искусство быть неудачником
Я люблю поезда. Трамваи. Метро. Паровозы. Стук колёс о рельсы. Лёгкое покачивание вагона. Прогулки зевак в коридорах. И знойную духоту купе. Поезда, вообще, представляют собой концепцию идеальной человеческой жизни движение по заранее проложенной полосе, знание следующего поворота и спокойствие за завтрашний день. Я же не таков. Так вышло, что, по воле судьбы, я стал писателем, представителем самой бесполезной профессии в мире, а потому больше не имею права на тихую размеренную жизнь: мой жизненный опыт равняется качеству написанных мною книг, и мне часто приходится вляпываться в разного рода авантюры, чтобы банально было о чём писать, и тем самым поддерживать количество хлеба с сахаром на моём столе. Придирчивый читатель явно поморщится и задаст вопрос: а почему я, собственно, не полетел на самолёте? Ответ будет прост. На самолёт у меня не хватило денег.
Но мы подъезжаем к пункту назначения. Я кладу стопку бумаги на дно чёрного чемоданчика и ставлю на них печатную машинку. Оставшийся путь погляжу в окно. В бескрайней казахстанской степи, расплывшейся океаном, с высокими холмами, возвышающимися подобно морским волнам, раскинулся маленький городок. Жёлтые огоньки, гуляющие в тумане, возвещают, что дикая степь здесь заканчивается и начинается жизнь. Шахтинск. Город, где я родился. Большинство людей знает его как провинциальный шахтёрский городок: молодёжь называет его величайшей дырой, из которой им когда-то предстоит выбраться; работяги, стуча себя в грудь, кричат, что это будущая энергетическая столица; для меня же Шахтинск город, где самая прекрасная осень а разве осень в провинции может быть иной?
Каждая из этих оценок справедлива. Шахтинск уже давно стал энергетическим центром страны. Многочисленные электростанции, выросшие вокруг города, как грибы, снабжают энергией всю область и больше. Уголь, что здесь добывают, не высокого качества, но его много, и он дёшев; и его покупают. Молодёжь страдает здесь страшной скукой, и, чтобы как-то с ней справиться, бродит по улицам днём и ночью; и даже русский народ, любящий стабильность и осёдлый образ жизни, обратился в казахских кочевников. И в этой всенародной праздности город живёт: улицы его заполнены людскими потоками гуляя по окрестностям, стоит смотреть по сторонам, если не хотите, чтобы Вас сбила группа бегунов или велосипедистов. Их же родители, напротив, всегда заняты: плотный рабочий график и домашние дела напрочь искоренили пьянство. Но, как известно, наши недостатки прямое продолжение наших достоинств. Рыночная экономика построила город по заветам великих антиутопий. Центральный район, утопающий в неоновых вывесках, собирает в себе всех бездельников города; они ежедневно, ежечасно, ежеминутно тратят родительские деньги, набивают ими карманы людей благородных кровей, обосновавшихся в высоких поместьях на краю города, где степные ветра отгоняют от их жилищ испарения разрезов, шахт, электростанций. Растратив родительские деньги, подростки возвращаются в родные дома, старые советские постройки, давно провалившие все проверки и получившие статус аварийных домов. Летом сюда заползают насекомые и прочие гады, а зимой холод и ветра пробирают жителей до костей; те же обставляют квартиры нагревателями, заставляющими электростанции работать на полную катушку. Ежедневно домохозяйки протирают подоконники и, помимо пыли, обнаруживают на мокрых тряпках чёрную угольную сажу, осевшую на поверхности, а до этого, летавшую в воздухе в воздухе, которым дышат местные жители. Отсюда, Шахтинск занимает одно из ведущих мест в стране по заболеваемости раком лёгких. Новый онкологический центр, построенный в ближайшем посёлке, считается лучшим в стране, из-за чего сюда слетаются богачи со всех уголков постсоветского пространства, не оставляя свободных коек для местных жителей. Скука, одолевшая молодёжь, заставляет их искать счастье в сомнительных заведениях и в дешёвых наркотиках. Здесь лучше не ходить одному по ночам: рискуете нарваться на нож; а после Ваш убийца будет каяться в суде и заверять, что не понимал, что делал; и самое страшное, что он действительно раскаивается, и он действительно не понимал, что делал. Конечно, читатель, умудрённый жизненным опытом, заметит, что подобное творится в любом провинциальном городе. И будет прав. Но Шахтинск город небольшой. А потому все процессы в этом террариуме протекают быстрее и нагляднее.
Ну, здравствуй, Шахтинск! Любимый город!
Поезд остановился. Я вздрогнул. Возвращение к Шахтинску, к моему старому другу, представляется мне очень волнительным. Я взял кейс с печатной машинкой и большой советский чемодан, с которым уезжал когда-то. По перрону плывёт лёгкий туман, в нём бегают тёмные фигуры: обнимаются, плачут, радуются. Меня же никто не встречает: я не сообщил о своём приезде.
У вокзала нас встречает стая таксистов. Стоит пассажирам только выйти, как они набрасываются на них, и без каких-либо вопросов хватают чемоданы, нагружают ими багажники, а пассажиры, словно загипнотизированные, садятся к ним в машины и диктуют адреса, не спрашивая сколько будет стоить поездка, и совершают тем самым большую глупость.
Моё внимание привлёк полный мужчина с густой щетиной у чёрной чайки. Он не бегал за мной, не выхватывал из рук чемодан, потому я сразу доверился ему. Его зовут Абдул. Он чеченец с Тихого Двора (так называется район на краю города).
Езжайте через улицу Ленина. попросил я, когда мы выехали из территории вокзала. Хочу посмотреть, как изменился город.
Абдул усмехнулся.
Не думай, брат, что увидишь там что-то новое.
Я понимал, что вряд ли центральная улица обросла новыми постройками; я хотел знать, сохранил ли город прежний дух. Но Абдулу я не стал этого говорить: боялся, что он неправильно меня поймёт.
На вахту приехал, брат?
Я дружелюбно улыбнулся ему.
Нет, я не рабочий, я писатель.
Мой собеседник никак не отреагировал на своеобразность моей профессии.
Разве сейчас кто-то читает?
Я не стал объяснять ему специфику книжного бизнеса: чем нам, писателям, приходится заниматься, помимо написания книг, чтобы как-то прожить боялся, что ему это будет неинтересно, а я по долгу службу привык заинтересовывать. Потому, ответил просто:
Читают.
Он снова никак не отреагировал на мои слова.
А вот дети у меня не читают, все в телефонах. Я говорю им: «Хоть бы раз взяли в руки Коран.» Коран-то обязательно каждый мусульманин в жизни должен прочесть.
Я атеист. сказал я и тут же поругал себя, но слова Абдула меня удивили.
Хороший человек значит.
Я не сдержал смеха. Шофёр воспринял его, как вопрос, требующий пояснений.
Среди атеистов больше хороших людей, чем среди верующих. Вы постоянно грешите и за грехи свои отвечаете лишь перед самими собой. Верующие же грешат не меньше, только сразу бегут в мечеть замаливать грехи, лицемерят перед Всевышним. Совершая же доброе деяние, вы, не верующие в Царство Небесное, делает это просто так, от чистого сердца. Наши же относятся к добродетели, как к сберегательной кассе, в надежде выбить себе билет в Рай.
Христианский атеизм. заключил я после долгого молчания. «Послание к Римлянам», «Новый Завет».
И хорошо получают писатели? спрашивает Абдул.
На хлеб с сахаром хватает.
А дети есть?
Я покачал головой.
Вот, потому и хватает, что детей нет. с улыбкой заметил он.
Про себя я согласился с ним. Вряд ли моих гонораров хватит, чтобы обеспечить хотя бы одного ребёнка.
У меня четверо. добавил Абдул.
Я удивился.
Да! Всех накорми, напои. На себя ничего не остаётся. Но я не жалуюсь. Старший вон в техникум поступает. И здесь надо деньги платить. А где ж их взять?
Я разглядывал его одежду. Выстиранное, выглаженное трико. Добротная кожаная куртка. Большой живот. Он не выглядел человеком бедным.
Тут Абдул сообщил, что началась улица Ленина, и я уткнулся в окно. Он был прав: город не изменился. Старые пятиэтажки с выцветшими на солнце стенами. Густая шевелюра маленького сквера. Парк Победы. Два торговых центра, нуждающихся в ремонте. И неровная дорога, накрытая жёлтым светом фонарей. Эх, дом, милый дом!
На перекрёстке мы повернули на улицу Маркса и поехали в сторону парка имени Ленина (забавно, на улице Маркса парк имени Ленина). За ним начинался Шанхай, район, где я вырос.
Вы не похожи на бедствующего человека. решился заметить я.
На моё замечание он отреагировал спокойно.
Я не всегда таксовал. Было время, я держал кафе на Старом базаре.
Я припоминал там некое кафе.
Не «Халва» ли случайно?
Оно самое. ответил водитель.
В голове всплыли воспоминания. На душе стало так тепло.
В детстве мы с семьёй часто захаживали к вам. У вас была самая вкусная кухня в городе. Это не моё дело, конечно, но что случилось?
Абдул поджал губы, и я решил, что он не ответит. Но после долгой паузы он заговорил.
Мать заболела. Лечение стоило немалых денег. Меня предупреждали, что ничего не поможет, но я продолжал возить её по клиникам. Мать умерла, а вместе с ней и семейный бизнес. Сейчас мне пятьдесят четыре, а мы с женой и детьми ютимся в трёхкомнатной квартире. Последние сбережения от продажи помещения уйдут старшему на образование.