Отдай! ОтдайАндрейкумоего,отдай! Тыведь можешь, колдун!Я знаю,
можешь!
— Поздно,сестра, —судивительнымспокойствиемснесеевыходку хозяин
пещеры. — Ушел он от нас, женщина. Ушел.Плоть нашаземная —лишь сосуд души.
Нет души — ни кчему и вместилище. Вот и угасает плоть его смертная.Нет в ней
надобности.Никто уста не отверзает, никточленами не шевелит, никто чресла не
тревожит. Нет души, нет человека. Ушел твой сын, бедная моя. Украла, видать, его
БожиняЛедяная.Ушел,нетегоболеснами.Анынеиплотьвнебытие
отправляется.
— Нет! Нет, ненадо, колдун!Не оставляй, неотказывай мне, колдун, мудрый
Лютобор,не гони... —Голосматери прервался,онаупала передстарикомна
колени, ловяего свободную отфакеларуку. — Пощади меня,колдун!Чрево мое
иссохло, нетяжелеет оно от ласкмужниных.Сколько лет дитятю вымаливали,да
токмоодногородить и смогла. Нетиного унас ребеночка, кроме Андрея! Спаси
его, мудрыйЛютобор!Верниего! Что мужускажу,когда со службы государевой
вернется, как оправдаюсь, что кровинушкунашу единственную не уберегла?! Что со
мной, что с ним, чтоснами будет, колдун?Ктоглаза нам в старости закроет,
кому добронаше оставим, кто род наш древний продолжит?Верни, верни мнеего,
колдун. Мою душу, мою жизнь забери, но мальчика мого возверни! Нет детей — зачем
жить, колдун? Верни его мне, мудрый Лютобор, не то и я рядом с ним тут останусь,
руки на себя наложу...
— Нет детей, нетдетей... — стряхнул с себя ее рукихозяин пещеры, отступил
на шаг. — А на пашне поднятойзачинать пробовали? Хлебами опоясывались? Зарю на
Ивановденьвстречали? Заветов нечтите предковваших,аопосляначрево
плачетесь? Откуда чреву взяться, кроме как не от бабок ваших перейти?
Женщина,потерявопору,ткнуласьлбомвглину,плечиеепродолжали
вздрагивать.Доколдунадоносилисьтолькообрывкиеемольбы:«верни...»,
«кровинушка...», «единственный...», «прервется...»
— Ну,род,скажем,может,инепрервется... —Старикпожевалгубами,
повернулся к пареньку, снова снял с факела огонек, посадил его хворому на грудь.
Огонекгорел ровно,уверенно—пока колдун несмахнул его наземлю. — Род,
положим, ятебе сохранить помогу... Могу помочь. Семя — оно ведь не в душе, а в
плоти земной растет. Плоть отплоти, кровь от крови... Плоть, душа.Душа ушла,
юдоль пуста... Нет души, нет жизни...
Женщина затихла, прислушиваясь к непопятному бормотанию.
— Слушай меня, несчастная, — наконец заговорил с ней колдун. — Плоть без души
мертва. Хотимсохранить плотьи семя рода вашего — надобно душу ребенку твоему
сыскать.
— Где жея возьму ее,мудрыйЛютобор? —не вставая с коленей,прошептала
гостья.
— Тебе ине найти,несчастная, — покачалголовой старик. —Душане чужая
надобна, ародная. Чтобы подтеми же звездами появилась,темже путем росла,
теми же глазами смотрела. Пустьнета, но чтобы плоть ее не отвергла.Чтобы и
года те же имела, и родичей, и крови не чужой, и ростом не отличалась, и жилами,
и костьми.И отцом сматерью. И боль чтобы ту же испытала, в тот же час и день
от зачатиясвоего, и заметалась между долинами черными и зелеными.Чтобы жаром
реки Смородинысогрелась,что под Калиновыммостом. Тогда плоть его признает,
примет. Будет тогда тебе мальчишка, плоть от плоти из рода вашего, и семя у него
будет ваше, не свое. Понимаешь ли ты меня, несчастная?
— Ты вернешь мне Андрюшу? — с надеждой спросила боярыня.
Колдун разочарованно вздохнул.
— Шесть вихрей, шесть огней, шестьсловзаветныхпошлю.Коли найдут душу,
коли выдуют,коливыманят, коли к месту заветному приведут...Знамо,тогда и
спытаем дело наше. Будет мужу твоему сын, а роду — продолжатель.
Найдут ли?
— Хочешь, я отдам тебе свою душу, мудрый Лютобор? — опять предложила гостья.
— На чтомне душа твоя? — отмахнулся старик. — Я же не Мара Ледяная,у меня
полей и царствия свогонет. И мальчишке бабья душа не к месту. Емунадобна та,
что неотличима окажется... Найду ли? — Колдун вздохнул: —Снимай, клади чадо на
камнисии.Головой на черныйвалун,спинойна красный, ногаминасерый. Я
покамест за мазью и снадобьемсхожу. Опричьтрава мне и свечипонадобятся. Ты
воска пчелиного прихватить не догадалась? Плохо, уменя совсем кончился. Нона
сей раз,мыслю, достанет.И сало барсучье...Крылья... крылья... Ничто, пером
обойдусь. Шесть перьев, шесть вихрей, шесть сторон...
Припоминаявслух нужные для предстоящего ритуала составы и атрибуты,мудрый
Лютоборскрылсявпещере.Женщинаже, облегченноутираяслезы,принялась
освобождать сына от ремней...
Барчук
Он как раз входил в вираж, преследуя пирата. Грубоватый, словно слепленный из
картонных ящиков, «F-22»выплескивал два длинных, желтых снопа пламени, но даже
отчаянный форсаж не мог спасти воздушногоразбойника. Ближе, ближе, ближе... Он
видел раздвоенныйхвост американца совсем рядом, казалось— можно было достать
до негорукой, нона панели приборов все равноникак не загоралисьлампочки,
сигнализирующие озахватецели. Андрей довернул своего «Бизона»ещенемного,
скинул предохранительнаштурвале, совсейсилы вдавилгашетку. Истребитель
затрясся,загрохотал, выплескивая шквал пушечных снарядов. Он явственно увидел,
кактрассеры вытянулись к вражескоймашине,как коснулисьее фюзеляжа—но
проклятый американец летел, как ни вчем не бывало, и дажескорости не снизил.
Оставалось одно — таран. Не прекращая огня, Андрей сделал «горку» и обрушился на
«Раптор»сверху, воображая, как от того отлетает оперение, стекла фонаря, куски
обшивки. Ностоило поднятьсявыше, чуть сбросить тягу—ипиратский самолет
вновь предстал во всей красе, без единой царапины!
«Значит, это компьютерная игрушка», — с чувством острой обиды понял Андрей и.
. проснулся.
Будильник,продолжавшийстрелять длинными очередями, показывал шестьчасов
сорок минут, если не считатьбыстро прыгающие, зеленые циферки секунд. За окном
плотнойсерой пеленой висели подсвеченные уличными фонарями,влажныесумерки.
Андрейприподнялся налокте, хлопнулпо кнопке звуковогосигнала, с надеждой
глянулна нижнюю строку. Там злорадно светилосьанглийское «thursday». Значит,
день не выходной.
— Андрюша, ты встал? — послышался за дверью женский голос.
— Такеще только без двадцати семь, мама, —откинулся на подушку паренек. —
Мне еще два часа до школы спать можно!
— Какие два часа? — Распахнулась дверь. — Ты помнишь, чтомне вчераобещал?
Что утром всю математику сделаешь.Надо былоне «Назадв будущее» до полуночи
смотреть,аурокиделать.Тогдабы ивыспался. Ипоменяйнаконецзвук в
будильнике! Дождешься, соседи милицию вызовут. Скажут, перестрелка у соседей.
— Пусть вызывают, — отмахнулся мальчик. — За будильник еще никого не сажали.
— Ты это отцуобъяснишь, когдаемувыбитуюдверьчинить придется. Давай,
поднимайся, нечего бокаотлеживать!Смотри,нахватаешь двоек— в институт не
поступишь, в армию на два года загремишь. Там тебе враз все мозги отобьют, тупым
солдафоном по гроб жизни останешься.
— Ну, что ты говоришь, Оля? — вступил вразговор густой мужской бас. — Какие
солдафоны? Армия — школа жизни, через нее каждый мужчина пройти должен.
— Армия —это та школа, которуюлучшепройти заочно.Ине сравнивай свое
время и нынешнее.Теперь в армиитолько калек делают да мозги последние парням
высушивают. И зачем она вообще нужна? Мы чего — воеватьскем собираемся?Вот
ктохочет, тот пусть и служит.