Чайка-ведьма взяла курс норд-вест-вест, и все в ней было красиво кроме испачканного рыбьей требухой клюва. Птица быстро рассекала воздух, щекоча ветер перьями, клюв пока был плотно сжат, птичье тело вперед толкала холодная решимость выполнить приказ.
Когда Антон заметил ее, он понял, что нарушившая его воздушное пространство птица ничего не боится и поступит так, как ей заблагорассудится. И еще – он пока достаточно мало налетал часов, чтобы быть ассом, равным атакующей чайке.
Не прекращая с нарастающей тревогой наблюдать, как к нему спешат на сближение, Антон покосился на стартовавший с места внизу джип. «Лучше бы, пожалуй, все это оказалось сном. Я не могу помешать ей напасть на меня, но, может быть, я смогу ее убить? – почти равнодушно подумал он. – Чума на твою мать!»
Вообще, вид на Питер сверху – это что-то! Оранжево-рыжая гамма крыш, зеленая оскомина распускающихся листьев, металлический блеск Невы. Но любоваться времени не оставалось. Крылья ведьмы съели последние метры, Антон увидел ее наконец разинутый клюв и пустые синие глаза. Голова птицы поровнялась с его головой... И услышал, как щелкнул клюв буквально в миллиметре от кольца на лапке. Какая у пернатой твари цель? Сбить Антона? Сорвать волшебное кольцо-браслет? Заставить приземлиться в определенном месте?
На войне, как на войне, кувыркнувшись вслед за промчавшимся под брюхом врагом, Петров вложил все силы в три судорожные взмаха крыльев, настиг обидчика, навис над обидчиком и всадил клюв ведьме-птице в том месте, где линия, соединяющая ее глаза, перекрещивается с линией, уходящей от ее клюва. На самом деле таких линий не было. Была только тяжелая заостренная серебристая голова, большие пустые глаза и лязгающий клюв. Но в этом месте у птицы-ведьмы скрывался мозг, и клюв Антона ударил с решимостью и яростной злобой.
Синие пустые глаза потухли в миг, словно отключили электричество. Смерть налила глаза ядовито-мутным молоком. Нападавшая чайка тряпкой полетела вниз, она была мертва, и только несколько мышц еще не желало мириться с фактом и конвульсивно заставляло трепыхаться падающее тело.
Оказывается, это так легко – убить существо одной с тобой породы, хоть в человечьем обличье, хоть в птичьем. И если это легко далось новичку, значит, и нападавшая ведьма-птаха запросто бы справилась, если бы перед ней стояла такая цель. И логичный вывод из фактов – утопить Антона в Неве птичьи кукловоды особым желанием не горели. Но вслед за этой чайкой прилетят другие, и поставленная перед ними задача теми же кукловодами может быть пересмотрена...
Тушка сраженной чайки плюхнулось в темно-зеленую воду Невы, качнулось на рожденной речным трамвайчиком волне и погрузилось без следа. Оставалось дробить воздух крыльями и ждать, когда беда удосужиться взяться за Антона по новой. Или он может спрятаться и переждать до темна?
Он подлетал к Петропавловке, ветер не ослабевал. И вот следующий ход врага – из парка навстречу Антону взмыла стая ворон, сабель в двадцать. Тьфу, правильнее будет – в двадцать клювов. «Ну, вот, так бы сразу и сказали» – бодрился Антон.
Какие есть преимущества у чайки перед вороной? Скорость полета. В чем чайка проигрывает – в духе коллективизма, вороны умеют охотиться стаей. Очередной вывод один – от боя следует уклониться, Антон оглянулся и насчитал до десяти преследующих его широким веером чаек, стремящихся успеть порвать его на кровавые червячки раньше ворон... Может, здесь не терпят чужаков-оборотней, но гораздо правдоподобней версия, что охотничьи птички пашут то ли на инферн-группу войск, то ли на волхв-дивизион, и имеют четкое задание приземлить чайку по имени Антон Петров.
Ну, что ж, кто на новенького? С чайкой Антон уже имел удовольствие сразиться, и заслужил энный боевой опыт. Этот опыт говорил, что не озоруй та дура понапрасну, легко бы распотрошила новичка в одиночку. С нелепой надеждой, авось вороны не столь поднаторели в воздушных баталиях, Антон мчался навстречу черной стае, имея в тылу и на флангах стаю серебристую.
Может быть, трем первым воронам слишком хотелось отличиться, и они не разглядели, что стало с первой чайкой. Может быть. Три первые вороны далеко вырвались вперед, и вот – торжественная встреча.
Первая черная торпеда, перевернувшись, пошла вперед и вниз, и Антон почувствовал, как воздушная волна ударила в брюхо, пока только воздушная волна. Он взмахнул лапками и – удача, кольцом ударил атакующую снизу птицу. Конечно, не смертельно, но хотя бы сбил прицел.
Вторая птица развернулась на параллельный курс, она гнала рядом воздушную волну, следила за Антоном антрацитовыми хищными глазками и норовила поймать клювом крыло. На преимуществах скорости Петров увернулся в вираж, настиг злодейку с хвоста и пырнул клювом в хребет. «Вкус специфический» – как говорил Райкин. Третья летающая крепость отреагировала на рыпанье злобным карканьнем, но сохраняя почтительное расстояние, не дура. А дальше чайка по имени Антон Петров стопудово доверилась преимуществу в скорости.
Антон нырнул под накатывающуюся черно-серым смерчем воронью свору, полупереваренная килька в желудке метнулась к горлу, в висках поршнями застучала перегрузка. Петров пронесся над самым асфальтом перед носом мчащегося по набережной мерседеса и стал наяривать петли меж только полопавших почки тополей парка имени Горького. Он искал место, где сможет незаметно для шатающихся здесь петербуржцев снова превратиться в человека.
Титрами в подкорке почесал анекдот: «Где-то здесь должен быть шлаг-БАУМ!!!».
Назначение будки, в которую Петров чуть с налета не впилился, он распознал в секунду. Метрополитеновская вентиляшка. И тут само-собой пришло спасительное решение. В образе птицы Антон легко протиснется сквозь решетку, а человеком успеет обернуться и в глубоком подземелье, «откуда кресты на церквях не видать».
Глава 6
Между короткой и длинной цепью
Странствуя по свету, словно птица,
Преодолевая жизни путь,
Изредка, однажды, иногда, как говорится,
Я б хотел забыться и заснуть.
emр1
Дайте кораблю минутный отдых,
Завтра он уйдет своим путем
В дальних путешествиях, сраженьях, и походах
Я, клянусь, забуду обо всем
– Ну, здравствуй, мой герой, – больно резнул слух Антона женский голос, хотя слова прозвучали еле слышно даже в гнетущей тишине катакомб метрополитена.
Еще не обернувшись, Антон и верил, и не верил, что прихотливая судьба решила подарить ему эту встречу.
– Настя? – вернувшийся в человеческий облик Петров блуждал по вымершим на ночь туннелям и развязкам метро в поисках места, где бы приткнуться до утра и вздремнуть. Если повезет: в голове правил бал страшный сумбур, картинки пережитого смешивались и напоминали результат кропотливых трудов безумного клипмейкера. Воспоминания о недолгом плене под охраной баншей микшировались с откровениями вампира-шпиона и ощущениями от полета в теле чайки... И вот теперь...
– Не забыл, уже приятно, – она стояла рядом, желанная точь-в-точь, как в жизни. Колокол каштановых волос, чуть смугловатая кожа... И даже платье ее было то самое – желтые лилии на черном. Известная сентенция: желтые цветы – к разлуке.
– Но ведь ты умерла?!
– Слышала, «Ред Ойл» взялся за Антошу всерьез? Говорят, дневной переполох по городу случился из-за тебя, на тебя охотились, и как прежде не поймали. Упустить тебя стало у «Ред Ойла» доброй традицией. Ты все такой же. Там, где ты, у всех проблемы.
– Ведь я тебя убил, Настя! – сделал он шаг назад, когда девушка попыталась взять его под руку.
Совершенно неестественно от девушки не падала на бетон тень, ее платье не издавало ни малейшего шороха, она ступала беззвучно, будто по воздуху. И только голос, этот пронзающий сердце голос...
– Ты знаешь, – равнодушно пропустила мимо ушей Настя его крик, – я до сих пор без смеха не могу вспомнить историю, когда ты приволок совершенно зеленый арбуз, а я притворялась, будто ужасно вкусно... Сейчас там, на верху, дождь... Люблю, когда дождь, такой тихий, спокойный, шелестящий, будто листья ивы поют на ветру. Мне всегда немножко грустно, когда идет дождь, но все равно я очень люблю плохую погоду... Что может быть лучше плохой погоды? Сколько мы не виделись?
– Мне говорили, что мой яд – еще то изобретение. Неужели, ты не погибла, Настя? – Антон вдыхал столь знакомый аромат ее кожи. Конечно, не ее природный запах, какие-то духи, но разве это важно? Здесь, в подземелье, аромат ее духов чувствовался еще острее среди терпкой вони плесени и пыли.
– Ты не рад, что снова меня встретил? Знаю-знаю, ты превратился в загнанного беглеца, за тобой охотятся с пристрастием. Я бы с радостью тебе помогла, только не умею... Да что я все о печальном? Мы снова встретились, кто-то свыше дарит нам еще один шанс, – она ступила вперед и погладила Петрова по щеке так, как только она одна умела.
– Лучше бы не было никакого открытия! Пусть тогда бы мы никогда не встретились, но мне не пришлось бы тебя убивать!!!
– Не шуми, – Настя печально улыбнулась, – здесь очень сильное эхо. Скажи, а помнишь, как с букетом гвоздик ты три часа отдежурил у моего подъезда? – Настя взяла Антона под руку. – Ты вынужден скрываться, квартира с раскладным диваном сейчас пустует... Я помню, как вечно бормотала сказки вода в трубах, как тикал древний будильник. А помнишь, как нам сладко было вдвоем доламывать твой скрипучий диван? Хотя мне это и запрещено, я заходила к тебе домой, я искала тебя, а встретила только здесь. Забавно, правда?
– Мне плохо без тебя, – сломался голос Андрея.
– Ты похудел, у тебя глаза ввалились. Мне тебя очень жаль.
И тут сбоку, где миг назад была только голая шершавая стена, раздались полные иронии слова:
– Одну минуточку!
Все-таки мышцы Антона были настроены на опасность, Петров резво дернул подбородком на звук и пересекся с полным едкой иронии взглядом вальяжно прислонившегося спиной к бетонной стене Эрнста фон Зигфельда собственной персоной. Вампир держал руки скрещенными на груди, он сам имел вид поклонника, три часа прождавшего девушку у подъезда, растерявшего все нежные чувства и дождавшегося только из принципа.
– Мы так не договаривались, – вздохнул Антон, глядя в глаза непрошенному статисту.
– Здесь еще кто-то? – испуг Насти Антон почувствовал через держащую под локоть руку.
– На твоем месте, – саркастически оскалился вампир, – я бы все же притормозил.
– Начинается, – вздохнув глубже прежнего, сообщил Антон Насте.
Только Насти рядом уже не было. Как появилась из ниоткуда, так и исчезла, растаяло и ощущение, будто все это происходит во сне. Зато Петров вовремя обнаружил, что сделай он еще шаг туда, куда под руку влекла его возлюбленная, и гигантская лопасть вентилятора гильотиной рассекла бы бренное тело нашего героя на уровне солнечного сплетения. И две фонтанирующие кровью, словно в китайском боевике, половинки рухнули бы под вентилятор в яму для сточных вод.
Не успевший испугаться Антон с уважением осмотрел конструкцию: нацеленный вверх, всасывающий воздух в подземелье вентилятор, диаметром превосходил торговый павильончик где-нибудь на хачиковском рынке, но гудел не громче трансформаторной будки. Лопасти по ночному времени вращались с ленцой, внизу, где-то на глубине метров пяти, поблескивала серебром вода, и роящаяся там искорками мошкара выше лопастей взлетать не стремилась.
Теперь на Петрова обрушился припозднившийся страх, гадкий, подлый, до липкого пота и вяжущей из кишок морские узлы тошноты.
– И что это было? – притворяясь, будто спокоен, совершенно спокоен, абсолютно спокоен, спросил истекающий вонючим потом Антон.
– Морок, – развел руки Зигфельд и зевнул, – обыкновенный подземный морок. Здесь, в подземелье, самое рядовое дело. Просто ты в ночном метрополитене новичок, вот морок и попытался поточить зубки о твои сахарные кости. – Последнюю фразу вампир добавил даже с неким сочувствием, – голодно ему, сакральному.
– Часто это здесь случается? – притворяясь, будто ему по фиг, совершенно до фени, абсолютно по барабану, но не сумев преодолеть дрожь в голосе, продолжал допрашивать Антон.
– По ночам здесь еще не то происходит. Метрополитен по мистической сущности – рана в Земле. Знаешь, в мудрой древности колдуны не советовали воинам втыкать меч в землю, а тут дыра посолидней получается. Еще учитывай, что это место «откуда кресты на церквях не видно». – Зигфельд приложил вдруг палец к губам. – Здесь, пожалуйста, топай потише. Смертные имеют дурную привычку вечно путаться под ногами.
Послышались вполне мирные голоса:
– Санек, я хочу к тебе завтра подъехать, должок завести. Это первое, а второе...
– Да ладно, потом второе растолкуешь. Ты, главное, приезжай.
Антон отступил в непроглядный мрак, и его схорон миновала бригада работяг, транспортирующих на тачке груду железок. Когда голоса растаяли вдали, Зигфельд вернулся к просветительской деятельности:
– По ночам здесь клубится бесконечный шабаш всякой нечисти, надо же ей где-то рядом с людьми обитать. Правда, самостийной нечисти, не ложащейся ни под «Старшую Эдду», ни под волхв-дивизион, ни под других инферн-лидеров. Давай отойдем от этой ямы, а то мне и самому не по себе, как прикину, сколько крови этот морок зря пролил.
Хоть какой-никакой экскурсовод, Петров послушно зашевелил коленями. Оплетенные проволокой лампы светили одна через три, кривобокие тени подползали со всех сторон к Петрову и таяли, будто масло в жару. Издерганному преследованиями Антону это доставляло минимум удовольствия, и он завидовал стандартно лишенному теней спутнику и стерегся его. А вдруг это все тот же морок, лишь сменивший ипостась? По вымощенному рыжим туалетным кафелем коридору спутники вышли в лабиринт окрашенных грязно-зеленой лущащейся краской стен и дверей с безвкусными табличками «Агрегатная-1», «Агрегатная–2», «Изоляторная-1»... и так до бесконечности.
– Ты потребовал, когда получу формулу на руки, позвонить отсюда. Сдается мне, ты хотел, чтобы твои местные оборотни-приятели...
– Ума не приложу, как ты сделал свое открытие, если не умеешь дослушивать старших товарищей? Вся демоническая свистопляска под землей твориться только по ночам. На день подлинные обитатели метрополитена превращаются в туман, плесень, букашек и забиваются в щели, и все довольны. Разве я учил тебя соваться в подземелье ночью? Кстати, ты говоришь, мне звонил? – нажимом на вопрос выдал Эрнст фон Зигфельд неподдельное беспокойство.
– Я вышел победителем из очень необычного, по крайней мере, для меня, воздушного боя, – затянул с ответом Антон, решая, как поступить. То, что Зигфельд пять минут назад спас Петрову жизнь, еще не являлось основанием, очертя голову, вручать не важно, патриотически ли, враждебно ли настроенной нечисти формулу яда. Антон нашелся, – Я должен был позвонить, когда формула окажется у меня в кармане. Но стоило чайке по имени Антон Петров сделать парочку мертвых петель над городом...
Лабиринт закончился очередным длинным коридором, иногда, может, только в пику однообразию, ныряющим бетонными ступеньками вниз, а далее с помощью тех же ступенек возвращающимся на прежний уровень. И всюду столь низкий потолок, что поневоле приходилось вжимать голову в плечи. И сырая духота, отчего стены становились липкими, и каждое нечаянное касание будило всплеск брезгливости.
Зигфельд понял, что звонка не было и пока на этом успокоился:
– Не продолжай. Мои начальнички кликнули ведьм, а те напустили ворон и чаек. Вот и хорошо, что не позвонил. И если ты не обижаешься, что я испортил романтическое свидание, мне хотелось бы представиться по-новому.
– Что за вздорная манера говорить, будто мы на приеме у английской королевы?
– Поживи лет сто пятьдесят, а потом критикуй. Ишь, Эдвард Радзинский нашелся! – кажется, Эрнст искренне удивился, что смертному удалось заставить его вспылить, пусть мимолетно. Эрнст улыбкой заклеил оплошность. – Ладно, не будем ссориться, теперь нам до-о-олгое время предстоит работать в паре. Итак, разрешите представиться, никакой я не антииеромонах «Старшей Эдды» Эрнст фон Зигфельд, а внедренный в «Эдду» офицер волхв-дивизиона товарищ Хлебников. Уточню, – здесь фон Зигфельд улыбнулся с особой изощренностью, – бывший, смертью храбрых погибший при исполнении.