– Чего калитку не закрыла? – недовольно спросила она Галину.
– Так мы ж тебя ждали… – растерянно ответила та.
– А если воры? Я могла и не прийти, – усмехнулась баба Сеня.
Ребята сидели за столом, клюя носом над чашками с чаем. Они были слишком взволнованы тем, что с ними произошло, чтобы заснуть. Все же усталость давала о себе знать. С осоловелыми лицами, кое-как поддерживая общий разговор, они зевали, но не шли в постель. Галина постелила парням в спальне, решив, что сама с бабой Сеней будет ночевать в горнице.
Ленивое перебрасывание фразами было ширмой, за которой притаились их многочисленные тревоги. Теперь, когда вечерние эмоции немного улеглись, наиболее отчетливой стала угроза расправы со стороны Хазара. К тому же Галина беспокоилась из-за дома. Валентин хранил молчание, иногда вступая в беседу – с единственной целью поддеть сестру и сказать что-нибудь язвительное в адрес Иннокентия. Последний сдерживался как мог, понимая, что не время обострять обстановку.
– Какие тут воры, ба? – зевнул в который раз Валентин.
– Я те не ба, усек? – выплеснула на него свое раздражение баба Сеня.
– Да хватит тебе фрейлейн из себя разыгрывать! – не вынес ее самодовольной спеси Валентин, которому все эти одергивания казались способом привлечь к себе внимание.
– А ну-ка пшел вон! – крикнула баба Сеня. – Щенок!
– Ксения, ну давайте все миром решим, – деликатно вмешался Иннокентий. – Мы устали, Валентин несет черт знает что…
– А ты кто такой, чтобы так о моем внуке говорить? – неожиданно вскинулась на Иннокентия баба Сеня.
– Он – мой парень! – гордо воскликнула Галина, вскочив со стула.
– Ой ты, парень! Что же мне теперь, в сенях ночевать? – ухмыльнулась баба Сеня.
– Никто не говорит, чтобы тебе в сенях ночевать, – Галина снова села и закусила от досады губу, – но если у тебя настроение не то, так нечего его другим портить.
– Не нравится, скатертью дорога, – в очередной раз взбрыкнулась баба Сеня. – Сколько вы у меня не были? Два года уж! А тут явились!
– Ба… то есть Ксения, – преодолев отвращение к этому маскараду, поправился Валентин, – мы ж работали, времени всегда в обрез…
– Ага, – стоя посреди горницы руки в боки, баба Сеня насмешливо кивала головой, – ни одного выходного, ни одного отгула!
– Ладно, мы виноваты, но… – застопорилась Галина.
– Вижу, хреновы ваши дела, – мрачно усмехнулась баба Сеня, – для этого и гадалкой быть не надо.
– Ты нам лучше погадай, – попросила Галина.
– Экая ты быстрая! – качнула своей большой седой головой баба Сеня. – А чаю попить?
– А покрепче у тебя ничего нет? – заискивающе улыбнулась Галина.
– Ага, стресс снять нужно, – поддержал сестру Валентин.
– Ишь ты какой бойкий! – повела плечами баба Сеня. – Стресс у него!
Она развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла в сени, где стоял старинный, оклеенный немецкой пленкой холодильник. Вскоре она появилась, неся в руках большую, с узким высоким горлышком бутыль, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.
– Спирт виноградный, – усмехнулась она, опуская посудину на стол.
Потом полезла в сервант за рюмками. Достав, посмотрела на свет.
– Протри, – сказала она Галине. – Там, – кивнула она в сторону кухонки, – полотенце. В холодильнике поройся, авось найдешь чего. А ты, если солений хочешь, в погреб слазь, – посмотрела она на Валентина.
Валентин нехотя поднялся и вместе с Галиной пошел к выходу.
– Значит, ты Галькин хахаль, – пристально вглядывалась в Иннокентия бабуля. – С каких времен?
– Мы познакомились недавно, но у нас это очень серьезно, – привел Иннокентий первую же банальность, которая пришла ему в голову.
– Серьезно? – недоверчиво качнула головой баба Сеня.
Кряхтя, она поднялась со стула, на который уселась, как только принесла бутыль, и открыла ящик серванта. В ее руках блеснула металлическим блеском круглая плоская жестянка с синей импортной этикеткой. Она поставила ее на стол, сдвинув чашку Валентина, и снова водрузила свои неохватные ягодицы на сиденье стула. Иннокентий, оставшись наедине с бабулей, испытал даже страх, но постепенно, видя, как светлеет ее лицо, успокоился. Физиономия бабы Сени и вправду стала напоминать лик блаженного, когда она немного дрожащими пальцами открыла металлическую коробочку, и в нос Иннокентию прянула струя благородного табачного запаха.
– Голландский, – с достоинством произнесла бабуля, – я на такие шалости денег не жалею. Слава богу, люди за добро платить не разучились. Тут у нас местный один в Анапе в фирме работает, так он мне табачок этот подарил. Я с него сглаз сняла, а то все не везло парню…
Баба Сеня вздохнула, со значением посмотрела на Иннокентия.
– А ты не простой парень, – помедлив, сказала она, – по глазам вижу. Умный… себе на уме, то есть… Какой профессии?
– Историк и по совместительству археолог, – улыбнулся Иннокентий.
– Столичный небось, по выговору вижу, – не спускала с него своих пронзительных голубых глаз баба Сеня.
– Столичный, хотя родился неподалеку отсюда, – улыбнулся Иннокентий.
– Вон оно как, – вздохнула баба Сеня. – А я всю жизнь здесь прожила… И ты, значит, отдыхать сюда или на работу приехал?
– Совместить и то, и другое, – ответил Иннокентий.
– У нас тут были одни такие, – сказала баба Сеня, глубоко затянувшись и выпустив струю дыма в потолок, – ныряли, чего-то все искали. Молоко у соседки моей брали, ко мне приходили… Узнали, что гадалка тут живет… Да…
Она качала головой, держа трубку в руке, и сейчас была похожа на старую цыганку.
– Ты на Гальку не рассчитывай, – неожиданно проговорила она, – она девка шалая. Сегодня – один, завтра – другой. Красивая…
Баба Сеня снова завздыхала. В этот момент в горницу вошла Галина.
– А мы тут о тебе шепчемся, – обратила на нее свой пронзительный взор баба Сеня. – Я говорю, чтобы он, – кивнула она на Иннокентия, – ставку на тебя не делал.
– Это почему же? – с вызовом спросила Галина.
– Непутевая ты, – усмехнулся Иннокентий.
– А ты-то сам путевый? – вскинулась на Иннокентия баба Сеня.
Ругать внуков она считала своей прерогативой. Если кто-то другой, даже поддакивая ей, замахивался на критику ее милых деток, она становилась на дыбы.
– А что это такое вообще – «путевый, непутевый»? – с обидой воскликнула Галина.
– Путевый – это тот, на кого положиться можно, – снисходительно, пыхтя трубкой, пояснила баба Сеня.
В комнату вошел Валентин, несущий две полуторалитровых банки с соленьями.
В одной были баклажаны, в другой – огурцы.
– А вот и внучек, – глухо хихикнула баба Сеня. – Ставь сюда банки, открывай. Ключ в буфете. А ты помоги, чего сидишь, как принцесса, – строго глянула она на Галину. – И мать у нее была непутевая, – продолжала она прерванную тему, – я от нее женихов палкой отгоняла. А что толку? И погибла оттого, что муж-скотина приревновал да и ножом пырнул. Галька тебе не рассказывала? – обратилась она к Иннокентию.
– Я никого резать не собираюсь, – решительно произнес Иннокентий и посмотрел на Галину. – Вообще все споры нужно решать цивилизованным способом.
– Кровь-то у тебя что молочко – бледнехонькая, – неодобрительно отозвалась баба Сеня, – а вот у Гришки кровь была не то цыганская, не то молдаванская. А, – махнула она рукой, – все одно: что цыгане, что молдаване. Одним словом, горячие люди. Любят и ненавидят до смерти!
Глаза ее восхищенно блеснули.
– Что ты такое ужасное говоришь, баба Сеня, – с подъедом сказал Валентин, который уже открыл банки и предоставил Галине право выкладывать на тарелку дары погреба. – А в казаке Микуле случайно нет цыганской крови?
– В нем скорее кровь восточного паши, – усмехнулась Галина, язвительно вторя брату.
– А вам какое дело? – нахмурилась баба Сеня. – Какая в нем кровь?! Я живу как хочу. Сегодня к Микуле иду, завтра – к Ивану.
– Да никто у тебя такого права не отнимает, – Галина с укоризной посмотрела на бабулю.
– Я где-то читал статью, что казаки являются потомками евреев…
– Бред какой-то! – вспыхнула баба Сеня.
– Там приводятся разные аргументы, в том числе и лингвистический.
Например, герой Шолохова – Мелехов. Так вот, на древнееврейском «мелех» это царь.
– А-а, вот, значит, откуда у казаков такой жуткий нрав! – рассмеялась Галина.
– Да, они многое взяли от кочевников. Евреи ведь это все равно что берберы, – улыбнулся Иннокентий.
– Слышал бы тебя Микула! – прыснула со смеху баба Сеня.
Между тем Галина расставила на столе тарелки, протерла рюмки, а Валентин наполнил их спиртом.
– Тебе не рано ли? – иронически взглянула на внука баба Сеня.
– Мне уже восемнадцать, – с достоинством произнес он.
– Ну так за что пьем? – спросила Галина.
– За то, чтобы ситуация, в которой мы оказались, разрешилась наилучшим для нас образом! – провозгласил Иннокентий.
– Ну ты и затянул! – поморщилась баба Сеня и торопливо опрокинула в себя рюмку.
– А все-таки, ба… – начал было Валентин.
– Я тебе не ба! – одернула его баба Сеня.
– Ну ладно, – отмахнулся он. – Зачем ты к Микуле ходишь?