Ну‑ну, девочка моя, вспоминай, как оно все в тот день было, мысленно упрашивал я ее. Помоги мне.
Но она даже не пыталась.
Больше того – сопротивлялась.
Такой крепкой блокировки я никогда раньше не встречал. Хотя, может, и встречал, но был во всеоружии и не заметил. А сейчас выходило вон как – нашла коса на камень. Тупая – на алмазный.
Это испытание являлось для меня новым опытом. Но, как говорится, век живи – век учись. Два века живешь – два века учись. Три века… И так далее. Учиться, учиться и еще раз учиться. Как рекомендовал товарищ Ленин на Третьем съезде комсомола, делегатом которого я чуть когда‑то не стал.
В конце концов я решился на ход конем. А что? Ничего больше не оставалось, как только использовать висящий у Зои на груди амулет. Своих, к сожалению, не захватил – не предполагал, что все пойдет так тяжко.
Какими именно словами можно извлечь Силу, накопленную в этом чужом, а главное – совершенно незнакомом амулете, я, естественно, не знал. Конечно, мог попробовать наугад, но маг, он, как сапер, ошибается только раз. Алгоритмы‑то у всех чудодеев схожи, со временем они не меняются, но наполнение всякий раз разное, поэтому, если где‑то грубо накосячу, могу нанести себе непоправимый вред. А если – не допусти Сила! – подберу обратный по смыслу эквивалент управляющего заклятия, то и того хуже – вообще сгину. Мало ли какая там магическая Хиросима таится? Трах‑тарарах, и станет на белом свете на одного золотого дракона меньше. Но я‑то еще ладно, как говорится, сам нарвался, а вот люди вокруг – они‑то при чем? По отношению к ним это было бы несправедливо.
Нет, не собирался я распаковывать амулет вслепую (вслепую хороши только свидания, да и то не всегда), а решил собрать только ту Силу, которая из амулета просачивалась, и ту рыхлую, неструктурированную, бросовую Силу, которая липла к нему со всех сторон, как пыль к экрану работающего телевизора. Коктейль этот, конечно, чудовищен. Именно к нему как нельзя лучше подходит совет: не пей, Иванушка, козленочком станешь. Последнее дело такие коктейли использовать. Но других вариантов не было. Нет, конечно, имелся один – все бросить, встать и уйти. Но это вариант не для дракона. Тем более дракона, родившегося в России и крепко подсевшего на русское «авось».
Отбросив последние сомнения, я – была не была! – потянулся к Зое через стол, взял кулон в ладонь и стал делать вид, что внимательно рассматриваю, а сам в это время полностью раскрылся, лег на волны бытия, отдался вихрям пространства‑времени и всем своим существом стал впитывать Силу.
В мое сознание тут же хлынула неудержимая лавина ослепительно красочных образов, а в ушах зазвучала дичайшая какофония. Бесчисленные ощущения, обострившись до предела, стали атаковать рассудок. Секунды тянулись как годы, минуты – как века. Напряжение постепенно нарастало. Через какое‑то время показалось, что еще немного – и мой разум перестанет существовать сам по себе, сольется с чем‑то, что гораздо больше его, что невообразимо, чему нет названия и что условно именуем мы Запредельным.
Но это только так казалось.
На самом деле я с помощью того, что продвинутые люди называют «последним наблюдателем», уверенно держал ситуацию под контролем и в миг наивысшего напряжения выпустил амулет из ладони. После чего закрылся, сосредоточился, собрал Пределы в «точке сборки» и, почувствовав, что теперь способен на многое, посмотрел на Зою.
Мой Взгляд легко разрезал привычную реальность и проник в подсознание девушки через черный ход.
И вот я уже входил в кабинет двести двадцать четыре.
Тарасов сидел в кресле, неестественно запрокинув голову. Я сразу понял: уже мертв. Рот перекошен последним хрипом, глазные яблоки закатились, лицо – не лицо, посмертная маска. Мертв. Мертвее не бывает.
Но гораздо больше, чем сам покойный, которому я ничем помочь не мог, интересовала меня в тот миг змея, которая сползала с его плеча через поручень кресла на пол.
Но гораздо больше, чем сам покойный, которому я ничем помочь не мог, интересовала меня в тот миг змея, которая сползала с его плеча через поручень кресла на пол. Ее зигзагообразный рисунок вдоль всего тела, так называемый «Каинов знак», подсказал мне, что это гадюка. Обыкновенная гадюка. Только вот размеры этого темно‑бурого гада меня смущали. В природе не встречается таких огромных, за два метра, особей. Хотя натуралист из меня так себе. Мог что‑то и напутать.
Я напряг все чувства и попытался определить, реальная ли это змея или конденсация проникшего в Пределы элементера. Ни малейшего следа морозящей энергии, которая, как правило, сопутствует созданиям Запредельного, я не ощутил и сделал вывод: змея реальная. Либо так, либо превратившийся в гадюку дух не слабее меня по Силе, что для текущего моего состояния было бы совсем и не удивительно.
Змея тем временем соскользнула на пол и поползла к стоящему в углу фикусу. Не переставая краем глаза следить за шустрой тварью, я осмотрелся.
Кабинет как кабинет: в меру пыльная офисная мебель, монотонно работающий кондиционер, компьютер, на огромном жидкокристаллическом мониторе которого зависло оконце с тревожно мигающей пророческой надписью: «GAME OVER». Возле клавиатуры стоит тарелка с надкуншенным пирожком, а рядом с мышкой, на зеленом коврике с неестественно красными лотосами, блестит маленький металлический кружок. Присмотревшись, я определил: монета в две советские копейки. Тут попахивало сюрреализмом в худшем его изводе, и я, не задумываясь, списал это дело на помутнения девичьей памяти. А вот пирожок был подлинным. Свежеиспеченным. И от него за версту несло черной магией. Неумелой приворотной магией.
Зоя, сразу догадался я. Ее работа.
И тут до меня дошло, почему блокировка ее памяти оказалась настолько мощной. Не только и не столько испытанный девушкой ужас был тому причиной. Чувство вины – вот чем там все цементировалось. Она, глупышка, посчитала, что Тарасов умер, откушав пирожок, состряпанный по рецепту ведьмы.
Ерунда. Не мог он от приворотного зелья преставиться. От таких слабых воздействий не умирают. Это не энвольтование на смерть.
Но и не от змеиного укуса помер. Укус гадюки не смертелен. Хотя у такой огромной, быть может, и смертелен. Не исключено. Но дело в том, что она его не кусала. Возможно, и собиралась, но не успела. Если бы цапнула, эксперты обязательно нашли бы следы, их трудно не найти: глубокие колотые раны, оставляемые ядовитыми зубами, отечность и синяки в месте укуса – все это не заметить нельзя.
Нет, не змея была причиной смерти Тарасова. И уж тем более не дурацкий приворотный пирожок. По отдельности они никакого вреда ему не могли причинить. А вот вместе – да. Его убило трагическое сочетание этих двух разрозненных факторов. Так действует бинарное оружие: сами по себе его компоненты не страшны, но вместе – смертельны.
Скорее всего, все вышло так: едва Тарасов надкусил засланную сдобу, сразу начал действовать заговор возбуждения любви, парня, как водится, стало морозить, потом бросило в жар, дыхание и пульс участились, нагрузка на сердце возросла раза в полтора – и в этот самый миг на него внезапно напала змея. Атакующая гадюка – зрелище то еще. Как результат: испуг, шок – и точка. Перегруженный мотор не выдержал столь мощного экзистенциального переживания, пошел вразнос, и крякнул. Вот так вот все, на мой взгляд, произошло. Вот так.
Со сдобой я уже определился – Зоя принесла. На девяносто девять процентов я был в этом уверен. Но вот откуда в офисе появилась змея? Это хороший вопрос. Сама приползла, сбежав из зверинца? Или кто‑то подкинул? А куда потом делась? Почему не обнаружили? Или все‑таки дух‑мститель?
Пока крутились в моей голове эти вопросы, сама гадюка куда‑то запропастилась. Исчезла из виду. Вот только что была – и вот ее уже нет.
Если настоящая, то уползла под диван, если нет – развоплотилась, прикинул я.