Рядом
Рядом стоял пацан ну лет шестнадцать, может быть, максимум семнадцать с прищуренными глазами и тонкими бровями; на голове его топорщились неровно стриженые волосы. Мелкий. Худой. Щуплый.
На плечах он держал парня.
Намного объёмнее его самого. Борова.
Бородатого, рыхлого, с пузом, с мясистыми пальцами и лоснящимся лицом. Килограммов под сто двадцать. А то и больше.
Боров безмятежно улыбался. С толстой губы его тянулась слюна, утыкаясь в неряшливо спутанную бороду.
Но дело было даже не в этом несоответствии хрупкости и силы. Не только в этом.
Проблема была в лице пацана. Оно выглядело маской: неподвижное, без эмоций. Как у того ботана. Лишь ресницы его хлопали вверх и вниз с неестественной скоростью.
Лицо его было маской.
Чрезмерно старающейся быть похожей на лицо.
Говорят, самые жуткие роботы это те, которые больше всего похожи на людей. Вот, тот случай. На фоне общего правдоподобия какие-то мельчайшие излишне правильные детали превращали всю эту картину в нечто совершенно невыносимое.
Стоять! громко сказал медведь и повернул Сайгу на пацана. Асмира. Опусти его на пол. И ложись сама. Руки на затылок. Медленно. Без глупостей. Ты меня знаешь. И знаешь, что может быть.
Ладно, девчачьим тонким голосом ответил тот.
Так это не пацан! Девка это.
Ясно.
Демьян, пользуясь тем, что ствол направлен теперь не на него, тихонько прижался к стенке. Сделал несколько шагов к выходу.
Девка согласно кивнула, всё с тем же неестественно невозмутимым лицом а потом молниеносным движением схватила с этажерки разноцветное яйцо и метнула его.
Мир Демьяна вдруг кинематографически замедлился, и он с равнодушным восторгом проследил, как фаберже, крутясь вокруг своей оси, коснулось скулы медведя, как щека у него эластично вдавилась, искривилась, как через неестественно долгие мгновения он зажмурился, отклонился, опрокинулся, изо рта его вырвалось крошево красных брызг, и только потом, часы и столетия после этого, дуло облегчённо исторгло из себя в потолок взбухший огнём шар.
Грохот ударил по ушам, сверху посыпалась белая дрянь, в коридоре что-то упало.
Демьян отчаянно прыгнул вперёд за девкой, пробежал мимо привалившегося к стене медведя, тот возился, елозил широкой своей мордой по полу перемахнул через прилавки, и его вынесло на улицу.
В ночь.
Здесь была ночь.
От пруда доносился хрусткий хохот загулявшей компании.
Где-то в отдалении ритмично ухала музыка.
В лицо Демьяну ударил холодный вкусный ветер.
***
Незнание будущего не освобождает от ответственности за свои решения. Никто не мешал Демьяну позаимствовать у медведя ботинки или пиджак. Но нет. Мысль об этом пришла слишком поздно.
Впрочем, что не делается, всё к лучшему: провозись он с обувью, и вся жизнь его пошла бы по-другому.
Совсем не так.
Демьян вынесся наружу, в промозглый февральский холод, в подсвеченную тревожным светом ночь.
Босиком. В фиолетовой своей пижаме.
Прямо напротив выхода стояло такси; пассажирская дверь его была распахнута. Со стороны пруда доносился частый цокот каблуков: кто-то заполошно, с паническим перестуком, бежал там по скользкому тротуару.
Проезд такси перегораживала та девка. Всё так же на плече её громоздился одутловатый боров, она придерживала его левой рукой; в правой лежал карабин, и она твёрдо выцеливала им в лобовое.
Э! с акцентом сказал водитель, опустив стекло. Чего?
Демьян остановился, соображая, как поступить дальше.
За спиной его ждала лаборатория, а там какая-никакая, но всё-таки еда, тепло и определённость; да, были здесь свои минусы, но и плюсов, если поискать, наскрести тоже было можно.
В обе стороны тянулась Малая Бронная, приглашающе подмигивающая фонарями, ласкающая светом ночных витрин, обещающая короткую радость свободы.
Слева, в двух минутах ходьбы по направлению к Тверскому, вроде как было отделение полиции; он как-то чуть не оказался там по недоразумению: был без паспорта и слишком уж активно оглядывался по сторонам, чем и привлёк внимание патрульного самым правильным, разумным и рациональным было бы рассказать там всё про это выморочное заведение с врачом-садистом, выкачивающем у людей память.
Нужно было решать. Делать ставку. Сейчас.
Демьян глубоко вдохнул, на мгновение зажмурился.
А потом внырнул на заднее сиденье.
Девка, всё так же направляя ствол в водителя, обошла такси с другой стороны, открыла дверь, и уронила своего борова внутрь: голова его больно упала Демьяну на колени. Боров лыбился.
Выходи! она махнула карабином.
Демьян замотал головой и сполз ниже. Так, чтобы укрыться под боровом.
Девка посмотрела на Демьяна, глаза её под часто моргающими ресницами оказались прозрачными и равнодушными сказала борову что-то требовательно и громко; тот подогнул ноги, и она хлопнула дверью. А потом села спереди.
Ехай! показала она рукой водителю.
Куда, слушай? спросил он.
Быстро! Быстро!
Она ткнула стволом карабина в лобовое, там сверкнул скол, и от него поплыла горизонтальная трещина во всё стекло.
Водитель взвизгнул: по-бабски, надрывно, и вдавил газ; машина с пробуксовкой, с вихлянием рванула вперёд.
Голова борова качнулась. Демьян сел повыше и, преодолевая себя, попробовал взглянуть в его глаза, но поймать взгляд ему не удалось: зрачки у борова вяло и расфокусированно бродили, не останавливаясь ни на чём. Лицо его было усыпано мелкими пупырышками пота, и Демьян отпихнул его голову локтем, а не ладонью подальше; прижал коленкой к водительскому сиденью.
В Балашиху ехай, сказала девка.
Что? спросил таксист. Куда? Да ты! Ты! Чего это? Кто заплатит?
Ехай! А то вот!
Таксист невнятно выругался. Машина повернула налево, потом ещё раз, и оказалась на Садовом, наполненном огнями даже в это время.
Включи потеплее, друг, сказал Демьян. На ноги.
Ты кто? повернулась к нему девка.
Смотреть в её пластиковое лицо было неприятно, и Демьян отвернулся. Рядом, борт в борт, катила полицейская машина. Маячки её были тёмными.
Демьян. А ты?
Что «ты»?
Тебя как зовут?
А, сказала она, и на какое-то время замолчала. Асмира. Главная принцесса.
Ясно, как можно вежливее ответил Демьян. Слушай, Асмира. Куда едем-то?
Он вырвался.
Всё-таки вырвался.
Только что, десять минут назад, он должен был отдать часть своей личности, всё равно что немного умереть забыть что-то важное для него но нет. Хрен вам.
Хрен.
Вам.
Он рискнул.
И выиграл.
Балашиха, сказала Асмира.
А кто заплатит? жалобным и обвиняющим одновременно голосом снова спросил таксист, но Асмира пихнула ему в плечо стволом, сердито и непонятно выругалась, а потом, без какой-либо паузы, начала вдруг петь: тягуче, гортанно; петь и раскачиваться.
От неожиданности водитель махнул на соседнюю полосу и чуть не саданул полицию, но потом смог удачно пристроиться обратно. Демьян снова сполз пониже.
Вы психи, что ли? спросил водитель.
Ехай, ответила Асмира, и продолжила песню.
На самом деле, это был хороший вопрос. Включающий в себя большую часть ответа.
Сирена рядом рявкнула. Сердце Демьяна остановилось. Ему было видно, что полиция прибавила и ушла вперёд. Водитель чертыхнулся.
Сидя внизу, на одном почти уровне с потной головой борова, её пришлось переложить снова повыше, на колени Демьян слышал, как резкий звук сирены удаляется от них и гаснет.
Не нам? спросил он.
Не, радостно ответил водитель. Там мотоцикл. Идиот! Да это девка! С косой! По нечищеной. Всё, тормозят её. Не, уходит! Смотри! Смотри! Ахмо! Вот дура! Ахххахах! Прижимают! Эй! Адрес какой? Говори! Навигатор поставлю. Дура! Щас возьмут! Вот! Вот! Не! Ушла! Ушла всё-таки! Так их! Красссава!
Асмира допела до конца песню, сказала адрес, и затянула судя по повторяющимся словам её же. Снова.
Демьян тоскливо вспомнил, что забыл, где живёт.
Нет.
Не забыл.
Эти твари выкачали у него знание об адресе.
Сссуки.
Куда ему податься? Что теперь делать?
Ни паспорта у него, ни денег. Ни одежды. Ни квартиры. Ничего.
Ноль.
Девка с огнестрелом. Психованная. Пристрелит ненароком, вот и вся недолга.
Жиробас этот тоже. Конченый. Сразу видно имбецил. Лежит и скалится. Касается сальным своим затылком.
Самое мерзкое, что есть это инвалиды, полоумные и бомжи. Все эти убогие.
Демьян всегда старался держаться от таких подальше. Чтобы не заразиться.
Не-не, всё понятно.
Заразиться в широком смысле. Неудачей. Несчастливостью. Невезением.
Когда находишься рядом с такими вот как бы сказать с такими вот лузерами, то словно бы берёшь на себя часть их неудачи, она падает на тебя. Ты как будто говоришь судьбе: окей, это нормально, да, я рядом с ними, ну и что? они такие же, как и я. «Такие же? ехидно переспрашивает судьба, нормально?», и впендюривает что-нибудь адское. Сопоставимое с их состоянием.
Правила жизни просты, и потому эффективны. Не сдавайся, не верь правилам, бей первым, и держись подальше от убогих.
Вот и всё.
Этого достаточно.
Более чем достаточно.
Нужно сделать так. Подкараулить подходящую возможность. Когда она отложит Сайгу. Взять. Припугнуть.
Что дальше?
Демьян пробовал крутить в голове разные варианты своего будущего, но без денег, без нормальной одежды, без паспорта они не желали выстраиваться ни во что вразумительное.
Асмира продолжала петь, раскачивая собой пассажирское кресло. За окном уже растянулся унылый, засыпанный серым снегом Измайловский лесопарк. С дороги внутрь него изредка уходили тонкие тропы. Демьян мельком удивился тому, что кто-то ходит зимой в лес: зачем? для чего? Маньяки какие-нибудь, наверное. Слёт маньяков там у них. Отчётно-перевыборная конференция.
Сколько показывает? спросил Демьян.
Десять минут, ответил таксист. Вы бы это Можно потише? Дадите деньги, так?
У меня нет, сказал Демьян.
Асмира продолжала петь, ни на что не обращая внимания.
Я весь день, сказал таксист. С той ночи ещё. В минус получится, так? Дайте тысячу хотя бы.
Да нет у меня ни копья, сказал Демьян. Сам босиком сижу.
Что за смена такая! сказал с отчаянием таксист. Моя мне говорила. Не нужно ехать. Останься. Поспи. Нет. Не послушал! У меня дочки. Две. Три и один с половиной. Я тут для удовольствия езжу, так? Шестнадцать часов, так? А? Хотя бы на еду заработать. И маме послать. Стекло разбили! Вон скол какой! Как я верну теперь Исмаилу? Это тысяч двадцать ещё! А? Что за люди-то!
Извини, брат, сказал Демьян. Было бы что, дал бы. Обязательно.
Таксист не ответил.
Так, под протяжные песни, в унынии и безнадёжности, докатили они до серых, продутых ледяным ветром улиц Балашихи. Завернули в плохо чищеный переулок, проехали мимо заваленной по самый верх мусорки. Протиснулись рядом с занесёнными снегом машинами, стоящими, похоже, на своих местах ещё с осени, и не факт, что с этой.
Такси остановилось у серого дома с зелёным фундаментом. Газовая жёлтая труба опоясывала стены. Входная дверь подъезда была улеплена разноцветными, шевелящимися на ветру бумажками.
Сумрачный вид этой беспросветности напомнил Демьяну, что он очень хочет есть. И спать.
Приехали, хмуро сказал водитель. Выходите.
***
Самое главное это инвентаризация.
Так ему нравоучительно и одновременно с невысказанной просьбой выговаривала Лида, господи, из каких доисторических, неправдоподобных времён это воспоминание? бликуя в сумраке подсобки плоским своим лицом, норовя нечаянно задеть за колено, засмеяться любому его слову. Нужно, говорила она, ответственно и точно подсчитать всё, что есть на складе. Всё, до самой маленькой коробки. До последней банки. До плитки шоколада. Только так можно выполнить месячный план. А месячный план это что? Правильно. Это премия.
Но план, как знал Демьян, не обязательно должен основываться на математике. Как и инвентаризация.
Часто ощущение в груди сильнее подсчётов, а импровизация лучше графиков, расписаний и смет.
В его же случае провести опись вообще несложно. У него нет ничего.
Ничего.
Квартира находилась на втором этаже.
Демьян, выбирая места почище, поднялся вслед за Асмирой боров всё так же висел у неё на плече по лестнице: стены облуплены, исписаны, в углах чернеет что-то органическое, лампочек нет. Ноги его вмиг окоченели.
Перед дверью Асмира потихоньку, как младенца, опустила борова на пол, потом вгляделась в его лицо и тронула заросшую щёку пальцем. Боров никак не отреагировал. Она достала из кармана ключ, поковырялась в двери, и распахнула её. На лестничную площадку вывалился застоявшийся густой воздух. Демьян закашлялся.
Внутри оказалось что-то вроде притона бомжей, вхлам разнесённого кассетным боеприпасом; подъезд по сравнению с квартирой выглядел вылизанной до стерильности лабораторией.
Со стен свисали лохмотья обоев непонятного цвета, в зале взбухли пригорки, оказавшиеся заваленными всякой дрянью креслом, столом и диваном, на полу мусор до колен: посуда, пакеты, выцветшие упаковки от бытовой техники, календари, книги, фотоальбомы, самая разнообразная одежда, провода, барабан, зеркало, статуэтки, газеты, книги, ёмкости из-под бытовой химии. Магазинная корзинка. Несколько поставленных друг на друга кирпичей. Остов от велосипеда. По центру комнаты была расчищена тропинка. У окна пол тоже был относительно свободным, словно у кого-то хватило сил только на уборку лишь этого небольшого участка.
Асмира в несколько широких движений стряхнула цветастое барахло с кресла, переставила его на чистое место, подвела туда борова, усадила, а потом села перед ним на корточки.
Жосур, Жосур, позвала она, и приложила его руку к своей щеке.
Стала говорить что-то неразборчивое. Боров молчал. Улыбался. Глаза его смотрели в никуда.
Демьян, преодолевая себя, прошёл по тропинке в кухню, заглянул в ванну, осмотрел коридор: вся стена рядом со входной дверью была забрызгана чем-то подозрительным. Будто красную краску Демьяну не хотелось даже мысленно произносить слово «кровь» набрали в рот, а потом резко дунули.
Он сел на корточки. Потом решился, и потрогал. Ничего. Надавил сильнее. На пальце остался слабый отпечаток.
За последнее время его запас эмоций поиздержался, поэтому Демьян просто посидел, глядя на брызги. Сюда словно бы разгрузился полный мусоровоз, но жители вместо уборки предпочли просто проложить дорожки из одной комнаты в другую. Как муравьи. Здесь, в этом инфернальном месте, могло произойти что угодно.
Тоска.
Сейчас бы пробежаться по листу поединков, посмотреть коэффициенты, выбрать подходящего аутсайдера, поставить на него
Тоска и беспросветность.
Чья это квартира? спросил Демьян.
Асмира не ответила. Она сидела перед боровом, и пристально смотрела в его лицо. Потом встала, закинула карабин за спину, и мерным шагом пошла на Демьяна. Ему пришлось посторониться: сморщившись, закрыв глаза, он вступил в мусор на краю тропы.
Асмира стала петь. Протяжно и печально.
Она пела, шагая, как солдат, по тропинке: мерно, без эмоций, будто бы исполняя службу.
Шла из комнаты в кухню, потом в коридор, и снова в комнату; перед боровом она замирала, размашисто поворачивалась, и отправлялась на следующий круг. Выглядело всё это как развод караула на индо-пакистанской границе, но во вселенной «Ходячих мертвецов».
Демьян, чувствуя слабость, расчистил себе, как мог, место на кухне, окна здесь были заклеены жёлтыми газетами набросал на пол относительно чистого тряпья, замотал окоченевшие ступни старым свитером, и закрыл дверь, приперев её изнутри парой стульев, но уже через несколько секунд его импровизированная крепость была взломана: Асмира просто вынесла дверь, осмотрела пространство пустыми глазами, развернулась, и продолжила свой марш.