Пилот вертолета наконец заглушил мотор, и вокруг нас повисла неприятная и плотная, давящая своей неожиданностью тишина.
– Где контейнер? – хмуро оглядев нашу команду, спросил генерал.
– В КамАЗе, рядом с вами! – Я махнул рукой в сторону сарая.
Капитан и генерал многозначительно переглянулись. Потом генерал‑майор мельком посмотрел на стоящий в глубине сарая КамАЗ и приказал:
– Капитан, проверьте!
– Жариков, Марочкин – вперед! – крикнул капитан.
Из его взвода выбежали два сержанта и, на ходу натягивая противогазы, побежали к грузовику. Через пару минут они вернулись.
– Там все в порядке! – отрапортовал один из сержантов.
Капитан кивнул и вопросительно посмотрел на генерала. Тот безразлично скользнул по нашим физиономиям своими скользкими гадючьими глазами и приказал:
– Выставить охрану у контейнера. Оружие и трупы собрать. Я распоряжусь насчет спецтранспорта. И разберитесь с этими... – Генерал небрежно махнул в нашу сторону рукой и, резко повернувшись, пошел в окружении охраны к бронетранспортеру.
– Не нравится мне этот пузатый индюк... – негромко процедил мне Док.
– Да, тут что‑то не так... – шепнул я ему в ответ.
Конечно, никто из нас не ждал особых благодарностей за сделанное. Но чтобы так – ни здрасте, ни спасибо – это уже совсем по‑хамски. Я честно попытался поставить себя на место генерала и представить, как сам бы отнесся к тому, что кто‑то за меня сделал всю грязную работу... По‑любому выходило, что хоть на какое‑то минимальное чувство благодарности за помощь мы могли рассчитывать. Суки.
– Жариков! Отделение к сараю! – тем временем начал распоряжаться капитан. – Марочкин, бери людей, пройди по территории и собери всех убитых в одно место. Заодно и трофеи подберете.
– Куда их? – недовольно спросил сержант. Было видно, что ему не нравится выступать в роли похоронной команды.
– Да хотя бы возле сарая сложи, – поморщился капитан. – И гляди, чтобы ни один патрон твои не пропустили, лично проверю!
Черноусый демонстративно не обращал на нас никакого внимания. Мы все по‑прежнему стояли в тесном окружении из двадцати вооруженных автоматами солдат и были вынуждены ждать своей очереди; в данной ситуации нам ничего другого не оставалось.
– Тарасов, давай этих к цистернам! – наконец повернулся в нашу сторону капитан.
– Руки! – приказал нам рыжеватый, крепко сбитый сержант и для убедительности мотнул стволом своего автомата вверх.
– Ничего себе заявочки! Ты что, капитан, сдурел, что ли? – возмутился Артист. – Мы вам на тарелочке этот контейнер преподнесли, а вы с нами как с преступниками?..
– Капитан, мы что, арестованы? – спросил я.
– Молчать! – крикнул черноусый. – Тарасов, что встал, веди их!
– Эй, сначала разберись, а потом кричи... – подал голос Муха.
– А мы уже разобрались, – ухмыльнулся капитан. В комплекте с ухоженными усами и молодым розовощеким лицом его ухмылка показалась мне особенно наглой. – Вы пособники террористов. Пойманы с поличным. Так что с вами все ясно: в расход!
– Эй, капитан, не бери грех на душу, – сказал я. – Ты же прекрасно знаешь, что все не так. Потом, когда все всплывет, тебе так вставят за нас, что мало не покажется. И генерал твой тебя покрывать не станет, уж поверь мне на слово, я на своем веку таких навидался... Между прочим, я сам когда‑то в капитанах ходил.
– Я выполняю приказ, – отрезал капитан.
– Если вы служили в войсках, вы должны быть в курсе, что это такое – не выполнить приказ при проведении боевой операции. И, честно говоря, мне вы до лампочки. Кто вы, что – какая мне разница? Давай, Тарасов, выполняй!
– Кому сказано, руки! – Сержант сильно двинул мне «калашом» под ребра.
– Ладно, капитан, ты еще пожалеешь, что был таким послушным бараном, – сказал я, стараясь не показать виду, что у меня в глазах потемнело от удара.
Пришлось поднять руки, чтобы нас не забили тут же, на месте: нужно было время, чтобы разобраться в новой ситуации и принять единственно правильное решение. Нас, подталкивая автоматами в спины, повели к стоящим неподалеку ржавым бакам. У меня было всего несколько минут. Я еще не понимал, что происходит, но в том, что в конце этого короткого пути нас, скорее всего, ждет неминуемый расстрел, – у меня уже никаких сомнений не было.
– Извините, ребята, что втянул вас в это дерьмо... – сказал Док.
Никто ему не ответил: и так было ясно, что в нынешней ситуации Док так же не виноват, как, скажем, я, потащивший всех на эту рыбалку. Лишь Артист, как всегда, не смог удержаться.
– Такова жизнь! – с фальшивым пафосом вздохнул он. – Вот она, судьба – грозно топочет сапогами за нашими спинами!..
Он оглянулся, и мы обменялись взглядами.
«Что будем делать?» – прочел я в его бедовых глазах.
«Не знаю...» – только это Артист, пожалуй, мог увидеть в ответ.
Между прочим, командир – настоящий, конечно, командир – на такой ответ просто не имеет права...
3
Судьба Алексея Иконникова почти ничем не отличалась от судеб десятков тысяч других таких же, как и он, советских офицеров, с той лишь разницей, что в конечном счете его, а не десятков пять других офицеров, характер, склонность к авантюрам, установка на жизнь привели его туда, откуда назад уже не было хода.
Начинал Иконников, как обычно, с офицерского училища. Закончил его с красным дипломом, получил специальность военного инженера и был распределен по собственному желанию (получившим красный диплом предоставлялась такая возможность) в войска химзащиты, дислоцировавшиеся в Восточной Германии. Когда после непродуманного горбачевского соглашения с немцами мы в считанные месяцы выводили свои части оттуда, майор Иконников в первый раз за все время своей беспорочной службы совершил некие проступки, за которые, узнай о них компетентные органы, он получил бы лет пять с конфискацией. Но тогда никому не было дела до него: материальную часть разворовывали направо и налево; Иконников, будучи начальником тыла инженерного полка, знал, где, что и как можно списать без особого риска, а затем продать местным торгашам по бросовой цене. Так, к немцам ушло несколько мощных «уралов», десятки тысяч шерстяных одеял, пятнадцать тонн бензина и полный техкомплект ремонтной мастерской...
На той сделке Алексей Николаевич заработал почти сто пятьдесят тысяч марок. Иконников предусмотрительно не повез все эти деньги домой – большую часть он положил под проценты в местный банк, в полной уверенности, что у него когда‑нибудь появится возможность найти им достойное применение.
После прибытия в Россию их дивизию расформировали, а полк, в котором служил Иконников, оказался совершенно на пустом месте в приволжской степи. Вокруг лежали голые степи, все надо было буквально начинать с нуля. Финансировалась часть из рук вон плохо: многие офицеры, не имеющие возможности обеспечить свои семьи хотя бы минимальными условиями для жилья и быта, вынуждены были подавать прошения об отставке. За два года после переезда в Россию офицерский состав в полку сократился почти наполовину. В конце концов полк был расформирован, простоявшую все это время под небом технику и контейнеры с оборудованием списали, а офицеров раскидали по другим воинским частям.