– Ну вот, Санек… – выдавил наконец Макарыч. – Все и закончилось. Пошли…
– Куда вы? – спросил вслед поднявшимся бывшим милиционерам священник.
– Решения своей судьбы ждать, – обессиленно махнул рукой Макарыч и вдруг недобро добавил: – Но вы тоже не расслабляйтесь, и за вами приедут.
* * *
Отца Василия вызвали в РОВД только к обеду. Следователь, тот же самый, что вел когда-то дело о похищении Катерины, внимательно выслушал размеренный, пропитанный горечью рассказ священника и недоверчиво покачал головой.
– Ну, не знаю, батюшка, что вам и сказать… Получается так, что Торпеда выдал компромат на самого губернатора? А Иван Семенович виновен в политическом убийстве?
– Получается так, – согласился священник.
– А подполковник Лядов в этой истории и вовсе выглядит какой-то сводней между бандитами и администрацией?
– Да, выглядит, – согласился священник.
– И вы хотите, чтобы я все это зафиксировал в официальных документах?
– Вы спросили, я рассказал, – пожал плечами священник.
– Ну, не знаю… – Следователь встал со стула и, сунув руки в карманы брюк, задумчиво зашагал по кабинету. – Может быть, Торпеда врал?
– Возможно, – кивнул священник. – Хотя обычно люди перед смертью не врут.
– Торпеда не обычный человек, – вздохнул следователь. – Тут к нам из Питера та-акое досье на него прислали! Он мог и перед смертью свою собственную линию гнуть.
– Мог, – согласился священник.
– И все-таки вы настаиваете на своем?
Следователь так и подталкивал священника к самому очевидному решению: не поднимать волну, выпустить из поля зрения некоторые, прямо скажем, спорные вопросы и ограничиться констатацией происшедшего. Но отец Василий оказался глух к голосу разума.
– Я не могу врать, – прямо сказал он. – Тем более в таком деле. За этим жизни человеческие стоят – вы меня понимаете?
– Надеюсь, что да, – печально вздохнул следователь и подвинул к отцу Василию стопку листов серой, низкокачественной бумаги. – Тогда пишите. А я Аркадию Николаевичу пока позвоню.
* * *
Скобцов прибыл самолично. Он схватил со стола исписанные размашистым почерком листы и впился в показания глазами. И чем дальше он читал, тем мрачнее и безжизненнее становилось его лицо.
– Вы что, батюшка, охренели? – только и спросил он, едва дойдя до половины текста.
– Я описал все, как было, – смиренно произнес священник.
Скобцов сжал челюсти, напрягся и разорвал стопку бумаги пополам. Сложил вдвое и еще раз разорвал пополам, и еще раз!
– Я не самоубийца! – выдохнул он. – Это понятно?!
– Понятно, – кивнул отец Василий.
– А какого тогда хрена! – зашелся Скобцов. – Вы хоть понимаете, ЧТО вы здесь понаписали?!
– Правду, – пожал плечами священник.
– Какую, на хрен, правду?! – еще круче взвился начальник РОВД. – Кому нужна эта ваша правда?! Мне – точно не нужна!
Священник ждал.
– В общем, так, – уперся кулаками в стол Скобцов. – Идите восвояси: в храм, домой, хоть к черту на рога! Но чтобы я здесь вас больше не видел!
Отец Василий пожал плечами и встал, обозначив свое преимущество в росте.
– Это твой грех, Аркадий Николаевич, – с упором на «твой» произнес он. – И я очень надеюсь, что ты тоже это понимаешь.
– Свободен, – не поднимая головы, мрачно проронил Скобцов. – Я со своими грехами как-нибудь сам разберусь.
* * *
Вечером, уже после службы, отец Василий пошел к Вере домой. Он постучал в глухой забор на самом краю Татарской слободы и, когда ему открыли, сразу же увидел Ольгу с Мишанькой. Жена и сын увлеченно наблюдали за перемещениями куриц по двору.
– Вон ко-ко побежала! – показывала пальцем Ольга. – Скажи ко-ко!
– Ы! – довольно тыкал ручонкой в сторону неведомой птицы Мишка и заливисто смеялся.
– Я пришел, – с порога объявил отец Василий.
– Все? – испытующе посмотрела на него жена.
Священник обратился внутренним взором ко всем событиям минувших суток и кивнул:
– Все.
Ольга внимательно исследовала выражение его лица и, было заметно, поверила.
– А не отправят тебя в Коми-Пермяцкий округ лес валить?
– Насчет леса не знаю… – почесал кудлатую бороду поп. – А вот слово божие зэкам нести мне патриархия уже предлагала… Кстати, как раз в Коми-Пермяцкий округ…
– Бог с тобой! – испуганно махнула рукой попадья. – Правда, что ль?
– Но потом отец Кирилл решил, что мой морально-политический облик для выполнения этой задачи маленько подмочен…
– Ох, Мишка! – сокрушенно покачала головой жена и прижала сынишку покрепче. – Доведешь ты меня когда-нибудь до инфаркта! И откачать не успеют.
* * *
Потянулись долгие, однообразные дни. Санька с Макарычем заявились в гости только один раз, но выглядели бывшие рубоповцы растерянными и изможденными – их судьба все никак не решалась. Пожалуй, именно тогда отец Василий и решил, что нечто, спрятанное Торпедой в камере хранения за номером 136 под шифром Б3472, следует просмотреть.
Он отчаянно не хотел даже касаться чего-либо, связанного с этой тяжелой историей, он говорил себе: «Плюнь и разотри! Придет срок, и эту камеру хранения вскроет транспортная милиция, а тем, что там оставлено, займутся те, кому это положено по долгу службы». Но он знал и другое: в судьбе Саньки и Андрея Макаровича то, что оставил в камере Торпеда, может сыграть ключевую роль.
Он выбрал подходящее время и съездил на вокзал. Но там камеры с таким номером не было вообще; провинциальному Усть-Кудеяру вполне хватало восьмидесяти ячеек.
«Значит, придется ехать в область», – цокнул языком отец Василий и заторопился к машине – съездить до вечерней службы он вполне успевал. Но лишь спустя сорок минут священник подошел к камере с заветным номером и в нерешительности остановился.
Теоретически там, внутри, могла быть, к примеру, взрывчатка. Священник восстановил в памяти образ теряющего кровь киллера и отрицательно покачал головой: вряд ли человек будет врать, когда у него такие глаза. Он вздохнул и набрал шифр. Дверца тихонько звякнула. Священник потянул за ручку и осторожно заглянул внутрь. На вытертой сотнями портфелей, кейсов и чемоданов поверхности лежал аккуратно завернутый в газету параллелепипед.
Он поднял его и поразился тому, насколько он легок, надорвал обертку по краю и все понял. Внутри была видеокассета.
* * *
Отец Василий просмотрел кассету не сразу. То Ольга кинулась наводить в разгромленном доме порядок, и он волей-неволей должен был принять в этом посильное участие, то приходили один за другим обеспокоенные перерывами в службах прихожане, так что пять минут действительно свободного времени нашлось лишь поздно вечером. Он вставил кассету в видеомагнитофон, включил проигрывание и сразу все понял: прямо перед ним в пустом, напоминающем предбанник помещении сидели Иван Семенович и начальник областного УВД. Отец Василий прокрутил кассету вперед и сделал звук погромче.
– Короче, я на тебя надеюсь, Петя, – говорил губернатор. – Артемка до выборов дойти не должен. Сам понимаешь, чего этот придурок наворотит, если пробьется.
– Не дойдет, – заверил начальник облУВД. – Есть у меня, кому это дело поручить. Сделают чисто, проблем не будет…
Священник прокрутил кассету еще дальше и на этот раз наткнулся на видеозапись переговоров Гравера и самого Торпеды. И вот здесь разговор был куда как откровеннее.
Гравер совершенно не стеснял себя в выражениях и излагал Торпеде план «заказа» простым и доступным русским языком, совершенно не скрывая ни имени, ни целей заказчика, ни цены, ни возможных последствий, если тот облажается. Торпеда слушал, кивал и время от времени вставлял замечания, провоцируя Гравера на еще большую откровенность.
Отец Василий промотал кассету чуть дальше, наткнулся на обсуждение плана по грамотному отъему якубовской собственности, но более ничего не обнаружил. И тогда он вытащил кассету из магнитофона, сунул ее на книжную полку и задумался.
Для священника было совершенно очевидно, что запись переговоров с Гравером сделана самим Торпедой или по его заказу. Но, с другой стороны, было совершенно непонятно, кто мог заснять губернатора в момент обсуждения столь щепетильной темы. Главное, что в результате обе записи на одной видеокассете оказались в ячейке камере хранения на железнодорожном вокзале областного центра. Для чего? Может быть, для банального шантажа, а может, и в чисто политических целях… это теперь было неважно. Важным было одно: что с этим делать?
Лгать, нападать, убегать, прятаться и вообще хоть как-то участвовать во всех этих безумных околовластных игрищах священник не желал категорически. Затевать судебное дело, опираясь на видеодиалог ныне покойного авторитета и не менее покойного убийцы? Это было даже не смешно. Отец Василий просто не знал, что со всем этим делать. Посмертный подарок заезжего киллера оказался на редкость бесполезным.