Ипозаботься, чтобынадписинакоробкахбылихорошовиднысулицы.
Пенасмахнулрукойпотсолба.
— Давай, шевелись, — добавилон. — Пустьребятавозвращаютсявмашины, кактольковсезакончат. Черт! Здесьжеотжарыподохнутьможно!
Онпротянулруку.
— Дайнескольковизиток. Пойдураздамсоседям. Сампонимаешь— общественныесвязиивсетакое... Ктомужеэтопредлог, чтобыосмотреться.
ПенасунулвизиткивкарманинаправилсяквыходувсопровожденииУокера.
— Да, вотещечто: распорядись, чтобывкаждоймашиненаполубылавтомат. Выставькнигивокнахконторы. Ипустьвсетаскаютприсебекнижки. Вседолжновыглядетькакможноестественнее. Ипоследнее... Мнебынехотелось, чтобвсемашиныстоялинааллее, сгрудившисьводнукучу. Расставьихвокругконторынатотслучай, еслипридетсясрочносматываться.
Уокеркивнул, даваяпонять, чтовсепонял, закрылзаПенадверьипринялсязадело. КвозвращениюПенаиконтора, иторговыйзалвыгляделидолжнымобразоминапоминалиштабразъезднойгруппыкниготорговцев. КстенеУокербулавкамиприкололкартугорода, которуюкупилзадоллардвадцатьпятьцентовумуниципальногосоветника.
— Скольковременинампотребуется, чтобыпрочесатьэтозахолустье? — спросилПена.
Уокерзадумчивосмотрелнакарту.
— Ябысказал, чтомымоглибыобойтивседомазатри-четыречасаили, еслитыхочешьсделатьработукакследует, запять-шестьчасов.
— Яхочусделатьработубыстро, — ответилПена. — Толькочтонастоянкеявиделоднуоченьинтереснуюдеталь...
— Да? — Уокеротвернулсяоткартыиуставилсянасвоегопатрона.
— Да, — Пенанахмурилсяизадумался. — ЯвиделмашинуДжулио. Скореевсего, этоБоланоставилеетам. Янезаметнообошелмашинукругом. Ключиторчатвзамке, насиденьевидныпятнакрови.
— Чтотыдумаешьпоэтомуповоду, Лу?
— Мнебыхотелосьзнать, неследятлилегавыезамашиной. Потомменязаинтересовалоещекое-что, Вилли. ДвоеполицейскихизЛос-Анджелесавходиливкомиссариат.
— Неужели?
— Да. Тыуверен, чтоубедиллегавыхвнашемнамеренииторговатькнигами?
— Вполне.
— Нужнобытьабсолютноуверенным, Вилли.
— Ну, хорошо. Яабсолютноуверенвэтом. Вмэрииплевалинавсе. Онилишьмечталиполучить 50 долларовзаэтотбарак.
— Пенапотернос, посмотрелнакартуизаявил:
— Ладно, валяй. НовсежепустьДжонниСпифипоследитзамашинойДжулио. Ипоосторожнейсполицией! ПускайвозьметссобойфотоэтогоБолана, даивсеостальныетоже. Помни, Вилли...
— Да, Лу?
— Парнидолжнызарубитьсебенаносу: мыздесьдлятого, чтобыприкончитьБолана. Ябольшенехочуслышатьниокакихсрывах. Еслимнекто-тоскажет, чтовиделБолана, нонесможетсказать, чтовиделегопотоммертвым... пустьтотлучшеневозвращается... Тыпонимаешь, чтояимеюввиду, Вилли?
— Понимаю, Лу. Небеспокойся. МысобралилучшихлюдейсовсехШтатов. Считай, чтоБоланужепокойник.
— Нужно, чтобтаконоибыло, Вилли. ТаквелелДиджордже.
— Ачтоделать, еслиегораньшенасвозьмутлегавые?
— Тогдапристрелитевместеснимнесколькополицейских, только-тоиделов! Этотакойконтракт, чтоотступатьнамнельзя, Вилли. Тебевсеясно?
ДляВиллиУокеравоздухвконтореощутимопосвежел. Многоопытныймафиозисерьезнокивнулголовойиответил:
— Всеясно, Лу.
Глава 8
МакБолануютноустроилсявмягкомкожаномкреслевгостинойБрантзена. Изблондина, какимонбылнескольконедельтомуназад, покидаяПиттсфилд, Макпревратилсявжгучегобрюнетасблагороднойсединойнависках. Сейчасонвыглядел, каксорокалетняякокетка, пытающаясяспомощьюовощныхмасоксохранитьсвежестьувядающейкожи: Джимприклеилемуналоб, надкаждымглазоминаскулахпокусочкупластыря, похожегонапластик. Лентыизтогожематериалатянулисьсправаислевавдольнижнейчелюстиисходилисьподподбородком. БольшойкусокобычногопластыряукрашалносБолана.
— Ну, какдела? — спросилБрантзен, входявгостиную.
— Полагаю, неплохо, — ответилБолан, почтинешевелягубами.
— Но, думаю, яещенеоченьразговорчив.
— Может, сделатьинъекциюобезболивающего? — предложилдоктор.
Боланотрицательнокачнулголовойи, подняврукусзажатымвкулакезеркальцем, сновасталвсматриватьсявсвоенеузнаваемоизменившеесялицо.
— Никакнемогуповерить, чтоэтоя, — пробормоталон. — Акогдаяужесмогуобойтисьбезэтихштуковин? — Боланкоснулсяпальцемпластиковыхлент.
— Еслибынеэти, кактыговоришь, штуковины, товобычныхбинтахтынапоминалбымумию, Мак, — ответилхирург. — Заметь, этоединственное, чтоудерживаеттебянаместе.
— Да, нокакдолго?
Брантзенпожалплечами.
— Этозависитоттебя, отспособностейтвоегоорганизмаквосстановлению. Может, неделю, может, две. Сутьвтом, чтокраяоперированногоучастканесшиваются, априжимаютсядругкдругу. Поверьмне, этолучше, чемобычныехирургическиешвы. Ностоитпотревожитьпластиковыеленты, иутебянавсюжизньостанутсягрубые, неприятныешрамы. Такчтопустьониделаютсвоедело. Скоротывыйдешьотсюдаслицомкрасивымирозовым, какпопкамладенца.
— Трудноповерить, чтовсетакпросто, — едвашевелягубами, ещенеотошедшимиотзаморозки, прокомментировалБолан.
— Этокажущаясяпростота, — сулыбкойответилБрантзен. — Когданачнетотходитьзаморозка, тебенебосовчинкупокажется. Здесьивотздесь, — онуказалпальцем, — ясрезалкость, особеннонаносу, авдругихместахдобавилсиликона. Онмягкийисовременемможетсместиться. Есливдругтакоеслучится, приедешькомнеиятобойзаймусь. Современныеметодыэстетическойхирургиинеимеютничегообщегостем, чтобылораньше, хотябыпарулеттомуназад. Тебевполнеможнобудетвернутьпрежнийоблик... Еслизахочешь, конечно...
— Либосноваизменитьмоелицо?
Хирургкивнул.
— Конечно. Тольконестоитслишкомзлоупотреблять: природаэтогонепотерпит. Тыбытольковидел, чтоможносделатьдлядевушки, котораяхочетувеличитьсебегрудьилибедра, или... Возможностихирургиинеограничены.
Боланпопробовалулыбнуться, нопочувствовал, чтомышцылицаемуещенеподчиняются.
— Тыхочешьсказать, чтоможешьрешитьипроблемыпола?
— Ятебеещеразговорю: возможностипластическойхирургиинеограничены, — серьезноответилБрантзен. — То, чтоясделалдлятебя, — пустякипосравнениюсвосстановительнымиоперациями, которыеяздесьпровожу. Втвоемслучаемненепришлосьвосстанавливатьмягкиеткани... Пришлосьвсеголишьизменитьодин-дваугла. Но, темнеменее, следуетсоблюдатьосторожность. Еслитынебудешьследитьзасобой, всеможетпойтинасмарку. Тебепридетсятщательнособлюдатьвсемоиинструкции.
— Ашрамыменяневыдадут?
— Нет, еслинебудешьпренебрегатьмоимисоветами! Вовсякомслучае, никто, кромехирурга, занимающегосяэстетическойхирургией, ничегонезаметит.
Болансновауставилсявзеркало.
— Обалдетьможно, — произнесон, наконец. — Дажесэтимиштуковинами, — Маккоснулсяпальцемленты, — я, какдвекапливоды, похожнарисунок. Новедьэтомаска, развенетак? Несовсемобычная, новсежемаска. Взеркаленемоеотражение.
Брантзенсогласнокивнул.
— Ну, еслитебетакхочется, считайсвоелицомаской. Нозатакоймаскойтыможешьпровестиостатоксвоейжизни.
— Илисражаться, — негромкопроизнесБолан.
Хирургопустилглазаи, нескрываяволнения, сжалруки.
— Яподозревал, чтотыподумаешьименнообэтом.
— Этонепростомысль, Джим.
Болануронилзеркалонаколени.
— Этомойдолг. Уменянетвыбора. Ябудудратьсядопобедыилидогробовойдоски.
— МысловносновавернулисьвоВьетнам, — сгоречьюпроизнесБрантзен.
— Почтичтотак, — согласилсяБолан.
— Смиреннымвнаследстводостанетсяземля, — ссерьезнойулыбкойсказалхирург.
— Верно, — отозвалсяПалач. — Нонераньше, чемееосвоятжестокие.
Онпоморщился, поднесрукиклицуиосторожноприкоснулсякскулам.
— Чувствуешь, какотходитзаморозка?
— А-а! Вотоночто, — скривилсяБолан.