Думаешь, кто-то будет писать про это письма? с сомнением спросил Семен.
Если показать пример, то будут, я пожал плечами.
В смысле, кто-то из нас сначала должен написать? нахмурилась Даша.
Ну куда вы бежите впереди лошади? засмеялся я. Мы же пока еще дискутируем. Просто мне сегодня пришло вот это в голову, вот и обсуждаю с вами.
В этой идее что-то есть, Иван, медленно проговорила Антонина Иосифовна. Только в таком виде нам ее не защитить перед парткомом. А если без их утверждения поставим в номер, то они снимут это просто из принципа.
Тогда другое предложение, сказал я и прошелся между столами, заложив руки за спину. Как насчет серии интервью с простыми работницами завода, а? Поставить в фокус наших героических женщин, Мишка сделает отличные фотографии, а в конце статьи приписка. Что, мол, если вы хотите что-то сказать героине, стать героиней или дать совет, пишите письмо в редакцию.
И что мы будем делать с этими письмами? недоуменно спросил Семен.
Как это что? я приподнял бровь. Возьмем всю пачку и пойдем в партком. Чтобы показать, что вот, мол, живые чаяния наших работниц. Надо идти навстречу.
На бледных губах Антонины Иосифовны заиграла легкая улыбка. Похоже, в яблочко!
А почему только женщины? Вдруг мужчина тоже захочет дать совет или еще что-то Семен почесал в затылке.
Антонина Иосифовна? я вопросительно посмотрел на редакторшу.
Ты от меня одобрения идеи ждешь что ли? спросила она. Статьи про работниц мне нравятся. Есть кто-то на примете?
Если это случайная работница, можно лотерею сделать! воскликнула Даша. Сходить в отдел кадров, взять список всех женщин, которые у нас работают, сложить имена в шапку и вытащить. Кому повезло, с тем и интервью!
Я стоял на площадке и изучал «наскальную живопись». Судя по надписям и рисункам, соседи Элис ака Ирины не отличались высокими моральными качествами, имели массу дурных привычек и не очень-то дружили между собой.
Я решительно надавил на пимпочку звонка. Внутри квартиры раздалась трель. Только бы ты оказалась дома
Ивааан? девушка подслеповато прищурилась. Она была без очков, закутанная в полосатый банный халат, на голове высокая чалма из полотенца.
Привет, Ириш, широко улыбнулся я. Гостей принимаешь?
Она отступила вглубь квартиры, пропуская меня в крошечную прихожую. Подозрительно покосилась на сумку на моем плече.
Давно что-то тебя видно не было, напряженно сказала она. Снимая ботинки и пальто, я прислушался. Вроде бы, кроме нее в квартире никого не было. За этот месяц она, конечно, могла наладить отношения с братьями, но я ни одной живой душе не сказал, куда собираюсь зайти, так что очень вряд ли кто-то меня здесь поджидал. Разве что, тут мог оказаться ее ухажер. Но ведь я все-таки брат, а не бывший. Так что никакого компромата, мой визит ее личную жизнь никак испортить не может. Разве что ее хахаль сбежит и не станет слушать, что я ее брат
Работал много, вздохнул я. Чаем угостишь? У меня есть вафельный тортик и пирожные
Тебе что-то от меня нужно? буркнула сестра.
Ириночка, чем я тебя прогневал, не успев на пороге появиться? я уставился на нее открытым и честным взглядом.
Ну а что я должна думать? голос девушки звучал напряженно и все еще не очень приветливо. Ты пропал на месяц, теперь появляешься тут с тортиком и улыбаешься до ушей.
А вариант «просто соскучился» ты не рассматриваешь? я подмигнул. Я устраивался на новой работе, привыкал к новому графику и к новому городу. Череп забит был этим вот всем. А сейчас, наконец-то, все устаканилось, и я вспомнил про любимую сестричку. Да не хмурься ты так, морщины появятся раньше времени!
Зубы заговариваешь, да? Ирина подозрительно прищурилась и в упор смотрела на меня. Я не отводил глаз от ее лица.
Ириш, ну ты чего? мягко спросил я. Не с той ноги встала что ли?
Пожить к себе не пущу, отрезала она. Прописывать тоже не буду. Если нужна прописка, иди к родителям.
Тьфу ты, я бросил на пол сумку. Да не надо меня пускать пожить, я правда только в гости. Я уже давно взрослый человек и со своими проблемами как-нибудь разберусь. Так чай-то мы будем пить или нет?
Вроде бы, после моих слов сестра расслабилась. Перестала стоять столбом и жечь меня подозрительными взглядами и пошла на кухню. Шаркая по полу домашними шлепанцами.
У меня и вправду была мысль договориться с сестрой о временном проживании, но, похоже, братья ее так достали, что она такие желания чует еще с первого этажа. Нет-нет, не буду тебя нервировать, сестричка. Лучше уж на вокзале переночую, а завтра с Феликсом поговорю. Но кроме этого у меня к сестре был еще один разговор.
Загудела вода в кране, потом шумно фыркнула газовая плита. Я вжикнул молнией сумки и извлек две коробки одну с вафельным тортом за пятьдесят копеек, вторая с корзиночками из «Лакомки». Я вроде аккуратно их нес, надеюсь, с кремом все в порядке.
Ирина плеснула на донышки чайных чашек чуть ли не по капле заварки из полосатого чайничка и долила до верха кипятком. Поставила на стол сахарницу, полную каменно-твердых кубиков.
Уселась на табуретку и уставилась на меня. Эх, похоже, все-таки, лед между нами все еще не сломан
Ириш, что с тобой, а? осторожно спросил я. Ну прости, что не заходил раньше, как-то закрутился Не подумал, что ли. Может тебе помочь надо в чем-то, а?
Ничего мне не нужно, сестра шмыгнула носом и глотнула чаю. На глазах ее тут же выступили слезы, она зашипела и чуть не уронила чашку. Всхлипнула. Да что за день-то такой сегодня?
Похоже, не только у меня день не задался, криво усмехнулся я. Представляешь, меня ночью моя девушка вытолкала за дверь. Голышом практически. Коллега по работе вчера девушку в ресторан водил предложение делать, а сегодня ходит мрачный, как туча. Сосед по комнате тоже что-то нервный. Давай, рассказывай тоже, что случилось. Я же вижу, что ты переживаешь.
Вот еще, из-за козлов всяких переживать, Ирина гордо вскинула голову. Намотанное полотенце свалилось с мокрых волос.
Он тебя бросил, да? сочувственно спросил я.
Не он меня бросил, а я его выгнала, Ирина сжала губы тонкой ниточкой. Представляешь, какой хитренький Поженимся, говорит, побыстрее, а то мне прописку надо сделать. А сегодня пришла домой пораньше, а он по телефону трындит. Фа-фа-фа, милая-любимая, давай встретимся Ну я его вещи с балкона выкинула, а самого за дверь.
Пирожное? спросил я, двигая ближе к ней коробку с корзиночками.
Терпеть не могу корзиночки, скривилась она. Лучше тортик порежь, нож вон там, в ящике стола.
«Вот растяпа, надо было разные покупать! подумал я. Повелся на красивые грибочки»
Мы снова пили чай, почти молча. Она смотрела на темную улицу сквозь окно, и было похоже, что в мыслях она сочиняет очередную версию гневной отповеди неверному жениху. Еще более язвительную и недобрую, чем раньше. Но про тортик она не забывала. Похрустывала вафлями только в путь. Никакие личные переживания ей не мешали.
Так что все-таки тебе нужно? спросила она через три куска торта. Уже гораздо более приветливым тоном, без наездов или испуга, что я пришел посягнуть на ее таким тяжким трудом доставшуюся жилплощадь.
Милая, ну правда ничего, вот честно-честно! я прижал руки к груди. А, нет. Кое-что все-таки нужно!
Лицо ее сразу же похолодело и стало каменным.
Помнишь моего друга детства? Гарика? спросил я.
Глава седьмая. Временно неприкаянный
Гарика? Конечно, помню Ирина посмотрела на меня исподлобья. Еще бы я не помнила
Она явно погрустнела. Драматическая история какая-то?
Как он поживает? нейтрально спросил я. Я вдруг обнаружил, что в суете со всеми этими переездами умудрился потерять его адрес
Нормально, голос ее звучал натянуто. Она сглотнула и быстро встала с табуретки. Сейчас найду, у меня записан.
Всхлипнула. Шмыгнула носом. Вернулась обратно за стол и положила передо мной вырванный из блокнота листочек в клеточку с написанным крупными печатными буквами адресом. Ага, на Комсомольском. Понял, где это. Там элеватор еще недалеко.
У него недавно родился сын, ты знаешь? сказала Ирина, уже вроде бы взяв себя в руки. И торопливо схватила еще один кусочек торта.
Ммм, надо же, как давно я с ним не виделся, хмыкнул я. Вот тут вроде не должно быть никаких противоречий. Ирина вроде бы писала мне письмо, я сказал, что его не получил. С братьями она не общается. А значит подробностей наших отношений с Гариком (как, интересно, его полностью зовут?) она знать не должна. Я даже не знал, что он женился.
Вот как? Ирина приподняла брови. Нда, знаю это выражение лица. Ей отчаянно хочется вывалить на меня всю историю от начала и до конца, а прологом и эпилогом. Только знака ждет. Ну что ж
Я ужасный эгоист, да? спросил я. Совсем не интересовался жизнью друга?
Я думала, что после того, как он начал за твоей спиной ухаживать за Оксаной, вы перестанете быть друзьями, язвительно сказала Ирина и поджала губы. Совсем как тетечка в строгом платье, когда видит девчонку в отчаянно короткой юбке.
Так это когда было-то я неопределенно пожал плечами.
Ну да, точно драма. Моя младшая сестренка по всем традициям и канонам была влюблена в моего лучшего друга. Два других брата были старше, а я в самый раз для первых нежных чувств. Да еще и Гарик, судя по всему, личностью был неординарной, увлекался всякими интересными штуками, светомузыку сам соорудил еще в школе, приемники паял, починить мог все, что угодно, до чего руки дотягивались. Вот только ответных чувств толстенькая Ирочка у него ну никак не вызывала. И даже приятельских. Конечно же, он заметил ее приязнь. И даже несколько раз беззастенчиво использовал. Когда ему надо было зашить разодранные на заднице штаны, например. Но самая большую обиду он нанес Ирине уже в Новокиневске. Когда женился на ее подруге. И она была вынуждена, глотая слезы, быть свидетельницей на их свадьбе. И драить квартиру, перед тем, как молодая супруга вернется из роддома с младенцем. Бутылки пустые выбрасывать. И прочие следы бурной радости по поводу рождения наследника.
Даже стало ее жаль. Но что тут поделаешь? Насчет красивой души у дурнушек это брехня из-под коня. Как правило, некрасивая подруга это злобная и завистливая сучка, готовая распространять сплетни с каждым встречным-поперечным. Зато искренне убеждена, что она героиня. Потому что про чужие женские трусы своей подруге не рассказала. Чтобы семью не рушить. Хранительница очага, благородная, фигли. Зато мне сейчас выложила. И друзьям-приятелям Веника, я уверена, тоже. И двум кумушкам в очереди за колбасой. И соседке по купе в поезде. И на работе, стопудово.
Так, расслабься. Это твоя сестра, ты на ее стороне. Наорешь на нее сейчас, ночевать пойдешь на вокзал. Но блин, как же меня выбешивают такие дурищи. Ладно, ничего. Зато в полтос она будет выглядеть идеальной стройняшкой с улыбкой в тридцать два фарфоровых зуба и гладкой, как у силиконовой куколки кожей. Надо же, даже не верится сейчас, что из этого вот материала может получится что-то пристойное. Однако же я видел своими глазами.
Просто ужас, Ириш, сказал я, встал и приобнял ее за плечи. Даже не думал, что он такой гнилой человек Не зря, значит, я с ним не общался столько времени.
А еще, представляешь, Ирина как будто преобразилась. Она рассказывала про гнусности, которые творил в личной жизни этот незнакомый Гарик с таким огнем в глазах, будто ей это доставляло невероятное удовольствие. Как про подвиги какие-нибудь, что ли. Она издевается. Может это тест такой? Типа, давай, брательник, я сейчас буду отвратительной стервой, а тебе, чтобы я пустила тебя переночевать на диван, придется все это выслушивать
Не выгнала. Даже выдала комплект постельного белья и предоставила в мое распоряжение продавленный и покрытый загадочными пятнами диван. Впрочем, об их происхождении догадаться несложно, учитывая то, чем мы здесь занимались в прошлый визит
Я поворочался, устраиваясь поудобнее среди впадин и бугров. Перед носом оказался подлокотник. Ткань, его затягивающая, протерлась, в прорехе светлело некрашенное дерево. Я ухватил пальцами торчащую нитку и потянул. Тихонько захихикал. В детстве я тоже так делал, когда у бабушки гостил. А бабушка на меня ругалась. Другая бабушка, мамина мама. В отличие от вздорной и удивительной мамы отца, та была каноничной старушкой, с платочком и пирожками по выходным.
В комнате Ирины все еще горел свет. В своем времени я бы предположил, что она там в чатиках с подружками переписывается, а сейчас она чем занята? Книжку читает? Или в черненькую книжечку все, произошедшее за день записывает?
Я вспомнил, как прочитал в какой-то подростковой книжке, как герой вел дневник. И мне тут же захотелось тоже вести тайные записи. Наверное, это в классе четвертом было. Я сходил в канцтовары, купил себе блокнот в клеенчатой обложке, выдрал оттуда страницы для адресов и телефонов. Распанковал книжечку угрожающими надписями, типа «совершенно секретно» и «кто заглянет, тот чувырла». И даже примерно полгода записывал все, что со мной происходило. А потом забросил. Интересно, куда потом эта книжечка делась? И кто-нибудь читал ее, кроме меня?
Я провалился в сон как-то очень резко. Казалось, только моргнул. И вот я уже погружен в ватную тишину, руки и ноги прихвачены кожаными ремнями к неудобному деревянному креслу.
От неожиданности я даже дернулся. Безуспешно, правда. Ремни не отпустили. Ну или точнее, дело было не в ремнях. Я просто не мог пошевелиться. За пультом теперь стоял другой доктор. Я уже точно не помнил, как выглядит прежний. Но зато точно знал, что этот другой. Он был длинный и кривой, как кочерга. Из под белой шапочки выбивались темные пряди. И брови были такие внушительные. Не как у Брежнева, конечно, но тоже ничего так. На кармане белого халата темное чернильное пятно. Ручка потекла, похоже.
А за пультом в этот раз сидит женщина. Совсем молодая и чем-то смахивающая на Аллу Пугачеву. Не то лохматой прической, не то верхней частью лица Почему, интересно, она без головного убора? Это же медицинское учреждение, сюда пускают вот таких вот лахудр?
Эксперимент номер восемнадцать, склонившись к микрофону, произнес доктор. Испытуемый в сознании. Старт эксперимента после слова «карандаш».
Простите, а кто должен сказать слово, вы или я? я криво ухмыльнулся.
Испытуемый, вы меня хорошо слышите? раздался из динамика искаженный голос доктора. А почему, кстати, я решил, что это доктор? Только потому что он в белом халате? А может это какой-нибудь инженер, например. И проверяет он вовсе не меня, а работу электрического стула
нейронных связей.
Доктор замолчал и вопросительно посмотрел на меня. А я понял, что прослушал, что он только что говорил. Да и ладно. Почему-то я был уверен, что ни в коем случае нельзя делать то, чего от меня здесь требуют. Не знаю, почему. Из врожденного чувства противоречия? Или это все-таки какое-то чутье меня берегло.
Испытуемый? недовольно проскрежетал в микрофон доктор-кочерга. Как можно вообще жить с такой сутулостью? Или это уже горб?
Я принялся разглядывать потолок. Как и стены, он был зашит фанерными квадратами. Под которыми, похоже, был какой-то звукоизолирующий материал. И если бы не ремни и кресло, то я бы решил, что это какая-то студия звукозаписи. На стенах светящимся пунктиром горели лампы дневного света. И гудели, как будто в школе во время контрольной. Когда тишина, и слышно только как ручки поскрипывают по бумаге