И тут меня словно подбросило. Где одежда?! Я вскочил и осмотрел себя.
Неизвестный доброжелатель втиснул меня в серую куртку и штаны,
напоминающие тюремную робу. Рядом с тюфяком лежали два коротких сапога,
сшитых из плохо выделанной, одубевшей кожи. Мой двубортный костюм,
рубашка, галстук исчезли, а вместе с ними - пистолет, карточка, фонарик и
множество других полезных вещей. Это никуда не годилось. Я чувствовал себя
ограбленным и беззащитным. Особенно угнетало исчезновение оружия и
документов, ведь к этим вещам у меня было воспитано трепетное отношение.
Рядом продолжали говорить невидимые мне люди. Возможно, они находились
буквально за стеной, в такой же клетке, как и я.
Я крикнул. Голоса смолкли. Раздались осторожные шаги, и через несколько
секунд перед дверцей остановился маленький сухой старичок с очень
любопытными глазами. Одет он был в короткий коричневый халат, засаленный
чуть ли не до зеркального блеска. Откуда он вышел, я так и не понял. Вслед
за ним появился высокий щекастый парень, одетый примерно как и я. Они
стояли и молча рассматривали меня с величайшим любопытством. Я заметил,
что у обоих на поясе висят круглые деревянные коробочки размером с банку
сгущенки.
- Выпустите меня, - дружелюбно попросил я.
Они настороженно переглянулись, но, чувствовалось, ничего не поняли. Еще
бы. Я сказал это по-русски.
Но ведь я мог объяснить им, чего хочу. Я почти знал их язык, требовалось
только вспомнить нужные слова. Еще пару минут мы стояли молча, глазея друг
на друга, все это время я копался в памяти. Наконец удалось составить
длинную фразу, смысл которой сводился примерно к следующему: "Я хотеть
через дверь ходить гулять". Более удачных слов вспомнить не удалось.
Наверно, я был в тот момент похож на немецкого солдата, попавшего в плен к
русским партизанам.
Для наглядности я просунул руку через клетку и коснулся запора. Старик с
парнем вдруг испугались и попятились. Я отдернул руку - чего доброго
отрубят.
- Надо позвать старост, - проговорил парень. Возможно, он сказал не совеем
это, но я понял его именно так.
Они повернулись и поспешно пошли прочь, настороженно оглядываясь.
Я сокрушенно вздохнул и вернулся на тюфяк. Мне следовало всерьез подумать
о том, как обходиться без переводчика. Говорят, что хороший способ выучить
чужой язык - это стараться думать на нем. Я имел преимущество. Мне не
нужно было ничего учить, а только вспоминать.
За последующие полчаса одиночества я достиг в этом некоторых успехов.
Ощущение было удивительным. Стоило посмотреть на предмет или представить
его себе, как откуда-то бралось слово и прочно занимало место в памяти.
Это было похоже на волшебство. Правда, не всегда получалось удачно -
например, я не мог вспомнить, как назвать лежащую в углу морковку, не
говоря уже про мой пистолет.
Кстати, морковку я все-таки сгрыз, омыв ее водой из плошки. Она оказалась
обыкновенной, правда, какой-то подозрительно сочной.
Наконец за мной пришли. Двое угрюмых верзил с ножами на боку явились моему
взору, позади семенил уже знакомый старик в халате.
- Здравствуйте, - вежливо сказал я на местном наречии.
Старосты переглянулись, но ничего не ответили. Дверные петли жалобно
скрипнули, и две пары мощных ручищ вцепились мне в одежду. Я терпеть не
могу хамства, однако сейчас было не лучшее время показывать свои боевые
навыки. В этом грязном длинном помещении мне сочувствовали, наверно,
только лошади. Они грустно смотрели, как меня волокут к выходу, и мне
хотелось сказать им что-нибудь на прощание.
Дневной свет на мгновение ослепил. Затем я увидел широкий двор,
ограниченный с одной стороны высоким забором, а с остальных - постройками
разного размера, примыкающими друг к другу. В нос сразу ударил гнетущий
запах гнили. Во дворе было много людей, у них под ногами бродили индюки,
свиньи и прочая живность. Возле забора темнели кучи каких-то овощей,
охраняемые тремя мордоворотами с ножами и палками. В самом центре двора
стоял обычный колодец с воротом, окруженный обширной лужей. Я по
возможности старался побольше увидеть, но моим конвоирам это не
понравилось, и в конце концов один схватил меня за волосы, чтоб я не
вертел головой.
Из-за этого я не смог обернуться, хотя очень хотелось. Боковым зрением я
успел заметить, что сзади громоздится какое-то темное сооружение, а может,
просто гора - уточнить мне не удалось.
Меня втолкнули в двери, открыв их едва ли не моей головой. Потом долго
вели узкими коридорами. Все встречные поспешно отступали к стене, провожая
меня странными взглядами.
Я был совершенно спокоен. Вряд ли меня вели казнить - это можно было
сделать и раньше. А если и так, вырвать нож у старосты слева я мог в любую
секунду. А уж дальше...
Действительно, что дальше?
Меня вывели на террасу, сложенную из толстых деревянных брусов. Сквозь
редкую решетку было видно высокое облачное небо. Я увидел улицу города -
она шла между деревянных двухэтажных домов с закругленными крышами.
Лавируя среди луж и грязных обочин, по ней передвигались очень просто
одетые люди. Воняло помоями и дымом. Где-то истошно орал поросенок.
Мы просидели на террасе довольно долго. Затем я услышал стук копыт, и ко
входу подкатил угловатый экипаж с маленьким темным окошком. За ним
следовал всадник - высокий и широкоплечий человек с широким ножом на поясе
и свернутым в кольцо кнутом.
Дверца экипажа открылась. На меня уставилась пара круглых, рыбьих глаз. Их
обладатель находился в полумраке экипажа, поэтому я смог разглядеть только
лунообразную голову, покрытую легким пепельным пухом, и блестки на богатом
длинном халате.
Старосты впились мне в плечи, заставив опуститься перед своим повелителем
на колени. Я не возражал. Я даже попытался приложить руку к сердцу. Но тут
же несильно получил по этой руке палкой - мое движение показалось
старостам угрожающим.
- Это он? - донесся квакающий голос из экипажа.
- Он, - конвоиры энергично закивали.
Их величество заговорили. Я по-прежнему половины слов не разбирал, но все
же угадал смысл: луноголовый человек интересовался, из каких краев я
прибыл, что за нелепый наряд был на мне и кто здесь может дать мне
рекомендации. В его голосе звучала такая лень и пренебрежение ко всему
окружающему, что мне даже стало неудобно отнимать у него время.
Как профессионал в своем роде, я просто обязан был предвидеть подобный
разговор. Но, увы, до сего момента мои мысли были заняты совсем другими
проблемами. Поэтому я начал импровизировать, и из меня полезла какая-то
дикая фантазия про далекую страну, про путешествие, про разбойников,
которые меня ограбили и бросили на дороге.
Повелитель слушал, склонив голову. Он смотрелся как школьный директор,
получающий объяснения от ученика-хулигана.
- Ты очень странно говоришь, - сказал он наконец, бесцеремонно прервав мое
повествование. - Интересно, в какой стране так уродуют человеческую речь?
А что такое "путешественник"?
Я насторожился. Мне казалось, я не ошибся - слово обозначало именно то,
что я хотел сказать. И все же собеседник его не понял.