Мы не знали, что делать - спасаться или успокаивать нашего товарища,
которому от переутомления что-то показалось.
- Вы мне не верите! - вопил Гришаня. - Идите, смотрите сами, там земля
шевелится в трех местах, и трава, и кочки!
- Успокойся, Гришаня, сейчас все проверим, - я попытался перекричать его.
Но тут Петр судорожно схватил меня за руку.
- Смотри!
Я обернулся. В центре луга, там, где только что копался со своими
склянками внештатник, поднималась земля. Она вспухала большим
подрагивающим пузырем, и головешки костра сыпались с него, разбрасывая
искры и клубы пепла.
Мы, все трое, оцепенели. Конечно, по всем правилам и инструкциям нам
следовало сейчас же прыгать в машину и рвать когти, но... Ни одна
инструкция почему-то не напомнила о себе.
Смотреть на оживающую землю было жутко. Но и оторваться невозможно. Холм
уже достиг размера легкового автомобиля и начал растрескиваться, а мы
по-прежнему не могли стронуться с места. Даже внештатник замолк... Это
необходимо было увидеть - сейчас, а не в записи и не в виде компьютерной
модели.
И вдруг произошел прорыв. Один миг - и все изменилось. За этот миг я
ничего не успел толком рассмотреть. Показалось, что назревающий земляной
волдырь лопнул - и из него вырвалось темное мутное пятно или облако
размером с самолет-" кукурузник", а из десятка мест вокруг - другие, очень
похожие комки мути, размером поменьше, но соединенные с центром путаницей
каких-то жил или кишок, и все это невообразимое сооружение рвануло в небо,
бросив на нас вал земли и камней.
Запомнилось еще, как мозг пронзила тысяча молний и как жалобно вскрикнул
Гришаня, прежде чем наступила тьма...
ПРОБЛЕСК
Побейте его по щекам. Обычно помогает... Я понял, что побить собираются
меня. И рефлекторно выставил вперед руки, защищая лицо. Лишь потом открыл
глаза.
- Очнулся, - сказал молодой худощавый доктор. И ушел из поля зрения,
прошуршав голубым одноразовым халатом.
Надо мной колыхалось полотно палатки. Снаружи доносились голоса, звуки
работающих машин, хриплый клекот радиопереговоров.
- Не вставайте, пожалуйста, - прозвучал женский голос. Я скосил глаза и
увидел медсестру с изготовленным к работе шприцем. Не успел я и глазом
моргнуть, как она воткнула иглу прямо мне в пятку. Мне еще ни разу не
делали уколы в пятку. Я и представить себе не мог, что это так больно.
- Голова не болит?
Я не знал, что ответить. Болела только пятка, в которой побывала стальная
колючка, а с головой происходили какие-то иные процессы, которые не
укладывались в простое понятие "болит - не болит".
- Можно, я встану?
- Даже нужно.
Подняться удалось без труда. Немного кружилась голова, но это почти не
мешало. Доктор и сестра оценивающе смотрели на меня, следя, не свалюсь ли
я с первым же шагом.
Ничего подобного. Я чувствовал себя довольно бодро. Постояв немного и
убедившись, что ноги меня слушаются, я взял да и вышел из палатки.
Медицинская братия восприняла это как должное.
Зеленый луг, на котором мы так беззаботно загорали, напоминал теперь
полигон для бомбометания. Почва была вздыблена и вывернута наизнанку,
перекрученный дерн громоздился небольшими горными хребтами. Тут и там
мелькали оранжевые комбинезоны экспертов, поблескивали приборы в их руках.
Бригада уже вовсю работала.
Вскоре я нашел Петьку. Он сидел, привалившись спиной к походному
бензогенератору, безучастно наблюдая за работами.
Заметив меня, он махнул
рукой куда-то в сторону.
- Там дают горячий чай.
- Не хочется, - ответил я. - Что начальство говорит?
- Да ничего... Попытались меня допросить, но ничего не добились. Мне не
очень хочется сейчас разговаривать. Начальник бригады в вагончике, они там
наши кассеты просматривают.
- А Гришаня?
- Его уже увезли в город. Он что-то никак в себя не мог прийти. Но вроде
опасности нет. Надо и нам по домам разбегаться. Пойдем, доложимся
начальнику, он обещал дать машину до города.
- Полностью тебя поддерживаю. На работу завтра будем выходить?
- Как хочешь. Я, пока не высплюсь, никуда не пойду. Почему-то жутко спать
хочется. Доктора сказали, что все в порядке, просто отдохнуть нужно.
Он подкрепил свои слова широким зевком. Только теперь я заметил несколько
ссадин у него на лице.
- Петя, а что, у меня такая же исцарапанная физиономия?
Он посмотрел на меня, махнул рукой.
- Нормальная. А вот у Гришани фонарь под глазом. Ему не повезло...
...Мы подъезжали к городу вместе с сумерками. Мне так лень было доставать
ключи, что я стучал в дверь, пока Лерка не открыла.
- Никакого ужина, - сразу сказал я. - В душ - и спать.
Лера очень понятливая и никогда не станет донимать расспросами. Когда я
выбрался из ванной комнаты, постель была уже приготовлена. Я завалился в
нее и почувствовал, как напряжено тело. Хорошо бы сейчас сто грамм для
снятия стресса. Жаль, не держу дома спиртного.
Через минуту Лера принесла кружку чая и бутерброд с моим баварским сыром.
Умница. Чувствует, что ужинать я отказался только от усталости, а на самом
деле голоден, как волк. Надо будет завтра обнять ее, сказать что-нибудь
хорошее. Она так это любит. Не забыть бы только. Скорее всего забуду, как
всегда.
- Олежек, - я увидел, что она очень смущена. - У меня туфли совсем
протерлись. А я как раз нашла недорогие. Мне половину денег мама дала, а
остальные я, если можно...
- Нет, нельзя, - остановил я ее. Затем поставил пустую кружку на пол и
свалился на подушку, на лету закрывая глаза. - Завтра отдашь маме ее
половину, потом возьмешь в моем столе деньги и купишь все, что надо.
- Мне только туфли, - обрадовалась Лера. - Я как раз нашла дешевые,
хорошие...
- Не надо "дешевые хорошие". Купи просто хорошие, - я уже начал засыпать.
- Все, я сплю. И ты ложись.
- Сейчас лягу, только рубашки достираю.
Она погладила меня по руке и вышла. Я услышал, как плещется вода в ванной.
Лера стирала мне рубашки. Надо будет все-таки похвалить ее завтра.
Я часто ловлю себя на мысли, что несправедливо равнодушен к ней. Я почти
не замечаю женщины, которая ждет меня допоздна над кастрюлями с остывшим
ужином, которая встает на час раньше, чтоб приготовить завтрак и почистить
мне ботинки, бегает с тяжелыми сумками по магазинам, избавляя меня от
всяких домашних проблем. Которая, наконец, просто любит меня - искренне и
бескорыстно.
А между тем, я обязан ей не только завтраками и всегда чистыми рубашками.
Через некоторое время после гибели Надежды я остался совсем один. Это
произошло, когда всем надоело приходить ко мне. Странно, но до этого я
даже не предполагал, каким мучительным может быть одиночество.
Человек-одиночка представлялся мне независимой, немного загадочной фигурой
со своим тайным миром. Оказалось, что фигура эта вовсе не загадочная, а
просто жалкая, и ничего более. Это я узнал по себе.
Одиночество навалилось на меня во всей своей неприглядности.