Большенапоминаеткастрата--вполнеможет
участвовать в гонках меринов, по выражению из филдинговского "Тома Джонса".
-- И что он тебедает?--спросилотецХэнди.--Учитискусству
самоутешения? Дескать, думайте о хорошем, и все уладится само собой...
-- Нет, -- возразила Лурин.
Тут вмешалась Или и прокаркала:
-- Да просто она спит с ихним прихожанином! Ну, сПитом Сэндзом. Да ты
его знаешь -- молодой совсем, а плешивый, и рожа в прыщах.
У него стригущий лишай, -- поправила Лурин.
-- Ты быдостала емуфунгицидной мази, что ли, --предложила Или. --
Пусть втирает в волосы. А то подхватишь от него.
--Нуженртутныйпрепарат,--сказалотецХэнди.--Купиу
странствующегоразносчикатоваров.Стоитпримернопятьамериканских
серебряных полудолларов...
Сама знаю! -- зло огрызнулась Лурин.
-- Полюбуйся на нее! -- сказала Или. Он и сам видел. Характер!
-- Да, он не gesund, -- кивнула Лурин.
ПитСэндзневходилв число прямых жертввойны, чье здоровьебыло
подорвано илитело изувечено --как, скажем, умассы "неполных людей", то
естьбезрукихибезногих.Ноонбылизчисла кранкеров--людейс
поврежденнымздоровьем.Совершенно очевидно:головастранноватойформы,
отсутствие волос, рябой, прыщавое лицо.
"Возвращаемся к англо-саксонским крестьянам с изъеденными оспой рожами,
-- с неожиданной злобой подумал отец Хэнди. -- Неужели это ревность?"
Или сказала Лурин, выразительно кивнув в сторону своего мужа:
-- Отчего бы тебе не спать с ним? Он по крайней мере gesund.
-- Ой, да что вы говорите! -- воскликнула Лурин обычным тихим голоском,
в котором,однако, как дальний гром, рокотала злость. Когда Лурин сердилась
по-настоящему,все еелицовспыхивало,асамаонасиделанеподвижным
каменным истуканом.
--Дая не шучу! -- сказала Или громкимвизгливым голосом, забирая с
каждым слогом все выше.
Радибога!--взмолилсяотецХэнди,пытаясьуспокоитьвдруг
взъерепенившуюся супругу.
-- А чего она сюда приперлась? -- уже почти орала Или. -- Объявить, что
отрекается от нашей веры? Да начхать нам на нее. Пусть себе переходит хоть в
магометанство!..Авздумает шурухатьсясэтим недоноском Абернати --на
здоровье! Только какой он мужик -- одно название!
Яростныйтон ее слов досказал все, что она недосказала. Бабы это умеют
-- есть унихтакое врожденноеискусство: однимтономпередатьто,на
объяснение чего мужчиназатратилбы два возаслов. Мужчинымогуттолько
хмыкатьиворчать,кактотжеМаккомас,иливыражаютсвоиэмоции
невразумительнымкороткимхихиканьем,каксамотецХэнди.
Скудненькие
средства самовыражения.
Стараясь,чтобы егословапрозвучаликакречьумудренногожизнью
человека, отец Хэнди спокойно спросил Лурин:
--Хорошо ли ты обдумала свой поступок? Ты делаешь необратимый шаг. Ты
зарабатываешьна пропитание тем, что прядешь и шьешь, а потомузависишь от
заказов членов нашейобщины. А община отвернется от тебя, ежели ты подашься
к этому Абернати...
-- Существует же свобода совести! -- сказала Лурин.
-- Ох, и повернется же язык! -- почти простонала Или.
Послушай, -- произнес отец Хэнди. Он ласково взял ладони девушки в свои
и продолжилтерпеливымтоном: -- Нет нужды переметываться кхристианами
приниматьихвероучение только потому, что ты спишьсСэндзом."Свобода
совести", на которую ты ссылаешься, есть также и свобода не принимать чуждых
тебе взглядов. Понятно? Ну же, дорогая, будь умницей, пораскинь мозгами.
Ей былодвадцать. Ему -- сорокдва. А внутри онощущалсебя навсе
шестьдесят.
Держа ееладонив своих,онвиделсебястарымнемощнымбараном,
существом хилым, ветхим,отжившим... И внутренне съежился,представив себя
состороны именно таким-- бессильным маразматиком. Но он все же продолжал
свою речь:
-- Они верилив своего добренькогоГоспода без малого две тысячи лет.
Нотеперь мы знаем, что они заблуждались. Господь существует,но он...Да
что мне тебе объяснять, ты сама знаешь. Даром что была еще ребенком во время
войны, но ты не могла не запомнить мили и мили золы -- все, что осталосьот
бесчисленных погибших... Невообразимо,кактыможешь -- в здравомумеи
твердой памяти,не кривядушой, непоступаясь ниразумом,ни моральными
принципами,--принимать учение, которое учит, что добросыграло решающую
роль во всем происшедшем! Тебе понятен ход моих мыслей?
Лурин не вырываласвоих рук из его рук. Носидела, как каменная. Если
бы не тепло ладоней, он бы решил, чтодержитпокойника -- до того она была
неподвижна,зажата.Наконецеенеестественная,покойничьяокаменелость
вызвала в нем невольную брезгливость -- и он отпустил ее руки.
Онасразу же занялась недопитойчашкой кофе. Внешне ее движениябыли
исполнены покоя.
-- Что я вам скажу, -- произнесла Лурин ровным голосом, -- никто из нас
не сомневается, что председатель Комитета по разработке новыхвидов энергии
КарлтонЛюфтойфельдействительно существовал. Ноон былчеловек.Просто
человек. Никакой не Бог.
-- Это была лишь оболочка человека,видимость человека, -- сказал отец
Хэнди. -- Сотворенная Господом. По образуи подобию Его,если использовать
вашу христианскую терминологию.
Она молчала. Ей было нечего возразить.
--Дорогая моя, --сказал отец Хэнди,-- верить вустарелые догматы
Ветхой Церкви -- значит бежать от правды. Бежать от настоящего. Это мы, наша
церковьпытаемсяжитьвнастоящем,в этом мире,смеловзирать влицо
происходящему и бесстрашно оценивать происшедшее.