Выглядела она лет на сорок, хотя скорее всего ей было не меньше пятидесяти, но по какому-то внутреннему состоянию ей, похоже, уже перевалило за шестьдесят. От нее почему-то непобедимо несло старухой. Я про особый психологический запах, который просто преследует меня, когда я общаюсь с каким-то человеком. От Ирины исходил запах шестидесятилетней старухи.
Двери в комнату и в кухню она оставила открытыми, я слышала, как она наливает дяде Жене чай. Ей почему-то не захотелось, чтобы мы пили чай вместе. Поэтому я дожидалась своей очереди.
Помня об обещании «поболтать», я встала и принялась рассматривать книги, стоящие на книжных полках, занимавших немалую часть стены. Я не сомневалась, что «поболтать» выльется в самый настоящий допрос с пристрастием. Что Ирочка чрезвычайно ревнива, я уже поняла. Мне хотелось хоть немного подготовиться к предстоящему допросу.
Подбор книг, которые человек читает, очень много говорит о нем. Не жизненные реалии, конечно, можно узнать, рассматривая домашнюю библиотеку, но составить представление, пусть самое общее, о том, что за человек ее хозяин. Вряд ли кто будет с этим спорить. Это не мое открытие.
На книжных полках в комнате Ирины меня поразило обилие любовных романов. Как я поняла, пристрастие к такого рода чтению у нее было давнее, поскольку издания встречались еще советского времени, восьмидесятых-семидесятых годов. А уж книжек последних годов в пестрых обложках выстроился не один ряд. Ого! Вот это да! Я взяла в руки дореволюционное издание романа Ричардсона. И тут же в памяти всплыли строчки: «Она любила Ричардсона не потому, чтобы прочла, не потому, что Грандисона она Ловласу предпочла…»… Не помню, что там дальше… Но Ирина-то, похоже, прочла. И наверное, внимательно. Не зря же разыскала эту книжку где-то на букинистическом прилавке.
Ну что ж! Любовный роман, героиней которого я еще совсем недавно мечтала себя почувствовать? Вот и предоставился удобный случай. С большим удовольствием. Люблю пофантазировать…
Пока я разглядывала книги, Ирина успела выпроводить дядю Женю, не дав ему со мной попрощаться. Впрочем, он и сам куда-то спешил.
Она тут же явилась за мной, и я поразилась произошедшей с ней перемене. Ирина была просто сама любезность. Она отправила меня в ванную, и я с удовольствием не меньше получаса проторчала под обжигающим душем. Потом мне был пожертвован из ее гардероба роскошный махровый халат, в который я завернулась и почувствовала себя почти дома. Если вы вспомните, что еще какой-нибудь час назад я была московской беспризорницей, вы, надеюсь, поймете, что я не столь уж и сильно преувеличиваю.
Допрос начался после чая, когда я набросилась на чрезвычайно вкусную яичницу с помидорами и поджаренными сосисками. Я-то сразу поняла, на что она рассчитывает. Когда человек ест, да еще если он сильно проголодался, ему труднее следить за тем, что он говорит. И если он врет, поймать его во время еды гораздо проще. Но я-то об этом знала и, конечно, приготовилась. Она только успела сделать первый выстрел, как я пошла в контратаку и полностью смешала ее планы. Стоит удивить противника своими действиями, и все – он сбит с толку.
– Сколько же тебе лет, милочка? – вкрадчиво начала разговор Ирина.
Я поняла, почему она спрашивает именно о возрасте. Женщину всегда труднее обмануть с возрастом. Мужчины не видят того, что спрятано под тушью, краской, румянами и тональной пудрой. А женщинам и видеть этого ничего не надо, они знают. И возраст определяют не по внешности – не по лицу, не по коже и не по фигуре. Они знают, насколько все это относительно в хронологическом смысле. Женщина смотрит на походку, на то, как я владею своим телом, смотрит на мои глаза. Но не на то, есть ли морщины около глаз, а на то, как я смотрю на мир. И в этом женщину не обманешь… Мужчин же обманывать легко, потому что они рады быть обманутыми.
Но я была готова к этому вопросу и к этим подозрениям на свой счет. У меня уже была готова новая версия, новый образ. Специально для Ирины. Спецзаказ, так сказать… Человеку нужно давать то, чего он от тебя ждет, сам того не подозревая. А со стороны это часто видно гораздо лучше. Поэтому я откровенным, далеко не пятнадцатилетним взглядом посмотрела Ирине в глаза и ответила:
– Двадцать два…
И вновь сосредоточилась на яичнице с сосисками. Но краем глаза я все-таки видела, как остался открытым ее рот, с которого уже готово было сорваться разоблачительное наблюдение. Но я-то не соврала, и вместо маленького торжества у Ирины получилась небольшая растерянность. Я тем временем прикончила свою яичницу и с некоторым сожалением отодвинула тарелку.
Ирина, ни о чем меня не спрашивая, принялась готовить вторую порцию. Я не возражала. Напротив – очень даже приветствовала.
Пока жарилась яичница, я немного развила свою новую легенду, чтобы подтолкнуть ее к расспросам. А то ведь она не знает, что и спросить-то. Настолько я ее ошарашила своей откровенностью. Пока она не сконцентрировалась и не взяла инициативу в свои руки, нужно подкинуть ей несколько фактов, чтобы она хорошо почувствовала запах своего любимого лакомства – любовной истории. А потом она сама мне помогать начнет.
– Да, Ирочка, мне двадцать два, и я нарочно обманула вашего Евгения. Впрочем, я так и буду называть его дядей Женей, ладно? Я на самом деле на какое-то время почувствовала себя его дочерью. А к нему испытала давно забытое мною чувство, которое я когда-то испытывала к моему отцу. Это самое лучшее чувство, которое я могу сейчас испытывать к мужчине…
Я тяжело вздохнула и, опустив глаза в стол, начала сгонять вилкой хлебные крошки в кучку. Абсолютно бессмысленное занятие, свидетельствующее о глубокой задумчивости, а то и о глубокой печали. Это уж чего вам больше захочется в нем увидеть.
Ирина тут же сделала стойку, как охотничья собака, почуявшая дичь. Я хорошо это чувствовала, хотя не видела ее глаз. Не обязательно, знаете ли, видеть человека, чтобы понять, что с ним происходит. Просто как-то меняется психологическая атмосфера… А я это очень хорошо чувствую. Это многие люди чувствуют. И большинство из них даже и не понимает, что в этот момент к ним приходит знание о другом человеке.
– Лена… я не знаю, вправе ли я вас об этом спрашивать, – Ирина начала ко мне подкрадываться, перед тем как схватить меня мертвой хваткой своего интереса к существующей где-то на свете, но только не в ее жизни любви, – но мне кажется, что вам пришлось совсем недавно пережить… очень многое пережить.
«Ну же! Смелее! – подбадривала я ее про себя. – Не бойся, не спугнешь…»
Я кивала головой, настраивая себя на несчастную любовь, разбитое сердце, предательство, измену, душевные страдания и мысли о самоубийстве. И пока она выдерживала совершенно необходимую для создания атмосферы интимной доверчивости между двумя женщинами паузу, я настроилась настолько, что глаза у меня покраснели, в носу защипало, а рука с вилкой, гоняющая хлебные крошки, сама собой начала слегка подрагивать.
«Ну, ты даешь, Ленка! – мелькнула где-то на периферии моего сознания фраза, произнесенная моим же ироничным голосом. – Актриса!»
«Не мешай! Ты мне все испортишь! – тут же перебил его другой голос, но тоже, несомненно, мой. – Давай, Леночка! Давай!»
– Не извиняйтесь, Ирина… Это я должна извиниться перед вами, – начала я сдавленным голосом. – Я действительно все наврала…
Тут я подняла на нее наполненные трагическими слезами глаза. Я наверняка знала, что на нее это подействует просто неотразимо.
– Но мне хотелось забыть, кто я такая… Мне хотелось забыть обо всем на свете… Я не могу о нем вспоминать. Мне кажется, я не выдержу этой ежедневной пытки! Эти воспоминания просто убивают меня. И я никуда не могу от них деться… Он меня любил… Ах, нет! Я уже не знаю… Я уже ничего не знаю! И ничему не верю! Я знаю только, что я любила его… А он… Я думала, мне осталось только умереть! А потом решила убежать от всего… Но разве от всего этого убежишь! Оно же – здесь!..
Я прижала руки к груди и с такой мольбой посмотрела Ирине в глаза, что не дрогнуть на ее месте могла бы только мертвая. Но она-то была живая. И голос ее задрожал еще сильнее моего. Вполне возможно, правда, она дрожала от предвкушения истории, захватывающей дух и заставляющей замирать сердце.
– Леночка! Расскажите мне о том, что вас мучит… Вам будет легче, поверьте мне…
Глава 22
И я ей рассказала! Я ей выдала такую душещипательную историю, что мне самой приходилось несколько раз останавливать свой рассказ и унимать рыдания, которые меня душили. Стоило мне представить, что все, что я рассказываю, происходило со мной на самом деле, как мне и вправду становилось настолько дурно и тягостно, что белый свет казался не мил…
Женщина, с которой произошло бы то, что я о себе понарассказывала, и дня бы не прожила, удавилась бы от горя, унижения и оскорбления ее женской души. В начале рассказа эта душа была наивно-доверчивой, счастливой и беззаботной… В конце – это был мрачный бездонный колодец, с шевелящейся в его леденящей бездне темной пустотой… Ну, в общем – этакий захватывающий любовный, чувственно-эмоциональный триллер.