Как-то майским вечером я сидел на пирсе и «рисовал» на листке блокнота рассказ. Подошла та самая девочка, которой я давно хотел понравиться. Лена была самой красивой и гордой в классе. Одевалась ярко, броско и тем ещё выделялась из серой толпы одноклассников. Лена в своей розовой курточке спросила, что я делаю? Не поворачиваясь к ней, я ответил спокойно:
Рисую море.
Но у тебя нет ни красок, ни кисти, ни холста. Разыгрываешь меня, Айвазовский?
Нисколько, невозмутимо продолжал я. Мои кисти и холст ручка и бумага, а краски мои чувства и переданные через мысли, чувства, сравнения, положенные на холст в мой рассказ о море. Посмотри сколько у него оттенков голубого, лазурного
«Эх, Леночка. Померанцевые блики это солнца дар великий» Как же ты мне нравилась тогда, но
Как я хотел прославиться, чтобы напечатали мой рассказ в городской газете, чтобы все узнали, а главное она, какой я изобретательный выдумщик. Я даже написал карандашом на листках, вырванных из судового журнала жгучую тайну моряцких происшествий, указал на карте место, где зарыт клад с золотыми монетами. Затем трубочкой засунул в бутылку, залил воском и бросил на песок, якобы, выброшенную на берег прибоем. В костюме пирата отнёс в редакцию и водрузил старинный сосуд, облепленный песком, на стол редактору: « Йе-ха-ха. И бутылка рома!» Думал, заплачет, зарыдает этот старый «капитан пера». Не зарыдал, критик.
Все мои опусы ложились «в стол», коту под хвост, никто и не думал браться публиковать их
Друзья и наставник.
Мои друзья были настолько разные, но всех нас объединяла детская страсть к играм: лапта, хоккей, карты, ножички. В детстве все друзья были чем-то очень похожи друг на друга, и лишь со временем у каждого стали проявляться явные особенности, как хорошие так и отрицательные.
Гена Крохин выделялся из всех своим аналитическим умом и любознательностью. Тёмные волосы волнами лежали на его большой и умной голове. Пока он не разберёт какую-нибудь игрушку по деталям, пока не выяснит, как она работает, не успокаивался. Потом нам рассказывал про все нюансы конструкции.
Олег Славин красивый блондин с голубыми глазами, мягкий по характеру, но девочки от него были без ума. Творческий человечек, играл на гитаре и пел песни то Окуджавы, то Высоцкого. Артист по натуре. Порой не поймёшь, то ли играет, то ли на самом деле он такой. Он очень любил одиночество, любил работать сам над собой. Он не ругался, но говорил часто сравнения через слово «жопа» прямо какой-то ходячий Голожопный словарик. Для него глаголы, суффиксы и местоимения всё через ж
Лёша Орлов любил поболтать, рот у него не закрывался. Самый толстый из нас, кличка «Пухляш». Всегда причмокивал прежде, чем сказать что-то длинное. Говорил подробномногословное пока не кончалась слюна.
Наша учительница по математике Мария Яковлевна Мохова мать Виктора, детей не любила, даже отличников. Ей не нравилось всё вокруг, кроме её сына. Все его друзья были для неё просто «говно», а я среди них самое первое. Я был слегка хулиганистым в школе. От моего баловства доставалось и мне и учителям, которые стеснялись обратиться к милиционеру, а я этим пользовался.
Жизнь по правилам, придуманным другими, скучна. Я стараюсь жить по своим, проверенным, но, не слишком нарушая общепринятых. Однако если в правилах других есть игры, приключения, забавы, с удовольствием соблюдаю им.
В старших классах мы с ребятами перед танцами в школе выпивали для храбрости и куража дешёвое вино. Кто-нибудь предлагал:
Давай для храбрости бухнём по маленькой!
И мы, где-нибудь по углам школьных пристроек, выпивали портвейн, три семёрки «777» или «Солнцедар», как его называли в народе. Это было «адское пойло», если судить по нынешним временам. Виктора среди нас никогда не было, он сторонился всего ненормативного.
Но с родителями вёл себя скромно и послушно. Когда мой отец узнал об этом, он позвал всех нас к нам домой, налил хорошего вина и строго сказал:
Пить надо хорошее вино, а не эту «бормотуху», если хотите быть здоровыми. Приходите ко мне, чем где-то под забором пить. Я вам всегда налью и выпьем вместе, как говорят «на троих»! Знаете, откуда эта фраза пошла?
Мы, конечно, не знали таких тонкостей, поэтому отец с удовольствием разъяснял молодежи:
В советские времена мужчине на обед было принято выдавать рубль. А водка стоила два восемьдесят семь. Хочешь выпить ищи третьего, отсюда знаменитое «третьим будешь?». И даже сдача на сырок «Дружба» еще оставалась. А вот распивать на троих приятнее всего из двадцатиграненного стакана Веры Мухиной архитектора, нашей землячки из Феодосии.
И мы «бухали» на «троих». Отец продолжал наставлять:
Кстати, слово «бухать» тоже связано с этим стаканом, который выпускался на заводе имени Бухарина. Людей, которые слишком часто пользовались «бухариками», тоже стали так называть.
Сам отец пил забавно: то с ладони, то с локтя, а то от уха вёл стакан или рюмку, опорожнял и обратно тащил её к уху.
Как вы так лихо выпиваете, научите нас, удивлялись мои друзья.
Для этого надо достаточно упражняться. Вы ещё маленькие. Надо немного подрасти, поучал он. Я учился долго, выпивая свою первую цистерну. Но не курю и вам не советую. Не курю, но рюмку хряпну. Это полезнее, так мне доктор прописал. Упражняться надо во всём. Вот кто меня догонит, тому приз будет?
И мы все бежали за ним по двору через калитку вокруг дома. Но никто из подростков не смог обогнать сорокалетнего мужчину.
А теперь все на перекладину, он с подскока прыгал на турник и делал больше десяти подтягиваний. Каждый по очереди. Делай как я!
Мы сгибали свои тонкие ручонки, но, увы. Дальше шли подъем стула, гири, отжимание от пола
Слабаки! Шевелиться надо, победно бросал гордый наставник моим пацанам обидную фразу и уходил под звук молчаливых аплодисментов. После таких встреч задетое мужское самолюбие заставляло каждого задуматься и понемногу начинали заниматься спортом.
Ну, у тебя и батя, крутой! хвалили его друзья, поднимая и мой рейтинг.
Я среди них подтягивался больше всех. Но, когда через полгода Ваня, невысокий крепыш, стал бить рекорды, то его авторитет сразу взлетел среди нас. Позже я узнал, что маленьким легче держать баланс внутренних энергий в районе пупка и они могут добиться большего, нежели люди, у которых длинные ноги или туловище. Правильные пропорции дают силу не только на физическом уровне, но и на ментальном.
Он меня часто наставлял:
Ты если чем-то занимаешься, то иди до конца. До цели. Даже если смеёшься, то хохочи так, чтобы аж носки с ног слетали. Шутка.
Отец сначала хотел, чтобы я стал тоже милиционером или военным. Бабушка строго сказала:
Не вздумай Иванка перевоспитывать детей под себя, они и без того будут похожи на вас. Вот лучше переделывай себя, ведь они берут с вас, окаянных, пример. А кем быть им судьба сама покажет.
По кирпичику.
За продуктами я любил ходить на базар с мамой. Она мне часто говорила, как хорошо, что я не похож по характеру на отца. Сначала я не понимал смысла её слов. Мать была образованной, городской, гордой и упрямой. Она противостояла всем выходкам нашего грубого отца. Когда у него не хватало слов, он пускал в ход руки. Заканчивалось тем, что он опрокидывал столик с чашками, хватал на руки маленькую беззащитную маму и нёс её в другую комнату. Они запирались там, на ключ и слышна была непонятная суета, возня. Потом вдруг раздавался другой голос, он сопел и хрипел, и, как от ураганного ветра, хлопало окно затем дверь. Мама выбегала вся растрёпанная, дрожащими руками подбирала с пола скатерть, опрокинутую чашку, блюдечко, смотрела, нет ли трещин. И уже нежным голосом спрашивала отца, лежащего в успокоении:
Выпьешь чего-нибудь с пирожком? и наступала тишина.
Маленьким я не понимал этого домашнего насилия. Но когда подрос и увидел у матери синяки на руках, то однажды, проснувшись ночью от крика, смело встал между ними и сказал, что больше я не буду терпеть и позволять обижать мать. И отец отступил, почему-то заплакав, отошел, вытирая рукавом гимнастерки лицо. Он ведь любил нас. В ту ночь я себе дал клятву, что, когда вырасту, то никогда не ударю женщину. Всегда можно договориться. Я хотел стать сильным, чтобы защищать слабых, как офицер.
Я тянулся за знаниями, читал много книжек. Мать хвалила и метко замечала, что знания это единственный багаж, который у тебя не может украсть никто, он всегда будет плыть с тобой. А вывод у неё был для меня таков, чтобы я уехал в большой город учиться и стал дипломированным специалистом. И тут же добавляла: «Если не уедешь, то станешь таким же алкашом, как многие местные мужички».
Отца я и побаивался, и любил. Он дал мне имя и закалял во мне силу воли. Когда в жизни возникала непреодолимая стена, то он подсказывал, как её надо преодолевать.
Строить прочную стену научил меня отец. Однажды в огромной стене забора нашего дома образовалась дыра: осыпалась старенькая кладка от времени. И отец взял меня десятилетнего парня в помощники. Когда я посмотрел на всю длину обрушившейся нам «на голову» огромной стены, то ужаснулся. Здесь работы «на всю жизнь» хватит. Но отец спокойно сказал, чтобы я не думал о стене, а представлял и клал всего лишь один кирпич в день. Стало легче работать: уж один чёртов кирпич я легко без проблем смогу уложить в день. И дыра в стене с каждым днём становилась всё меньше и меньше.
А кирпичи сначала были глиняные. Поначалу мешали ту глину попросту с сеном. Как-то раз, потехи ради, решили деревенские кулибины добавить в смесь коровий навоз и обнаружили, что такой состав придает кирпичам воистину каменную прочность. Именно это открытие и положило начало самой известной местной поговорке «Немного дерьма не помешает!»
Отец сказал мне, что и в жизни движение к цели, к мечте, происходит так же: всю проблему сразу не решить, а вот по кирпичику можно осилить любую. Если возникали проблемы в школе, я клал «очередной кирпич». Все кажущиеся непреодолимые стены в конечном итоге состоят из простых маленьких кирпичиков или ежедневных маленьких шагов к цели. Трудно сделать первый шаг, когда смотришь, насколько впереди велика задача. Но на самом деле задача не большая, это всего лишь один кирпич, один шаг в день.
Когда я что-то ломал из полезных в быту предметов, то отец был не из тех, которые успокаивают, мол, ничего, иди и играй дальше, а я за тебя все сделаю. Нет. Он сурово говорил, сломал, сделай. Не можешь сделать, иди и учись, а я если что, то помогу.
Имя мне дал отец, он же дал мне и силу воли. Если есть трудности в жизни, надо решать их по кирпичикам: «замешивать цемент» и упорно, день за днём класть кирпичи, заделывать образовавшуюся брешь.
С наступлением осени пришёл в школу с новыми ощущениями. Я решил стать офицером. В послевоенной армии виделись средоточие мужественности, силы и доблести. Друзья отца военные лётчики. Силой своего авторитета внедряли в наше мальчуковое, впитывающее, как губка, сознание мысль, что это единственный достойный для мужчины путь. Теперь у меня была конкретная цель. Я продолжил обучение с уклоном на вступительные экзамены в военное училище и не забывал физическую подготовку. Стало легче учиться, когда знаешь для чего.
О «вожде народа».
Однажды я услышал странный диалог. К нам в гости зашёл старый учитель русского языка и литературы, самый умный в посёлке и самый неугодный местным властям человек. Отец любил приглашать разных интересных людей к себе домой. Выпить, пообщаться и установить более тесный контакт.
А вдруг пригодится в жизни, говорил он мне.
С друзьями отец ставил трёхлитровый бутыль с гранатовым цветом на стол, гранёные стаканы и после этого беседа лилась, как по маслу.
Я всю жизнь мечтал стать военным, начал издалека наш хозяин, наливая вино в стакан, но образование и семья помешали. Хочу, чтобы сын хотя бы осуществил мою волю.
На что мудрый учитель сказал:
Однако больше всех в этой стране достается военным. При Сталине в результате репрессии и войны их погибли сотни тысяч
Не может быть, он их защищал и награждал, возмущался несостоявшийся офицер.
И, тем не менее, есть сведения, пригубив стакан, прищурился, сказал учитель. А сколько погибло в Вяземском и Киевском «котле», когда руководить военной операцией фронта взялся сам Верховный? Жуть, не счесть!
Мои три брата там погибли, а документы пришли на них, что пропали без вести, вроде бы, соглашаясь, вспомнил сибиряк и тут же выпалил. И всё же я верил в Сталина как руководителя. Русский народ непобедим! Это же в газете «Правда» было напечатано, там зря не напишут, они бы сто раз проверили всё.
Конечно, мы русские хорошие люди, но кто из них около трёх миллионов доносов настрочил? Как писал Гоголь, на Руси есть две беды дороги и дураки. А остальное что, хорошо ли? Мы уже привыкли так жить.
Ну ладно, я-то не буду доносить, но ты не прав
И беседа обретала более крутой и горячий поворот, вместе с выпитым вином. А я тогда мальчик, десяти лет, всё слышал и впитывал, как губка, и понимал, что добрая половина людей не такая уж добрая.
Самая пылкая арена бесед это кухня. Но дальше её закрытых окон дело не шло. Моя хата с краю. Какая-то безучастность. Страх от Сталина сидел в генах каждого россиянина. И только после его смерти осмелевший Никита Сергеевич храбро покритиковал его.
Хрущева я видел всего один раз, когда он объезжал свои владения в Крыму и после этого вояжа передал полуостров Украине. Правительственный поезд остановился на узловой станции Владиславовка. Мой отец был в оцеплении, охранял главу Российского государства и взял меня с собой. Я сидел на каменном привокзальном заборе и смотрел на Хрущёва, вышедшего из правительственного вагона, во все глаза, ещё не веря, что передо мной человек, от которого совсем недавно зависели судьбы мира, когда он смело разрешил Карибский конфликт. Так близко я видел главу страны, самой большой по территории в мире, в первый раз в жизни. Намного позже я смог непосредственно судить о плюсах и минусах ударных новостроек и размахе дел этой неординарной личности. Лично я был совершенно согласен со многими реформами Хрущёва у людей короткая память, они его пытаются судить по газете «Правда» и по тому, что говорят с экрана телевизора. А это совсем однобокий подход.
Надо учесть его возраст ему было тогда 76 лет, и он выглядел окончательно разуверившимся в «предустановленной гармонии». В своей соломенно-светлой шляпе он выглядел опытным дачником, который на склоне лет принялся «возделывать свой сад».
Сказывалось время, в котором жил генсек, экономили на всём. Взять «хрущёвки». Почему пять этажей, да потому, что если будет шестой, то необходим в доме лифт. Первый этаж без балкона тоже экономия.
Хрущёв не боялся идти в народ в отличие от других наших старцев власти. Сосредоточенно уставившись в объектив, наши небожители почему-то не осмеливались близко взглянуть на «единый с ними» народ. Моментально вспомнилось хрестоматийное ленинское «страшно далеки они от народа». Физиономии у них были такие мрачные, словно это дефилировали не вершители судеб одной шестой суши, а рядовые рецидивисты, этапируемые к очередному месту заключения. В память почему-то врезались отливающие купоросом, крашеные в радикальный чёрный цвет волосы и усы Анастаса Микояна, вечно живой и, целующийся с мохнатыми бровями, Леонид Брежнев.