Створки незамеченной им двери разъехались в стороны.
Он не успел ничего.
Стена пыхнула проёмом: внутрь упал жёлтый густой свет из коридора. На полу расстелился бледный параллелепипед.
Добрый вечер, Демьян, сказал высокий и тощий человек со странным именем Герхард Рихардович, да! В руке у него был переносной туристический стул. Как ты себя сегодня чувствуешь?
Выпустите меня, сказал Демьян.
Дверь за Герхардом Рихардовичем футуристически чпокнула, снова слившись со стеной. Он в одно движение расправил стул, сел, и закинул ногу на ногу. Освещённость в комнате стала ощутимо прибавлять: стены обрели салатовый оттенок. Цвет этот отчего-то бесил.
Герхард Рихардович вынул из нагрудного кармана тёмные очки, встряхнул, ловко надел, потом деловито потянулся к бедру, выудил толстую ручку и блокнот. На лице его странным образом читались одновременно и усталость, и энтузиазм. Ручка издала вдруг мелодичный, негромкий звон, а на торце её замигала лампочка.
Катточка, громко, как на невидимую публику, сказал Герхард Рихардович и раскрыл блокнот. Двадцать часов восемнадцать минут. Материал для тринадцатой экстракции начат. Демьян Пожар, двадцать четыре года. Аллергических непереносимостей Так. Медикаментозных пищевых да, помню Прекрасно Прекрасно Что ты говоришь?
Выпустите, повторил Демьян. Что здесь вообще? Мне домой надо он на секунду смешался, а потом сообразил, на работу.
Всё это чудесно, сказал Герхард Рихардович. И даже в чём-то похвально. Но у нас договор. Помнишь?
Какой?
Скажи ты.
Демьян задумался. Мысли не желали разбираться по соответствующим контейнерам и ждать, когда к ним будет обращён запрос; напротив, лежали они грудой, рассыпавшись, перемешавшись, как кубики лего в комнате после нашествия банды детей, вырвавшихся из-под удушающей опеки воспитателя.
У него не получалось воссоздать логичную и правдоподобную линию, ведущую из прошлого «Пятёрочка», заначка, ставка, ботаны, ванна лаборатория? да, точно, лаборатория в настоящее.
Нужно не выдать себя. Блефовать. Вести себя так, словно он всё помнит.
Иначе этот догадается. И тогда сила в переговорах будет на его стороне.
Да.
Две недели, уверенно сказал он; слова эти не были результатом воспоминания, нет: что-то изнутри него подсунуло их ему на язык, положило, заставило произнести.
Вот видишь, задумчиво сказал Герхард Рихардович; явное его недоумение не сочеталось никак со словами. Отлично. Молодец, помнишь! Именно. Две недели на исследования, а потом ты свободен.
Я передумал, сказал Демьян.
Но передумывать нельзя, ласково сказал Герхард Рихардович. Нельзя. Ну что ты. Нужно просто дожить до даты, когда исследования закончатся. А этот день, понимаешь, он ведь ежесекундно приближается к тебе. Из будущего. Ты сидишь, а он с каждым мгновением ближе. Здорово же! И ладно бы, ждать его было тяжело, так нет! Ничего особенного делать тебе не приходится. Ешь, пей. Наслаждайся жизнью. Всего два несложных исследования в день. У тебя же не было замечаний или жалоб, верно?
Врач явно пробовал его запутать. Отводил разговор от главного. Понять бы, от чего.
Нет, сказал Демьян. Кажется. Я здесь уже уже
Он с ожиданием посмотрел на врача.
Второй день, сказал Герхард Рихардович. Но не переживай, время у нас летит быстро.
Вы должны меня отпустить, сказал Демьян.
Почему? с интересом спросил Герхард Рихардович.
Ннну Просто отпустите, и всё. Вы что, не можете этого сделать?
Если ты имеешь в виду, что это не в моих силах, то ты не прав. Я заместитель главврача, и выписка пациентов на мне. Но дело ведь не в этом. У нас с тобой есть чёткая и недвусмысленная договорённость. Две недели значит две недели. Давай отвечать за свои решения. Ты несёшь ответственность за свою часть, а я за свою. Хорошо? Тебе ведь не понравилось бы, если я вдруг тоже начну на лету менять договорённости?
Нет, сказал Демьян.
Ну вот. Мы здесь, в лаборатории, рассчитываем на твоё участие в программе исследований. Важных исследований. Способных много что изменить. Если не закончить то, что наметили, то это отбросит нас назад. Понимаешь? Мы просто откатимся. Многие люди не получат из-за этого помощь, которую ждут годами.
Демьян молчал, пробуя собрать мысли. Всё, что говорил ему Герхард Рихардович, всё это было вроде как верно, логично, обоснованно, тем не менее, был за словами его некий подвох, нечестность какая-то, обман. Не в словах чувствовался. Не в интонации даже. А глубже.
Он посмотрел на Герхарда Рихардовича, пробуя разобраться в своих ощущениях.
А шея? неожиданно для самого себя спросил Демьян.
Что шея? Герхард Рихардович невольно потрогал себя под ухом.
Что-то у него должно было быть не так с шеей.
Шея, уверенно сказал Демьян, сам не понимая, что это должно значить.
Да пустяки, ответил Герхард Рихардович и сделал пометку в блокноте. Неважно. Всё в порядке.
Ладно, сказал Демьян, мысленно повторяя «шея, шея», чтобы не забыть, чтобы оставить в памяти зарубку: пригодится. Ладно. Допустим. А ко мне может кто-то прийти? Ну, не знаю. Серёгу позовите. С работы. Пусть шоколадок принесёт, что ли. И энергетик.
Шея.
Договорились, легко вдруг согласился Герхард Рихардович. Я тебе обещаю. Вот просто клянусь на он осмотрелся, не нашёл ничего подходящего, потом приподнял свой бэйдж на шнурке и положил поверх него руку. Завтра в приёмное время будет у тебя Серёга. Но я, собственно, не за этим
Телефон ещё, перебил его Демьян, внутренне пометив: «один-ноль». Мне позвонить нужно.
Телефон, задумчиво сказал врач. Это не так просто. Регламент запрещает пациентам иметь средства коммуникации. По ряду причин.
Так это пациентам, сказал Демьян. Я-то не пациент.
Это да, посмотрел на него через тёмные свои очки Герхард Рихардович. Это да Знаешь, думаю, мы можем пойти тебе навстречу. Я поговорю с руководством. Возможно, получится что-то такое организовать.
Шея. Серёга. Телефон.
Так, сказал Демьян. Два-ноль. Переговоры проводить нужно с позиции силы. А что может быть сильнее, чем справедливые требования? Ещё вот что. Где у вас тут душ? Что это за тюремная камера у меня, вообще? Хоть бы кресло дали. Не знаю Невозможно ведь здесь.
Душ будет после сеанса, сказал Генрих Рихардович.
Давайте перед, сказал Демьян, ощущая захватывающий с головой азарт, тот самый, который заставляет удваивать ставки.
Герхард Рихардович черкнул в блокноте, едва заметно улыбнулся.
А ты настойчивый парень, сказал он. Своего не упустишь.
Шея. Серёга. Телефон. Душ.
И кресло, сказал Демьян. Счёт приобретал разгромный вид, можно было бы и притормозить, но остановить себя он уже не мог; хотелось всего и сразу, хотелось прямо-таки нагнуть врача, показать ему, что хоть он, Демьян, и сидит тут по его воле, но не сдался, и более того: сам управляет своими обстоятельствами. Как тут вообще у вас? Ни окон, ни мебели. А таблетки? Чем меня кормите?
Шея. Серёга. Телефон. Душ. Кресло.
Никакой фармы, сказал врач. У нас тут психотерапевтическая лаборатория. Мы ведь проводим исследования. Для этого не требуется медикаментозная терапия.
Отлично. Пошли оправдания. Так. Теперь бы не перегнуть. Зафиксировать победу. Пока он получил только обещания. И хотя им можно верить, ведь их даёт заместитель главврача но неплохо бы получить хоть что-то прямо сейчас. Информацию, например.
Не могу сконцентрироваться. Всё плывёт. Отупел я тут у вас.
Очень хорошо, что ты об этом заговорил. Я ведь, собственно, за этим и пришёл. Оценить состояние перед экстракцией. Поговорить о снах. Снится что-нибудь?
Нет, сказал Демьян. Не помню. А что за исследования-то?
Хочешь обсудить это? спросил Герхард Рихардович, и посмотрел на часы.
Хочу, напористо сказал Демьян.
Шея. Серёга. Телефон. Душ. Кресло. Таблетки. Шея. Серёга. Телефон. Душ. Кресло. Таблетки.
Отчего нет, в очередной раз прогнулся Герхард Рихардович. Лучший способ структурировать информацию объяснить её другому. Но, видишь ли, нужно держать в голове, что многие составляющие нашей технологии, о которой ты хочешь узнать, секретны. Они даже не закрыты ещё патентами. А это большие деньги. Очень большие. Даже само знание того, что нечто, считавшееся раньше невозможным, на самом деле уже реальность это коммерческая тайна.
Я никому не скажу, пообещал Демьян, внутренне повторив за врачом: «патенты, деньги, коммерческая тайна».
Правда? обрадовался чему-то Герхард Рихардович. Не скажешь?
Нет, сказал Демьян.
Я тебе верю. Верю. Что ж. Давай поговорим.
И они поговорили.
***
Традиционные психоаналитические методики подразумевают скрупулёзную, многолетнюю работу с профессионалом, требуют от пациента вовлечённости, работы, чуткости, предельной откровенности, и что немаловажно внушительного бюджета, чтобы содержать этого самого профессионала. И тем не менее, эффективность этой работы невысока. Для сколь-либо заметного результата нужны годы терапии, а в особо тяжёлых случаях речь идёт про десятилетия.
Но прогресс, как ни прискорбно, не стоит на месте.
Да здравствует нейротрансплантология.
Итак.
На нёбе у каждого человека имеются активные точки. Воздействие на них позволяет получить при наличии соответствующего оборудования доступ к сгруппированным цепочкам нейроузлов, накапливающих воспоминания. Это если говорить очень упрощённо. Нейроны, на самом деле, не локализованы в каком-то одном месте, они распределены в головном и частично спинном мозге, а также в нервных узлах тела, но активные точки на нёбе служат чем-то вроде интерфейса для подключения ко всем имеющимся у человека воспоминаниям. И когнитивным. И психосоматическим.
При поступлении новой информации синапсы нервной клетки маркируются специальными белками, и запускается сложная цепочка биохимических реакций. Если человек на уровне физиологии считает нечто случившееся важным, например, кто-нибудь коварно отрезал ему струной голову: значит, это важно, значит, на будущее следует по возможности избегать и таких обстоятельств, и людей, имеющих струны или если некая ситуация рутинно повторяются изо дня в день, то нейроны сохраняют соответствующие данные.
Так вот. Существует методика, позволяющая надёжно получить доступ к консолидированным массивам этих данных и извлечь их.
Это что? спросил Демьян, задавливая позыв рассердиться: он чувствовал себя заваленным словами, в самом буквальном смысле. Стоп. Подождите Давайте не так Извлечь что?
Воспоминания, просто сказал Герхард Рихардович.
Демьян зажмурил глаза, пробуя собраться. Все эти словесные шарики: бугристые, шершавые, словно бы стучащие по голове со странным звуком «дьённн», все они мешали сосредоточиться. Выделить главное.
Извлечь воспоминания? осторожно спросил он, думая, что ослышался.
Это можно делать, сказал Герхард Рихардович. И мы это делаем. Можно изъять одно или несколько воспоминаний, сохранить их на локальный носитель и впоследствии пере-пережить. Ко всему прочему, просмотреть это воспоминание может не только владелец. Но и другой человек. Конечно, есть масса обстоятельств и ограничений Например, чем свежее воспоминание, тем проще с ним работать скажем так, всё воспринятое человеком в последние двадцать семь часов уверенно поддаётся высокоточной экстракции. Другое дело память, сформированная давними событиями. Или телесные навыки. Я уж не говорю про вытесненные воспоминания. Подавленные. Но вот как раз они, эти самые вытесненные воспоминания, имеют для нас особую ценность. У них колоссальная энергоёмкость, они годами стягивают в себя жизненную силу человека, если говорить просто. Понимаешь?
Да, сказал Демьян. Нет. Что за энергоёмкость?
Чтобы хранить воспоминания, терпеливо сказал Герхард Рихардович, необходима энергия. Мозг человека составляет всего два процента от веса тела, а потребляет двадцать процентов энергии. Иногда и больше. Это самый энергозатратный орган. А не все эти мышцы. Понимаешь? Да, часть энергии уходит на обработку текущей информации, но больше трети на сохранение старой. Это как кладовка не кладовка даже, а морозильник, рефрижератор. Вот представь, что у тебя в квартире стоит такой. Промышленный, большой. Вместительный. Хранит в себе замороженные воспоминания. И тянет энергии на тридцать процентов твоих счетов за коммуналку. А то и на сорок.
А зачем они? спросил Демьян.
Хороший вопрос, развеселился Герхард Рихардович. Как во всяком хорошем вопросе, в нём же заключён и ответ. Незачем. Да, часть информации полезна. Тебе не приходится повторять жизненные уроки. Что-то запомнил, и применяешь на будущее. Автоматом. Это полезные нейронные связи. Но есть особый блок запертых воспоминаний, связанных со стыдом, гневом, завистью, страхом, чувством вины С ревностью. С поступками, о которых вспоминать больно. Или с чем-то незаконным. Да с чем угодно. Воспоминания эти не несут функциональной нагрузки. Как правило. Просто человек не готов их осознать. Больно ему будет от этого. Мало кто готов к боли, даже если верит, что потом будет легче. Эта память как подводная часть айсберга. Хранится внизу. Глубоко. В тёмном, труднодоступном холоде. А на хранение требуется энергия. И большая её часть аккумулируется в самом воспоминании. Делает его жёстким. Чуть ли не материальным. Понимаешь?
Понятно, сказал Демьян. И вы их добываете?
Совершенно точно! сказал Герхард Рихардович. Очень верно подобранное слово! Именно что добываем. Для повседневных, не энергоёмких воспоминаний мы используем технологию, похожую на фрекинг. Это из нефтедобычи. Организуем свободное внутреннее пространство, встряхиваем, как ветку с листьями после дождя. А затем собираем. Словно тряпочкой промокаем, чтобы потом отжать. Дело это муторное и не очень продуктивное, если уж начистоту. Занимаемся мы этим по большей части просто чтобы набить руку. А для пластов глубокого залегания нужно нечто вроде бурения. Но тут есть и плюс. Обычно эти фрагменты очень явно локализованы. Добрался до такого воспоминания, аккуратно наметил контуры, изъял. Так что сложность в доступе компенсируется простотой сбора.
Понятно, снова сказал Демьян, пытаясь продраться к выводам через потоки слов, накатывающие на него волнами смыслов: они что, в самом деле умеют выкачивать память? Вот так вот, прямо по отдельному воспоминанию? И сохранять их? Это что Я могу узнать чужое воспоминание? Прямо из головы другого человека? Это не шутка?
Герхард Рихардович рассмеялся.
Ну как? сказал он. Я ответил на твои вопросы?
А эта память, сказал Демьян, пробуя сообразить, как получше спросить. Воспоминание это Которое вы достали. Оно тогда исчезает? Пропадает? У того, другого?
Ты имеешь в виду, сохраняется ли исходник воспоминания? К сожалению, нет. Пока мы не умеем этого делать.
Так, сказал Демьян. Так. Понятно. И что вот так можно все воспоминания выкачать? Вообще?
Можно. Но это лучше делать не по отдельным воспоминаниям. Эффективнее всего начать экстракцию с групп воспоминаний. С навыков. Это устойчивая система динамических стереотипов, раз из раза воспроизводящаяся в В общем, это то, что человек научился делать хорошо. К чему привык. Понимаешь?
Да, сказал Демьян. Нет.
Например, умение играть на музыкальном инструменте. Или в настольный теннис. Плавать. Говорить на иностранном языке. Впутываться в конфликты. Особенно без должного на то повода. Ну и так далее.