Артур Бабич
Мясо и косточки
Ты здесь.
Открываешь глаза и будто умираешь.
Странно. Ты видишь, как вода разрывает шлюз, как тонут в ней коридоры, порезанные на куски кольцами рёбер. Слышишь крик из глубин. Это место словно мёртвый левиафан, словно шрёдинбаг мироздания, такой нелепый и такой страшный. Его не может здесь быть.
Но ты не уверен.
Разве так всё должно начаться?
~
Плоть шепчет Ди-Ди, дай мне немного плоти
И чавкает лючками, бурлит баками.
Притворщик.
Впрочем, корабль всегда попрошайничал: то ли его прошили со сбоем, то ли сам немножко поехал, бывает такое, если обожраться нулевой субстанции и возомнить себя человеком. Забавно, да. Но иногда раздражает.
Ты сигнал-то поймал? спрашивает Ненетль.
У-у-угу.
Ну что за умница. Включай.
Ди-Ди обиженно гудит:
Ох, не знаю он такой слабый почти как я
Гю молча бьёт его ногой меж рёбер, так что стены спазмируют, а свет моргает и гаснет. Ненетль вздыхает:
Извинись.
В сотый, наверное, раз.
Тот принимается наглаживать переборку.
Ох, дружище, прости, я не хотел.
Я по камерам вижу, как ты ухмыляешься! Ты не раскаялся!
Гю жмёт плечами:
Этого не просили.
Тут вместе со светом в рубку вкрадывается ТЭК его скафандр. Вид у него, как всегда, аморфный и пьяный, он поднимается, придерживая шлем рукавами и шатаясь пневмофигурой. Опять, видно, ползал по жральнику, воображая себя инженером.
DIESES SCHIFF IST EINFACH UNERTRÄGLICH!1 ворчит он.
¡Deja de quejarte!2 отвечает Ненетль.
Сигнал я усилил, если что, вклинивается Маленький Ктулху и порхает над приборной панелью, поигрывая щупальцами и от волнения увеличивая выбросы CO
2
Ненетль чешет клапаны на шее.
Включай.
Рубку заполняет белый шум, стуки и скрежет, слов нет, но суть ясна и без них. Три удара, три скрипа, три удара и по новой. Времена менялись, а классика оставалась вечным НЗ страждущих.
Морзянка, кивает Ненетль. Я так и думала.
ЭТО SOS, режет ТЭК.
Снова спасаем людишек? вибрирует Маленький Ктулху.
Ди-Ди, ты засёк источник? спрашивает Гю.
Корабль горделиво урчит:
Идёт с Энцелада.
Ха. Шутничок.
Но всем известно, что вероятность худшего даже в лучшем случае не бывает нулевой. Белоснежный шарик поначалу едва виден на фоне Сатурна, но вскоре уже проступает из льдов кольца E, как из тумана: бьющие из тигровых полос гейзеры, мятая бумага поверхности. Ди-Ди расправляет крылья, тормозя в разреженной атмосфере водяного пара, а затем потихоньку вжигает двигатели. Бедняга: он плачет всем корпусом, когда плоть утекает из его баков.
На юге рытвин Аль-Медина лежит подгнившая туша станции, издохшей на краю монструозной скважины. Диаметр где-то под сотню м, глубина на пару нулей больше. Буровая установка нависает над ней, растопырив лапы шарошек. Свет фонарей скользит по устью пропасти, слепит белизной льда. Ди-Ди спускается медленно, сканируя пространство под собой и жалобно вибрируя. Здесь не должно быть ни людей, ни исправного оборудования: комплекс бросили лет пять назад, после аварии. Но так бывает. Все помнят Марс и заброшки на Палладе. Хотя обычно станции не оживают годы спустя.
Прибыли, говорит Ди-Ди, шмыгая воздушными фильтрами. Погодка под настроение: за бортом минус сто девяносто три, снег, замёрзший метан, ацетилен. Почти как в Оймяконе, где меня растили.
Маленький Ктулху шлёпает по стене щупальцем.
А я в погребе рос. Нелегально.
Это грустно.
Вон там, указывает Ненетль. На что похоже?
НА КУЧУ СНЕГА?
На буй, кивает Гю. Скорее всего.
Снаружи и правда паршиво. Снега скопилось порядком, так что они с Ненетль сразу топнут по грудь. Маленький Ктулху летит выше, поджав щупальца, а ТЭК в иллюминаторе машет им всем рукавом. Ни звёзд, ни Сатурна отсюда уже не видно.
Аварийный гидроакустический буй сгнил и промёрз одновременно. Металлические конструкции стали хрупкими, как стекло, плоть покрылась сизыми пятнами. Ненетль морщится, смахивая снег:
Ай-й-й, mierda3.
Все такими будем, смеётся Гю.
Он взбирается на платформу поплавка, чтобы добраться до торчащих, как ножи, антенн. Ладони погружаются в мягкую, прелую, трупно-скользкую массу. Минус двести не проблема, плоть не замерзает и при абсолютном нуле. Тем более что наверху ещё теплится РИТЭГ и шумит, работая, биомодуль стандартная пара для экстремальных условий. Гю выпускает из ладоней сотни тонких жгутиков, налаживая связь.
«Слышишь меня?»
Разум у модуля слабый и грустный, он соскучился по техническому обслуживанию и давно не ел, но мыслеформами всё же сыплет:
«ОНО/ДА/УДОВЛЕТВОРЕНИЕ/ПРИВЕТСТВИЕ».
«Как ты?» думает Гю.
«ОДНО/НЕТ/НЕДОСТАТОК/ПЛОТЬ».
«Понимаю, дружище. Тебе одиноко. Я попробую помочь, но сперва ты помоги мне. Расскажи о сигнале бедствия».
«УДОВЛЕТВОРЕНИЕ/ДА/ДОВЕРИЕ/ДАННЫЕ».
Что узнал? спрашивает Ненетль, когда Гю в обнимку с извлечённым биомодулем спускается вниз. Её лицо, припорошённое снегом, тут же кривится. Тебе сколько раз Диспетчер говорила о чужой собственности?
Он грустил, отвечает Гю.
Dios, ¿por qué?4
Маленький Ктулху спешит на помощь:
Это я, капитан! Я его попросил!
Да, да.
Так что там в итоге? врывается в общую сеть Ди-Ди. Какая-то ошибка? Возвращаемся к патрулю?
Нет, говорит Гю. Сперва поплаваем.
Конструкты так их всех называли. Девяносто процентов плоти, ещё десять полимеры и полумеры, с которыми разум вгоняется в безопасные рамки. Далеко не роботы, близко не люди: не вполне, в общем, понятно кто. Растут миллионами в коконах Комбината кто на Земле, кто на Марсе, в каждом уголке Системы: иногда для учёных, всё чаще для военных, совсем редко для безутешных родственников, как куклы на замену. Вшитые паттерны, произвольная форма. Из нулевой субстанции можно вылепить что угодно.
Внимание, говорит Ненетль. Диспетчер на связи.
ТЭК уползает под кресло пилота.
Я УМЕР, ЕСЛИ ЧТО.
Слабак, хмыкает Гю.
Что ж, куколки мои, звучит голос из динамиков. Рада, что вы уже на месте и даже не впутались ни во что по дороге. НКО «СПАСЕНИЕ» рукоплещет вам. Я почти серьёзно. Она смеётся. А теперь к делу. Данные с аварийного буя я изучила. Если сигнал действительно идёт с «Тефиды», то это какая-то, прямо скажем, хрень. Сколько лет прошло? Шесть?
Пять, говорит Гю.
Пять. Немногим лучше.
Ненетль откашливается:
Может, рифтеры решили чем-то поживиться?
Не удивлюсь, отвечает Диспетчер. Диггеры, сталкеры, рифтеры. Прочие любители проникнуть туда, куда проникать запрещено и опасно. Вопрос только: как? Судя по данным с буя, на «Тефиду» никто не погружался. Она вздыхает. Y no me gusta5.
MIR AUCH6, не выдерживает ТЭК.
Диспетчер смеётся.
А вот и наш нелегальный скаф. Заявку на утиль я подписала.
У-У-У.
Гю, ты больше никого не подобрал?
Ни в коем случае.
У нас нет спецоборудования, торопливо вставляет Ненетль. Не уверена, что потянем погружение.
Знаю, отвечает Диспетчер. И всё-таки попробуйте. Другую команду я уже вызвала, но им лететь почти неделю. За это время помрут даже самые стойкие, если там вообще кто-то есть. И я уж совсем молчу о том, что наши кураторы из ООН очень взволнованы, что их табличка закрытых случаев до сих пор не закрыта.
Ненетль кивает:
МК, рассчитай давление. Ди-Ди выдержит?
Не выдержу! кричит тот.
Впритык, отвечает Маленький Ктулху и выводит на экраны схему «Тефиды»: станция смахивает на червя, обросшего полипами, и торчит из впадины на глубине сорока пяти километров. На дне около пятидесяти земных атмосфер, но возле шлюза «А» чуть меньше, можем зацепиться там, если получится. Глубже соваться небезопасно.
Принято, говорит Диспетчер. Вопросы будут?
Нет, отвечает Ненетль.
Тогда работайте. Конец связи.
ТЭК недовольно щёлкает щитком шлема:
И ВАМ ТОГО ЖЕ.
Дно скважины под слоем снега сковано льдом не глубже метра, если верить сканерам. Кумулятивный заряд решает вопрос. Мог бы решить и простой таран, но Ненетль, хоть и стремится играть в строгого капитана, прошита иначе. В рубке тишина, слышно лишь, как Маленький Ктулху взволнованно потирает щупальца.
А знаете, говорит Ди-Ди, это повод поесть.
Не наглей. Тебя недавно заправляли.
У меня стресс вообще-то!
ТЭК хихикает, даже у Ненетль дёргаются уголки губ.
Ладно. Как пристыкуемся, получишь.
Сколько захочу?
Ты наркоман, Ди-Ди, ты в курсе?
Корабль задраивает люки и расправляет крылья. Вода щерится осколками льда, чёрная, как космос, но не такая привычная. ТЭК заползает на Гю и урчит, довольный, обтягивая его тело собственной плотью. Ди-Ди зависает над разломом, кренится, пряча в подбрюшье двигатели.
И ныряет.
~
Чернота за иллюминаторами, наконец, отступила, и я увидела её, «Тефиду». Станция походила на отрыжку больной фантазии и росла из впадины между скал, сияя прожекторами, маячками и амбразурами окон. Трубы всех диаметров, жгутики и рёбра плелись в какой-то сложный ритуальный узор. По обшивке елозили крабы-конструкты, что-то жрали в углах пиявки, урча и пуская газы, а вокруг вились тварюги без лиц, вылитые Typhlonus nasus. Довершая картину, над нашим батискафом проплыло нечто непомерная туша не то подлодки, не то инфузории-переростка, и я едва не упала, когда эта махина врезалась в нас. Из рубки донеслись проклятия Гю.
Батискаф рассмеялся:
Не бойтесь, это Моби Третий. Он очень любит гостей. Особенно тереться о них брюхом.
Гю выглянул из рубки:
Саша, ты цела?
Да, ответила я. Уже не сахарная.
А куснуть дашь? На проверку.
И осклабился.
Я тоже улыбнулась:
Зубиков-то не жалко?
Из-за кислородной маски голос звучал глухо. Хотелось её снять, но я боялась, хотя после гравитационного колодца Земли Энцелад и казался крошечной ямкой. Здесь я снова могла ходить. Дышать без ИВЛ. Ощущать силу в мышцах. Только вот миодистрофия Дюшенна приговор, и было трудно забыть о нём даже на время.
Минута до стыковки, прогудел батискаф.
Хорошо.
Гю раскрыл створки шкафа.
Надень, сказал мне. Это ТВЭК. На всякий случай.
Плоское нечто отлепилось от стены и оформилось в подобие человека. Шагнуло пару раз, пошатываясь на штанинах, расплющенный шлем падал ему то на грудь, то за спину.
ПРИВЕТСТВУЮ! сказало оно и сложилось в поклоне. ТРИРСКИЙ ВОДОЛАЗНЫЙ ЭКЗОКОМПЛЕКС, К ВАШИМ УСЛУГАМ. БЕРЕЖЁМ ЗДОРОВЬЕ ЛЮДЕЙ С ДВЕ ТЫСЯЧИ СОРОКОВОГО.
Я обернулась к Гю:
А без него никак?
Рукава костюма грустно повисли.
Э-э, ладно, ладно, хорошо.
Двадцать секунд, сказал батискаф.
ТВЭК бросился вперёд, и не успела я вздрогнуть, как он уже жрал меня. Шлем раздуло и порвало надвое пастью только что без зубов, и на мгновение стало темно и душно.
УДОБНО? спросил ТВЭК.
Да спасибо.
НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ СООБЩАЮ, ЧТО В МЕНЯ ВШИТА ФУНКЦИЯ ГИДА, НОВОСТНОЙ КАНАЛ «ENC-TV» И КОЛЛЕКЦИЯ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ.
Мой биоинтерфейс, усиленный костюмом, уловил отголоски мыслеформ сотен конструктов: от спрутов до реакторных модулей, звучала даже «Тефида» гулкой, сложной, многоканальной вибрацией. Станция лениво переговаривалась со всеми разом.
Я ощутила толчок. Батискаф выпустил жгутики, присасываясь к шлюзу, и прогудел:
Удачного дня!
Спасибо за плавание, ответил Гю.
Секунду спустя в боковине батискафа раскрылся клапан. В шлюзовой камере царил полумрак, по стенкам ползли трубы, похожие на кишки, а у затворов вибрировали приводы. Нас замуровали на минуту, прежде чем выпустить.
Транспортный терминал огромный, ярко-освещённый купол, весь в утолщениях рёбер и прожилках кабелей был заполнен людьми. От шлюзов по полу змеились ленты цветных указателей, стены словно дышали, покачивались, даже пульсировали, и я невольно почувствовала себя в чьём-то желудке. Вид скрашивало разве что обилие мониторов, рекламные и информационные щиты, а ещё иллюминаторы, за которыми бурлила первая, пока только искусственная жизнь Энцелада.
Примечания
1
ЭТОТ КОРАБЛЬ ПРОСТО НЕВЫНОСИМ! (нем.)
2
Хватит ныть! (исп.)
3
Мерзость (исп.)
4
Боже, за что? (исп.)
5
И мне это не нравится (исп.)
6
МНЕ ТОЖЕ (нем.)