И тогда он вздохнул, включил настольную лампу и сел за письменный стол.
– Ты спать идешь? – обняла его за плечи подошедшая сзади попадья.
– Чуть позже, Олюшка, – вздохнул он. – Дело есть срочное.
– Ну, смотри… – ласково потерлась она щекой о мужнину шею и легонько укусила за ухо. – Потом жалеть будешь… А то ты, батюшка, все по камышам да по цистернам, а с родной женой как-то недосуг…
Это была чистая правда. Но отец Василий сурово вздохнул и несколько велеречиво произнес:
– Это очень важно, Оленька. Решается наше будущее.
– Эх, Мишаня, – разогнулась жена и ласково провела ладонью по его голове. – А когда оно не решалось, это наше будущее? Каждый день что-нибудь новое… Ладно. Я пошла, если сможешь, разбудишь.
Священник крякнул и пододвинул к себе белый чистый лист бумаги. На секунду задумался и начал:
«Уважаемый Иван Семенович!
Не претендуя на роль вашего духовного наставника и уж тем более не пытаясь вас в чем-либо безосновательно обвинить, тем не менее указываю на недопустимость продолжения той ситуации, что сложилась в Усть-Кудеярском районе и области в целом.
Подвергнуты служебным преследованиям…»
Отец Василий задумался, а потом решительно перечеркнул слово «преследованиям» и написал рядом «репрессиям».
«…По надуманным обвинениям и подтасованным фактам подвергнуты служебным репрессиям ветеран МВД майор Пасюк Андрей Макарович и недавно вышедший из училища лейтенант Мальцев Александр. Понес серьезные финансовые потери уважаемый в обществе лидер частного предпринимательства Якубов Роман Григорьевич.
Бессудно убиты уголовный авторитет по кличке Гравер и профессиональный убийца по кличке Торпеда. К сожалению, истинные имена покойных мне неизвестны.
Пострадали и законные интересы Русской православной церкви. Мое служение многократно прерывалось вмешательством вооруженных людей, а мою в меру возможностей помогающую мне нести сей крест супругу Ольгу Игоревну дважды подвергали несанкционированным допросам и…»
Отец Василий вспомнил, как грубо выразился о его Олюшке один из нокаутированных им позже у цистерны ментов и мстительно дописал:
«…и глумлению.
В такой ситуации с вашей стороны было бы разумным и человечным посмотреть на плоды трудов своих и задать себе резонный вопрос: «А все ли я сделал на благо Отечества?», а может быть, даже и рассмотреть со всей присущей вам серьезностью возможность отставки. Я думаю, что люди бы вас поняли и не осудили.
Прилагаю видеозапись, доставшуюся мне по духовному завещанию от преставившегося на днях раба божьего по кличке Торпеда.
С уважением настоятель Усть-Кудеярского храма Николая Угодника Русской православной церкви отец Василий, в миру Шатунов М. И.».
Он аккуратно сложил листок вчетверо, достал из ящика стола большой плотный конверт, вложил кассету, письмо и надежно заклеил край конверта. Теперь его совесть была чиста. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, а мирская власть пусть сама разбирается во всем том безумии, что сотворила.
* * *
Он прождал ответа около недели, но губернатор словно воды в рот набрал, хотя на людях, надо отметить, стал появляться реже. А потом прямо к храму Николая Угодника подъехали несколько машин, и оттуда вышли порядка десятка людей в штатском. Они аккуратно и несуетно оцепили храм по периметру, но завершения службы дождались и побеспокоили отца Василия, лишь когда он вышел на паперть, щурясь от яркого летнего солнца.
– Шатунов Михаил Иванович? – для проформы поинтересовался один из приехавших.
– Совершенно верно, – встревоженно признал священник.
– Федеральная служба безопасности. Подполковник Сатин. Прошу проехать с нами.
– Пожалуйста, – пожал плечами отец Василий. – А далеко ли путь держим?
– Там узнаете, – с неподражаемым профессиональным хамством ответил подполковник.
Отца Василия погрузили в одну из машин, вся кавалькада тронулась и, всколыхнув тучи пыли, в мгновение ока покинула слишком тесные для таких красавцев улочки провинциального городка.
* * *
Несколько раз отец Василий пытался вступить в разговор, но ответов либо не было, либо они были односложными и к продолжению не располагающими. А потом, перед самым областным центром, колонна внезапно свернула на объездную дорогу и помчалась в обход города.
Священник встревожился, но уже через пару минут все понял и расслабился. Машины ехали на так называемую губернаторскую дачу. А к встрече с Иваном Семеновичем он был готов.
Машины миновали охрану, проехали около пятисот метров по хорошо прослеживаемой камерами наружного наблюдения, прекрасно асфальтированной дороге и вскоре встали у огромного многокорпусного особняка.
– Выходите, – пригласил отца Василия подполковник.
Священник вышел, огляделся и пришел к выводу, что губернатор живет хорошо.
А потом было ожидание в спецкомнатке, тоже с камерой, затем долгий поход по невероятно длинному коридору, а потом снова ожидание, правда, на этот раз совсем короткое, а потом он вошел в дачный кабинет губернатора и понял, что расслаблялся рановато.
– Садитесь, батюшка, – мрачно предложил Иван Семенович и сразу перешел в наступление.
Губернатор высказал ему все: и реальные претензии, и надуманные, затем начал вытаскивать какие-то старые, давно отошедшие в область мифологии истории, припомнил все, чем, по его мнению, священник ему обязан, и чем больше говорил, тем сильнее распалялся.
– Это, по-вашему, называется христианское смирение?! – орал губернатор, брызгая слюной. – Это называется борьба за интересы народа?!
Священник ничего не опровергал и не доказывал. Он просто слушал. И постепенно Иван Семенович как-то выдохся, стал покрикивать все реже, а потом и вовсе рухнул в кресло.
– Что тебе надо, поп? – мрачно спросил он.
– Ничего, – смиренно ответствовал священник.
– То есть? – рассвирепел губернатор. – Как это ничего?! А как это все понимать?!
– Все, что я хотел написать, я написал.
Губернатор схватил со стола помятое письмо, начал выискивать в нем какие-то уличающие священника фразы, но ничего не нашел и швырнул письмо в стол.
– Ладно, – устало махнул он рукой. – Где копии кассеты?
– Мне это неизвестно.
– То есть как? – оторопел губернатор. – А куда ты их дел?
– У меня их и не было.
Иван Семенович смотрел на отца Василия так, словно хотел сказать: «Ну что ты мне голову морочишь, козлина?!»
– Ты хочешь сказать, что не делал копий? – с ядовито-угрожающей ухмылкой поинтересовался он.
– А зачем?
Настала очередь удивиться губернатору.
– Как это зачем? Ну… это… – выговорить «для шантажа за бабки» ему было сложно. – Ну… чтобы манипулировать исполнительной властью.
– Ваша власть от мира, и меня она нимало не интересует, – совершенно искренне сказал отец Василий и не выдержал, добавил: – Вы уж сами, пожалуйста, в своем г… ковыряйтесь.
– А зачем ты тогда мне эту кассету прислал? – так же искренне удивился губернатор.
– А куда надо было ее послать? – встречно поинтересовался священник.
Иван Семенович поперхнулся.
– Просто пострадали невинные люди, и было бы правильным с вашей стороны исправить положение дел, – мягко посоветовал отец Василий. – И, я не скрываю своего мнения, вам надо всерьез рассмотреть возможность отставки.
Губернатор как-то дико посмотрел на своего необычного посетителя и вдруг захохотал. Он смеялся долго и совершенно истерично, пока не стал хвататься за сердце и оседать. А потом внезапно смолк и проронил:
– Ты с моим зятьком, случаем, не знаешься? А то он тоже заладил в последнее время: «Переводитесь, папа, в Москву, здесь делать нечего; никаких перспектив для семейного бизнеса…» Да какой там, на хрен, бизнес?! У меня на Волге половина жизни прошла! Это судьба моя! Кто я в этой Москве?
Священник пожал плечами. Некоторое время они молчали, разглядывая один другого, но Иван Семенович сдался первым.
– Ладно! – устало махнул он рукой. – Если ты меня обманул и просто подставить хочешь, я это все равно узнаю. Раньше, чем ты скажешь «ой». А теперь иди.
– Я ничего не услышал насчет Мальцева, Пасюка и Якубова, – и не подумал вставать с места отец Василий.
Губернатор непонимающе вытаращился, а потом хмыкнул:
– А-а… эти… Ладно, я скажу, чтобы все замяли.
– И еще… самое важное… – тихо произнес и медленно поднялся со стула отец Василий.
Губернатор перестал дышать, побледнел и тоже медленно, как при замедленной съемке, привстал.
– Вы бы, Иван Семенович, в церковь сходили… Пора о душе подумать, давно пора…
* * *
Молодых обвенчал он лично. Катерину, судя по ее бледненькому виду, уже подташнивало, но в целом все прошло вполне благопристойно. А потом отец Василий сел рядом с сияющим майором Пасюком в одну из предоставленных стороной невесты роскошных машин, и вскоре свадебная колонна двинулась через весь город по совершенно чистой, заблаговременно освобожденной ментами от постороннего транспорта улице.
– Но Санька-то каков молодец! – все восхищался и восхищался до срока принявший Макарыч. – Оф-фи-цер-р!
Как будто лишь офицеру могла отдаться такая красотка.
А потом был огромный, на весь двор, навес у родового гнезда Якубовых в самом сердце «Шанхая», аккуратно демонтированные четыре секции бетонного забора, чтобы многочисленные гости могли беспрепятственно выходить на улицу, очищать желудки и столь же беспрепятственно возвращаться. Были тосты, водка, четыре пьяные драки в течение одного часа и сердечное, со слезами на глазах и дополнительными дозами спиртного примирение… Всего не упомнишь.
Но кое-что отец Василий запомнил хорошо.
– Слышь, Андрюха! – пьяно обнимал Макарыча за толстую потную шею Роман Григорьевич. – Тут, короче, один мужик, конкурент мой, короче, ну, в натуре, оборзел мужик. Надо на место поставить.
– Сделаем, Рома, – кивнул Макарыч. – Без базара. Дело-то семейное…
Отец Василий поставил недопитую рюмку на стол и потихоньку вышел из-за стола. Пора было уходить. Все шло, как и прежде: мир двигался своей дорогой, а служитель создавшего этот мир господа – своей.