«Бойцы сражайтесь! Матери надейтесь и ждите! Командиры не подведите!» И совсем неподалеку баннер с объявлением скорого концерта Киркорова, который в январе 2022 года глумился в Кремлевском концертом зале над крестом Господним.
Рассказываю об этом Алексею, который встретил меня на автобусной остановке. Алексей, человек твёрдой воли и несокрушимого патриотизма, бывший офицер, отвечает:
«Давно приметил эту практику двоящихся смыслов и плавающей морали. На границе с Грузией и Казахстаном тысячи машин с бегущими от призыва в армию мужчинами. В основном питерские и московские номера. Их не останавливает, что пограничники ставят в военном билете штамп: «Дезертир. Уклоняется от военной службы. Склонен к предательству». Не понимаю, почему их вообще выпускают? Почему не запретят развлекательные шоу на телевидении? Где плакаты «Родина-мать зовет?» Где повсеместный строгий призыв: «Все для фронта, все для победы!»? Почему в день, когда была объявлена мобилизация, а именно 21-го сентября, на Рождество Богородицы, в день памяти Куликовской битвы, 200 пленных азовцев-сатанистов, садистов, которых ждал анонсированный на весь мир трибунал и высшая мера, обменяли на наших 50 пленных и олигарха Медведчука? Тяжелейший духовный удар по нравственному и боевому духу солдат, по сознанию граждан, по престижу власти, равный поражению на фронтах. Кто стоит за этим предательством и подлостью? Значит, существует параллельная власть, которая проводит свою темную и разрушительную политику против страны, народа и президента? Почему 11-го сентября, в День Усекновения Главы Иоанна Предтечи, устраивается в Москве День города, на котором происходит презентация самого большого колеса обозрения (в народе «чёртова колеса»), а в Лужниках поёт скандально известный матершинник Шнур песню о сгорающей в пожарах Москве? Где ответы? Почему Господь попускает это? Почему наши вооруженные силы не разрушат мосты и железные дороги, по которым идет западная военная техника, топливо врагу? Увидеть бы этих мерзавцев, которые вяжут армию по рукам и ногам! В кровавой мясорубке гибнут тысячи православных! Где церковь? Почему молчит?»
«Прекрасно тебя понимаю, Алексей! Люди спрашивают: Где Церковь? Церковь спрашивает: где люди?
Ведь людей-то особенно в храмах не прибавилось, хотя ушли на фронт самые близкие и родные. Если не просыпаемся от звука колокола, то колоколом становится звук взрывов.
Примером для нас служат сейчас братья-мусульмане, у которых ничего не двоится, всё цельно и даже возвышенно. Чеченская мать, отправляя сына на войну, говорит:
Иди и ничего не бойся! Не прячься за спины друзей, а сам их прикрой, если надо!
Знаю одно, что любящий Господь тесным путём ведёт нас, паршивых негодяев, ко спасению. Бог не палач, но врач! Аварии на дорогах тридцать тысяч в год! Пьянство, наркомания, блуд, измены, матерная брань даже среди маленьких детей Каких милостей мы можем ждать от Бога?
Министерство обороны опубликовало число погибших наших воинов, невозвратные потери. Около шести тысяч. Может быть, их и больше. Много это или нет? Конечно, много! Смерть одного человека уже трагедия. Но посмотри, сколько было сделано абортов за годы после начала перестройки! За тридцать лет по самым скромным подсчетам убито сто сто пятьдесят миллионов младенцев, безгрешных, беззащитных, никому не принесших вреда, не успевших открыть глаза и увидеть белый свет. Убито изощрённым способом по сговору группой лиц, как сказал бы нам об этом Уголовный кодекс. С участием матерей отягощающий фактор! Уничтожена, убита целая страна! Ты представляешь, сколько бы нас сейчас было? И где миллионы кающихся? А потому не надо удивляться происходящему!»
Идём с Алексеем к переходу через проспект, направляемся в парк. Звонит телефон. Это из питерского госпиталя знакомая врач, у которой попросил список самых необходимых для фронта медикаментов.
«Добрый день, отец Михаил! Выслала вам список на электронную почту. Хотите историю, от которой до сих пор у меня не просохли глаза? Иду по палатам с обходом. На кроватях раненные разной степени тяжести. Захожу в одну, там морпех с ампутированной ногой. В бинтах и капельницах. Вдруг слышу, как что-то начинает бабахать за окном. Звуки даже сквозь плотные стеклопакеты прибиваются. В этот же миг мой одноногий морпех вскакивает с кровати, роняет стойки капельниц и валит меня на пол, прикрывает собой: Ложись, сестренка! Сейчас прилетит, мало не покажется».
Лежим, взрывы не прекращаются. И только тут до меня доходит, что это на Финском заливе «золотая» молодежь что-то там празднует. Видела накануне из окна, как туда целая вереница длиннющих «Хамеров» проехала. Глажу его по руке, плачу:
«Родненький, это не снаряды, это салюты пускают!»
Пересказываю Алексею. Лицо его темнеет, скулы заостряются.
«И до какой поры будет это продолжаться? Предатели! Одни веселятся, другие льют кровь! Где наши Гермогены? Где воззвание: Родина в опасности!? Господи! Господи!..»
Подходим к пешеходному переходу через проспект. Машины сплошным потоком. Безумные мотоциклисты с ревом лавируют между ними. Вот свадебный кортеж. Десятка полтора дорогих белоснежных машин с лентами и куклами на капотах.
Вдруг раздаётся нарастающий пронзительный звук сирены. Машины берут вправо, останавливаются. Все останавливаются. Останавливается свадебный кортеж. Появляется удлиненный желтый микроавтобус с красной надписью: «Медицина катастроф» и проблесковым маячком. Проносится мимо. Алексей провожает его взглядом, смотрит на меня:
«Что это?»
«Видимо, ответ на наши вопросы, говорю. Бог не палач, а гениальный врач! Чтобы спасти нас, нужно серьезное хирургическое вмешательство. Как известно, мертвых не лечат, значит, мы ещё живы у Бога!»
Мишень
Служба закончилась, я направлялся к выходу из храма.
«Вас к телефону, отец Михаил!»
В трубке чуть картавый женский голос, вроде бы даже знакомый, но вспомнить не могу.
«Добрый день, Михаил Семенович! Не узнаёте? Надежда Павловна. Приехала с мужем в Ардатов погостить к маме. Вас, Михаил Семёнович, и матушку ждём с мужем в ресторане. В удобное для вас время. Столик закажем. Вы не против? Целую вечность не виделись»
Когда-то давно, в середине 1990-х, Надежда Павловна работала в нашей ЦРБ хирургом. Прекрасный внимательный специалист, душа-человек. Ещё тогда сложилась между нами неуловимая взаимная симпатия. Конечно, по ресторанам с матушкой не ходим, но на этот раз согласились. Договорились на вечер.
Сидим, ужинаем, вспоминаем прошлое, обсуждаем перемены, которые в Ардатове произошли за эти годы. Надежда Павловна с мужем работают в военном госпитале. Очень сдержанна в суждениях и оценках, но в какой-то момент неожиданно начинает говорить, понимая, как нас интересует эта тема:
«В начале военной операции даже многие врачи принимали её с непониманием и осуждением. Теперь всё поменялось. Так ведь, Костя? Это как в хирургии: хочешь не хочешь, а надо оперировать, чтобы спасти пациента. Здесь не до рассуждений. И ребята раненые, есть и тяжёлые, но все какие-то просветленные. Нет озлобления. Вот что удивительно! Детишки-школьники каждый день приходят, рисунки приносят, короткие сочинения вслух читают, проходят концерты и слышны песни. Нет уныния! Нет отчаяния! Почти все хотят, если признают годным, вернуться на фронт. На всех кресты. Смотрю, у одного узбека, Алишера, под пижамой крест. Ты же мусульманин! Погладил крест и говорит: «Без него нельзя! Спасает!» Жаль только, что с началом мобилизации многие рванули за рубеж. У нас что уже и патриотов среди молодежи нет? Или это сытые и богатые? Вот Костя считает, она смотрит на мужа, что всё упирается в воспитание, вернее, в его отсутствие. Ни в семье, ни в школе нет достаточного внимания и упора на нравственность, ответственность, патриотизм».
«Согласен! Знаете, Надежда Павловна, обычно перед началом учебного года в храмах совершаются молебны, на которых много детей школьников и студентов. Мы завершаем молебен молитвой: Господи, спаси и помилуй российскую молодежь, погрязшую в страшных грехах неверия, маловерия, зловерия, злочестия, незнания и несоблюдения Закона Божия, не-почитания родителей и в страшных пороках сквернословия, блуда, прелюбодеяния, разврата, винопития, наркомании, и приведи её к истинному покаянию и в Церковь Твою Святую, Соборную и Апостольскую, юже снабдел еси Честною Твоею Кровию. Дети и подростки вряд ли понимают, для чего их привели родственники и о чем это там бормочет священник. Но Бог-то видит наши беды! Он видит, что битву за детей и молодёжь мы проигрываем».
Недавно на улице наш прихожанин Харитон останавливает меня. Достаёт из багажника банки с домашними соленьями-вареньями: «Это вам жена попросила передать». Разговорились о детях, молодежи. Харитон достал телефон и показал ролик, где мальчишка лет девяти с опустошенным взглядом смотрит на мать, которая в панике пытается докричаться до него:
«Сынок! Давид! Ты меня слышишь? Как тебя зовут, тебе сколько лет?»
Тупой взгляд идиота, молчание. Дальше в ролике рассказывается, каким образом детей даже младших классов подсаживают на дешёвые синтетические наркотики китайского производства. Они упакованы в конфеты и жевательную резинку и поначалу раздаются бесплатно. Привыкание наступает со второго раза. Вред здоровью колоссальный. Через полгода начинают разрушаться кости.
«Увы! говорит Константин. Это у нас сейчас повсеместно. В каждой школе. И у нас тоже в столице. В столице, пожалуй, особенно. Родители пытаются бороться, учителя, сотрудники полиции, но дело зашло слишком далеко. За всем этим стоят бешеные деньги, и нити тянутся на самый верх. В начале февраля в интернете появилось скандальное сообщение, что некий московский подросток Вова демонстративно плевал на спину своего девяностолетнего деда, ветерана Великой Отечественной войны, а потом ему сзади на спину помочился. Дед этого не видел, но видели подростки, приятели Вовы, которые находились в квартире, где дед, Вова и его родители проживали. Трое подростков хохотали, снимали на телефон, а потом выложили в интернет. А причиной этой мерзкой выходки были обычное стариковское желание вразумить подростков, удержать от участия в массовых беспорядках».
«Да, Константин, простите, не знаю вашего отчества»
«Яковлевич.»
«Константин Яковлевич, в юности я занимался боксом. Есть такой прием глухая защита, когда прижимаешь локти к бокам, втягиваешь голову в плечи, чтобы ослабить удар противника. Сейчас у меня такое чувство, что дети, подростки не только не знают, как защищаться, но и сознательно обучены быть мишенью. Их в самом раннем детстве сбивают на землю и бьют ногами. И делают это взрослые люди расчетливо, профессионально, безжалостно. С начала 90-х я по долгу службы окормлял колонию здесь, в Ардатове, что на месте бывшего Покровского монастыря. В колонии у подростков была жёстокая забава, которая называлась «пробить фанеру». На тех, кто находился на самом низу колонской кастовой лестницы и назывался «опущенным», «авторитеты» отрабатывали удары. «Опущенных» ставили к стенке и били кулаком в грудь. Били изо всей силы. Грудная клетка должна была вмяться, и тогда удар считался удачным, а «фанера пробитой».
Я вижу, что у современных детей и подростков «пробивают» даже не «фанеру», а душу. Пробивают преступные мировые «авторитеты», которые оказались хозяевами денег и власти. Души подростков в массе своей пусты и безжизненны. У них нет высокой цели. У них нет мечты. В глазах не светится радость, самое ценное для них они сами и их смартфоны. Зависимость от них сродни наркотической. Это отмечают все психологи. Цели тех, кто готовит новое глобальное рабство, убить интеллект, сознание низвести до самых примитивных желаний и отправлений. Это было еще в планах Гитлера для порабощенных славянских народов. Посреди деревни предполагалось поставить столб с репродуктором, весь день звучит примитивная музыка, пошлые текстовки, начальное образование сводится к обучения простейшим навыкам. «Дистанционка», которую опробовали под дымовой завесой «пандемии», должна, по мысли глобалистов, окончательно добить классическую школу. Дети самые уязвимые существа в этой войне за души людские.
По ним наносится основной удар, потому что взрослые, особенно люди старшего поколения, имеют устоявшееся мировоззрение и определенную нравственность.
«Я военный, как вы понимаете, служил много лет в Сибири в войсках связи. С Надей переезжали из одного военного городка в другой, пока не оказались в Ардатове. Видел многое и многих, но то, что сейчас происходит с людьми, с молодежью, нестерпимо! Полное разложение! Думал, только потрясение может изменить ситуацию. Только событие или ряд событий, которые вывернут человека наизнанку, смогут вернуть к жизни спящий рассудок. Какие-то экстремальные встряски и испытания. И вот война!»
«Если позволите, я расскажу одну историю, которая имеет непосредственное отношение к нам и тем событиям, которые мы все переживаем. Вот коротко её содержание. Подмосковная мотострелковая часть. При ней Музей Боевой славы, куда в начале учебного года по традиции приезжают московские школьники, чтобы осмотреть экспонаты музея, военную технику на площадке, послушать ветерана войны. Рассказ ведется от лица старшего лейтенанта Марата, которого на месяц после госпиталя прикомандировали к музею, чтобы окреп и восстановился. Последняя экскурсия. К музею подъезжает небольшой автобус со школьниками. 16 человек. Плюс руководитель. Автобус шикарный и принадлежит одной из элитных московских школ. По тому, как вальяжно выходили из автобуса старшеклассники, можно было понять, что они уже сейчас чувствуют себя выше прочих людей. На их лицах была скука, которую не развеял ни показ военной техники, ни рассказ ветерана войны. Ребята его не слушали, а сидели, уткнувшись в телефоны».
Ветеран поднялся, чтобы привлечь внимание.
«Ребята, вы живёте в счастливое время, никто не стреляет, бомбы не падают. В вас не стреляют, на вас не охотится враг, не берёт вас на мушку. Вы представляете себе, что может испытывать человек, когда на него прёт танк, а у него в руке только граната, когда вы для него живая мишень»
В какой-то момент ветерану стало плохо, его увели в санчасть, а до окончания экскурсии был ещё час, который надо было чем-то заполнить.
Марат увидел в окно подъехавший «Урал». Это ребята из хозвзвода привезли почту. План созрел тут же.
«Ребята обратился он к школьникам, кто хочет привезти домой пакет свежих лесных грибов?»
Все дружно подняли руки. Марат выскочил на улицу, подошёл к старшему, которого хорошо знал, и попросил довезти их до полигона. Была суббота, стрельб нет, а детишки пособирают грибы. Сопровождающий учащихся сказал, что подождёт в музее. Грузному мужчине в годах не хотелось лезть в кузов, а потом ещё час бродить по лесу.
В запретную зону полигона никого не пускали, а потому грибов было видимо-невидимо. Марат посоветовал собирать только белые. Пакеты были полны грибов, пора было возвращаться. Ребята увидели большой квадратный щит, а рядом длинную глубокую яму, стены которой были укреплены досками. Марат объяснил, что это мишень, а яма траншея, которая предназначена для солдат, обслуживающих мишень: её разворот, крепление, ремонт и замену.
Марат хотел уже уводить школьников от мишени, как раздался протяжный вой сирены. Такой сигнал подается перед началом стрельбы. Случилось то, чего не должно было быть. В субботу стрельбы не проводились, это был день профилактики. Но как потом узнал Марат, в этот день в часть приехала какая-то важная персона, ради которой и решили провести показательные стрельбы. Марат крикнул: