– Тут есть проблемка. Формула мне приснилась, я ее записал на спичечном коробке и тут же забыл. Действительно, есть в этом рецепте некая дьявольщинка, сколько раз потом ни пытался запомнить, безнадега. Формула спрятана в Петербурге, и поверьте, меня учили прятать. В общем, чтобы получить формулу на руки, мне нужны время и свобода.
Все сказанное Антоном было правдой на сто процентов, но одновременно и ответной проверкой. Если вампир Зигфельд истинно служит России, Антон свободу получит. Если – увы, пассаж про волхв-дивизион является лишней обманкой, вампиром будет придумана очень веская причина, почему Антону сейчас не видать воли, как своих ушей.
Кажется, Зигфельд все это правильно прочитал в глазах пленника. Зигфельд свернул стек в баранку, невнятно шепнул над кулаком, и вместо стека в руке оказалось безыскусное медное колечко:
– Носи на счастье. Сделаешь полный поворот на пальце, обернешься помоечной чайкой, и лети куда надо. – Зигфельд с силой впечатал презент обалдевшему до ступора Петрову в ладошку. – Найдешь формулу, выходи на связь. А связаться со мной можно...
Глава 4
И из-под земли достанем
Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей,
Белеет мой парус такой одинокий
На фоне стальных кораблей
Крышка гроба съехала с пробирающим до спинного мозга скрипом, ни какого уважения к личному времени. Зигфельду как раз снилось, будто он, смертельно раненный, валяется на поле боя под Аустерлицем, рука судорожно сжимает боевое знамя, а проезжающий мимо верхом некий надутый французский чин, в эполетах по уши, небрежно бросает: «Какая прекрасная смерть!». Понятно, что вынырнул Эрнст фон Зигфельд из столь пафосного сна без всякого удовольствия. Вынырнул и слепо заморгал на едко режущий вертикальные зрачки янтарный электрический свет.
– Вставайте, фон, вас ждут великие дела, только они вам вряд ли понравятся, – раздался над ухом насмешливый голос.
Эрнст узнал чей – единого в трех лицах начальника разведки и контрразведки восточной инферн-группы войск «Старшая Эдда» штурмбан-вампира Дэмиена-Эдварда-Ральфа, и от такого открытия настроение Зигфельда не улучшилось. Эрнст продрал глаза и сел в гробу-ложе на пятую точку.
– Извините, что я перед вами в спальном ансамбле, – нашелся он, хотя особых поводов шутить не узрел. – Кстати, который час?
Окна апартаментов были наглухо задраены тяжелыми портьерами. Крышку гроба терпеливо держали на весу четыре одноразовых голема, рожами очень похожие на Дэмиена-Эдварда-Ральфа в сегодняшней его ипостаси: штурмбан для визита избрал личину Эдварда – заплечных дел мастера в аппетитно заляпанном кровью и комками костного мозга мясницком клеенчатом переднике. Дешевый маскарад, но Эрнст признался себе, что впечатлен. И истраченное гостем усердие просто обязано было родить в холодном сердце преждевременно разбуженного вампира Зигфельда гаденький страх. Мышцы так и подмывало вывернуть тело наизнанку и перепончатокрылой птахой шастнуть подальше отсюда, пусть ищут ветра в поле. Но разве от судьбы сбежишь?
Свой любимый приборчик «Детектор правды» палач с подлым коварством замаскировал под бьющий пучком света фонарик, ясен пень, где-то там, с обратной стороны, детектор сигнализировал, врет или не врет тот, кому луч шибает в радужку.
Еще четыре голема, такие же дебелые, скуластенькие и лысые как попки, что не оставляло сомнения, кто их автор, успели вдоволь похозяйничать в апартаментах Эрнста. Телевизор, компьютер и музыкальный центр оказались вскрыты и разобраны на составляющие до последнего винтика, интересно, неужели ищейки предполагали там найти микстуру для тайнописи? Вывернутые из шкафа книги лохматыми стопками громоздились на мозаичном полу, и сразу становилось заметно, что каждую персонально пролистывали – небось, искали шифры и коды. Рядом мятым комом пузырился богатый гардероб Эрнста, ешкин кот, со вспоротыми швами. Однако постарались.
На электронном циферблате высвечивалось «21-16», заход солнца должен был произойти еще только минут через тридцать, перепончатокожие крылья пока отдыхают.
– Ну и как, нашли в моем воротнике ампулу с концентрированным чесночным соком? – лучезарно улыбнулся не спешащий покидать уютный гроб Эрнст.
И получил небрежный тычок в нос, только алые брызги оросили шелк китайской пижамы.
– Шутить изволите, глубокоуважаемый гражданин Зигфельд, или как вас там по настоящему? – улыбка на фасаде Эдварда плавно превращалась в хищный оскал. По краям рта вымахали клыки формата, до которого Зигфельду еще служить и служить. – Признавайся, жук колорадский, как твое настоящее имя?! В каком звании ты числишься в волхв-дивизионе «Ярило»? Капитан, майор, подполковник?! Кто еще на тебя работает в «Старшей Эдде»?! Кого ты успел завербовать?!! – фонарик-детектор чуть не выдавил глаз.
Вершившая обыск четверка оторвалась от удовольствия копаться в чужом барахле и с равнодушными рожами выскребла Зигфельда из убежища. Его поставили на ноги, и он тут же согнулся, получив удар кованным сапогом в пах: совершенно не больно, но очень унизительно. У Эрнста сходу появилось три версии, зачем косящий сегодня под палача штурмбан балуется руко– и ногоприкладством. Наверное, проверяет, не укрылся ли под вампирской личиной простой смертный, прецеденты имели место быть. Очень может быть, отвлекает, не дает сосредоточиться, в расчете, что под горячку Эрнст сболтнет лишнее. И, конечно, вводит себя в соответствующее кровожадное состояние, этакий мышечный «аутотренинг».
Ситуацию трудно было считать подходящей для демонстрации чувства юмора, но что еще оставалось?
– Если бы вы заблаговременно предупредили о своем визите, я бы подготовил достойные ответы по всем беспокоящим вас пунктам, – как ни в чем не бывало, ерничал обливающийся кровавыми соплями Эрнст, хотя холодок животного страха слюнявил и слюнявил босые пятки. С другой стороны Эрнсту жизненно важно было проверить, насколько далеко готов зайти в экзекуции штурмбан. Широки ли его полномочия, или это лишь очередная штатная провокация-проверка на лояльность? Жаль, обожженные электрическим светом зрачки теряли нюансы общей картинки.
– Пациент не сознается и усугубляет... – прикусил губу серьезным клыком палач, – переходим к водным процедурам. – Он с ловкостью фокусника извлек из кармана пузырек прозрачного стекла и оглянулся на равнодушно держащую домовину гроба четверку. – Эй, олухи царя небесного, оставьте крышку и держите пациента по форме «Шива».
Големы перестроились и, храня постные рожи, распяли истекающего слезами и кровью из расквашенного носа Зигфельда, аки на дыбе. По двое на ноги, двое за руки, и один намертво вцепился в прическу, чтобы головой ни-ни. Последний внес из прихожей обшарпанный, всем в «старшей Эдде» известный чемоданчик, щелкнул замками и деловито стал выкладывать на столик стерильно блестящие инструменты, очень похожие на хирургические.
Эдвард, чтобы беспрепятственно орудовать «фонариком правды», отдал пузырек ассистирующему голему. Тот осторожно, дабы ненароком себя не закапать, вскрыл склянку. Фон Зигфельд и до того чувствовал себя, словно жаба в лаборатории, а уж теперь... Сами по себе пытки хромированным железом он бы вытерпел, не моргнув, но если предварительно инструменты окропить освященной водой...
Будто паралитик, Зигфельд забился в напрягшихся руках големов.
– Проняло? – с одобрением зевнул палач и грозно потряс фонариком. Но от былого азарта остался пшик, не любил начальник, когда подозреваемые так сразу сдуваются.
– В чем меня обвиняют? – кровавые усы малость подсохли, свое чувство юмора пленник благоразумно свернул в трубочку и засунул поглубже, чтоб не провоцировало развитие конфликта.
– Отпустите моего приятеля, – разрешил начразведки големам. Теперь его физиономия лучилась ванильным сочувствием и радушным вниманием. Сам себе голова поиграл в «злого следователя», теперь побудет «добреньким».
Зигфельду и палачу услужливо пододвинули стулья. Голлем номер восемь – тот, что с пузырьком освященной воды – бдительно отошел к занавешенному окну: вдруг отчаявшийся подозреваемый попытается в прыжке отнять флакончик, дабы причинить себе ущерб несовместимый с жизнью...
А в это время в кабинете начштаба началась другая многообещающая беседа.
– Всегда остаются несущественные на первый взгляд мелочи, и я очень бы хотел, уважаемая Екатерина Кондаурова, чтобы мы сейчас с вами вместе повспоминали события последнего месяца и попытались вычленить эти реперные точки. Посмотрели бы эти мелочи на свет и на мрак, и попытались их интерпретировать. – Джи-Джи прикрыл зевок ладошкой, бессонный день давал себя знать. – Отриньте ненужный страх, подобные беседы мне предстоят еще с минимум тридцатью сотрудниками «Старшей Эдды» самого различного ранга. – Джи-Джи поленился уточнять, что отбеседовал уже с четырнадцатью работниками. – Это – в преимущественной мере рутинный труд, но именно так вычисляются и неумышленные просчеты и недобрые замыслы. Вы готовы? – Гном сидел за столом, и даже в его родном кабинете мебель не давала ему дотянуться ногами до пола. Но это на сегодня была самая меньшая из проблем начальника штаба «Старшей Эдды» Моргана Джи-Джи-Олифанта.
Девушка стояла, нервно шелестя непрозрачным полиэтиленовым мешком, на входе ее, конечно же, обыскали, в мешке было не оружие. Заурядный человеческий череп, точно такой же, как на столе под носом у начштаба, такие папье-маше были нынче по «Эдде» в моде. Только не надо подозревать начштаба в дурном вкусе, за интерьер кабинета отвечал адъютант.
Джи-Джи приготовился к тому, что минут пятнадцать угробит на приведение рядового сотрудника в подходящее психологическое состояние, и только потом появятся шансы на конструктивность. Но девушка удивила мудрого гнома:
– Мне есть, что доложить в этом, или каком другом начальственном кабинете. У меня возникли серьезные сомнения в лояльности моего начальника антииеромонаха восточной инферн-группы войск «Старшая Эдда» Эрнста фон Зигфельда, – глубоко вздохнув, произнесла невольнонаемная Екатерина Кондаурова. – И сомнения основываются не на мелочах. – Решившись на поступок, она преобразилась, ну просто валькирия чистой воды.
Черт побери, она закладывала своего начальника с видом героини. Жертвенность, горящие фанатизмом глаза и все такое. «Я хочу занять место моего начальника», – мысленно перевел многомудрый Джи-Джи, но с языка в ответ на реплику у него слетело только скупое:
– И?..
– По собственной инициативе я инициировала череп на столе своего непосредственного начальника на негласное наблюдение.
– Разве уровень подготовки невольнонаемного сотрудника позволяет работать с магией такого уровня?
– Основываясь на подозрениях, что деятельность моего командира наносит неумышленный, а может быть и умышленный, вред задачам «Старшей Эдды», я пошла на превышение своих полномочий. Если я ошиблась, пусть меня накажут. Если я оказалась права, награды не надо.
«Мне хватит кресла моего начальника», – мысленно перевел Джи-Джи Олифант, а в ответ лишь сказал:
– Вы меня очень заинтриговали, я слушаю, – ему не требовалось тратить жест на включение магнитофона, беседа записывалась с момента, как Екатерина переступила порог кабинета.
Невольнонаемная Кондаурова вынула череп из полиэтиленовой котомки и бережно водрузила на стол рядом с близнецом. Ткнула пальцем в уцелевший желтый зуб, и череп заговорил двумя голосами – Эрнста и мужским незнакомым.
«...– Итак, Антон Владленович Петров собственной персоной?.. Не дергайся, сие были одноразовые големы... Не морщи зря лоб, смертный, одноразовые исполнители создаются из праха для решения простой задачи, и по ее выполнении возвращаются в прах. Эти служаки были созданы в твою честь и по твою душу. Я бы на твоем месте сейчас крепко задумался о другом, уважаемый Антон Владленович.
– Здесь какая-то ошибка. Да, меня зову Антон, и фамилия у меня – Петров. Только отчество – Викторович. Да, признаюсь, ваши... големы поймали меня, когда я скрывался... Но не от вас ведь скрывался. Я не знаю, куда попал, и не очень спешу узнать, ведь «многия знания – многия печали», я хоронился от вполне обычных бандитов, только с очень большими деньгами...
«Черт возьми, – между прочим подумал умудренный гном, – а ведь так и меня писать на магнитофон начнут. Надо будет цикнуть на адъютанта, чтоб убрал со стола эту модную дрянь»...
Пока вернемся в спальные апартаменты Эрнста фон Зигфельда.
– Ну, рассказывай, сам знаешь о чем, – жадно потер руки палач. Приемчик был затасканнейший, авось подозреваемый сдуру скопом выложит грехи, о которых никто и не догадывается.
– Черт побери, штурмбан, я готов искренне ответить на все вопросы, но пока вы откалываете штучки, будто сержант в детской комнате милиции. О чем это таком я должен знать?
– Ладно-ладно, не гоношись, это я по инерции, практики маловато. А ответь-ка мне, дружок, содействие в чем за последний месяц тебе оказывал начштаба?
– Подождите, штурмбан, я же, хоть вам в подметки не гожусь, но профессионал. Объявите мой статус: подозреваемый, задержанный, арестованный, свидетель?
– Слушай, дружок, – лениво зевнул палач, – тоже не притворяйся, будто с пьяным гаишником беседуешь. Ты знаком с нашими методами: капель пять освященной воды на твою разговорчивость я легко могу пожертвовать. А вопрос я задам по-другому: это именно начштаба поручил тебе подыскать площадку и курировать строительство инженерных сооружений по операции «Генно-модифицированный чеснок»?
– Подождите, штурмбан. Это ведь прошлогодняя операция, а никак не месячной давности, и официально она называлась «Легенда о кислом лотосе», название «Генно-модифицированный чеснок» появилось позже, когда операция провалилась.
– Мне заговаривают зубы? Ну-ну.
– Да, я обеспечивал поиск площадки и строительство бытовых объектов, но совершенно был не посвящен, для какой огородной культуры и с какой целью провожу работы. Нормы секретности были соблюдены идеально.
– Зачем ты пытаешься выгородить начштаба?
– А зачем вы пытаетесь обвинить его, да и меня, в том, в чем мы чисты?
Кому все было до лампочек, так это големам, а вот Эрнст чувствовал себя, словно карась в сметане. Серьезней всего Зигфельда клинило от фонарика, одно неосторожное слово...
– Отгадай с трех раз, кто здесь задает вопросы?
– Если обвинения зашли столь далеко, дайте мне пневмопистолет с одним осиновым дротиком, и я хотя бы спасу свою честь. – Несмотря на прессинг, Эрнст выпендривался, будто у него всерьез за пазухой спрятан надежный козырь.
– Не прячься за красивые жесты. Может быть, я и дам тебе пневмопистолет, но сначала выпотрошу, как осетрину. Есть версия, что над полем для чеснока ты произвел девяносто процентов магических действий впрок, тебе оставалось только шепнуть в нужный момент последнее заклинание. Теперь будем сознаваться?
– А смысл? – чтоб не ляпнуть лишнего, оставалось отвечать вопросами. Хотя бесконечно это продолжаться не могло, палач Эдвард скоро врубится, что допрашиваемый четко работает на слив «Детектора правды».
– Для Эрнста фон Зигфельда смысла нет, а вот для внедренного агента волхв-дивизиона такие вольты очень даже интересно совершить. Мы проверили другие участки, где ты выполнял какую-либо толику работ, и всюду обнаружили фон недосказанных проклятий.
– Я могу только лишний раз повторить, что я чист перед своими командирами. – Какими конкретно командирами, Зигфельд умолчал из уважения к «Детектору правды».
– И повторишь это под пыткой?
– Под пыткой, особенно в ваших опытных руках, я сознаюсь в чем угодно. В том, что я похитил карту обратной стороны Луны и продал дервиш-янычарам; в том, что кропил настоем серебра колодцы в округе «Старшей Эдды»; в том, что «Красный дракон» чуть не обернулся синей птицей... В чем еще надо признаться? – Увы, ни сном, ни духом не подозревал фон Зигфельд, какие интересные магнитофонные ролики сейчас слушают этажом выше Джи-Джи и невольнонаемная Екатерина.
«...– Смена темы?
– Шевроны обозначают срок службы на «Старшую Эдду», двойной шеврон фиксирует второй век службы. Золотой скарабей, подчеркну, что не серебряный и не бронзовый, говорит о моей принадлежности к касте старших офицеров. Причем, у нас, у старших офицеров, есть две моды обхождения с фуражкой. Или она распята обручем так, что передок выгибается по дуге, или обруч вообще выбрасывается, тогда фуражка получается стандартно мятая, будто кепка из кармана. А вот, служи вы в наших рядах, я бы не рекомендовал держать изображение пирамидного кирпича[8] на пуговицах, хотя это и требуется по уставу для нижних чинов...» – выговорившись, череп в холостую защелкал челюстью.