– Нет, вы поняли все правильно… И я уехала даже не столько от Перова, сколько от вас… Вы понимаете, что я имею в виду?
– Еще не совсем… – Он боялся предположить самое лучшее, чтобы потом не разочароваться в своих надеждах.
– Я люблю вас, Борис Ефимович… Быть может, не так, как бы вам хотелось…
– Боже мой, Эмма, – он посадил ее к себе на колени, – мне все это снится или…
– Или. Но я еще не все сказала… Вы бы хотели, чтобы я была с вами предельно откровенной?
– Ну конечно!
– Так вот, вы должны знать, что меня ВПОЛНЕ устраивают отношения, которые существуют между нами… Возможно, что я не та чувственная женщина, способная разбудить в вас зверя… но ведь вам было хорошо со мной?
– Конечно, о чем ты?.. – Он снова напрягся, чувствуя, как по спине его катится холодный пот. Он снова ничего не понимал.
– Мне не нужен мужчина-самец. Я люблю вас как мужчину-покровителя, как мужчину-друга… не скрою, мне всегда нравилось, когда вы ласкали меня, целовали… Вам никогда не казалось, что платоническая любовь выше всяких сексуальных отношений? Мы будем любить друг друга и заботиться друг о друге…
– Эмма, ты меня совершенно запутала… Что ты хочешь этим сказать? Чтобы я не пытался овладеть тобой, чтобы я довольствовался одними лишь танцами да разговорами? Да я ведь только об этом и думаю…
– О чем?
– О том, чтобы наброситься на тебя… Я, наоборот, хочу быть самцом… это если честно… И ты должна меня презирать за то, что мне пока еще не удалось это сделать, а не просить меня о том, чтобы я не дотрагивался до тебя… Тогда наши отношения потеряют всякий смысл… – Латынин говорил с такой горячностью и так уверенно, что Эмма не узнавала его. Похоже, она задела его самое больное место. Значит, она ошиблась в нем. А ведь она-то рассчитывала, что после того, как предложит ему платоническую любовь, он обрадуется этому… «Как же я глупа…» – Ты разочаровалась во мне?
– Немного… – Она вяло улыбнулась. – В конечном счете, будь по-вашему… Очевидно, все мужчины устроены одинаково… Но ничего страшного, я думаю, что это не смертельно… Но а в остальном вас все устраивает?
– Что касается отстранения Перова, то конечно… Поверь, ты будешь иметь гораздо больше, живя со мной… Тебе надо было сказать мне об этом раньше… – Он обнял ее и прижал к себе. И тотчас почувствовал желание. – Эмма… Ты не могла бы раздеться…
Она закрыла глаза, с горечью понимая, как много времени потрачено напрасно: мужчина, который посадил ее к себе на колени, вместо того, чтобы принять ЕЕ условия, воспринял все совершенно иначе и теперь готов немедленно приступить с исполнению своего мужского предназначения.
Но уже через несколько минут, когда стало ясно, что и эта попытка овладеть Эммой закончилась полным крахом, Борис Ефимович, тяжело дыша, подошел к окну и довольно долго стоял там, боясь повернуть к Эмме раскрасневшееся, потное лицо. Ему было нестерпимо стыдно за свое бессилие. Очевидно, именно в эту самую минуту ее слова о платоническом союзе показались ему наиболее приемлемыми. Только он не был уверен, что она должна была предлагать ему это в такой откровенной форме. Как бы то ни было, но мужское самолюбие у него еще оставалось. Он стоял у окна и размышлял о том, что ему предложила Эмма. При его самонадеянности слышать ТАКОЕ от женщины было неприятно и даже оскорбительно, но ведь и он должен понимать, что никакая другая женщина, кроме Эммы, не станет дарить ему свою молодость и красоту. Разве что за деньги… Но ведь и Эмма будет обходиться ему в несколько раз дороже, чем другие женщины… Он уже представлял себе, как будет появляться с красивой и юной Эммой в обществе, какими глазами будут смотреть на нее его друзья, как они станут завидовать ему… Разве придет тогда кому-нибудь в голову, что он импотент?
Его мечтания прервал голос Эммы. Латынин резко повернулся и заметил, что Эмма сидит в кресле достаточно напряженно и он, вероятно, пропустил мимо ушей какие-то ее слова.
– Ты что-то сказала? – спросил он, не зная, что ждать от этой удивительной девушки.
– Я сказала, что очень устала, проголодалась и хотела бы отдохнуть, выспаться… Кроме того, мне необходимо купить кое-что из одежды, косметики…
– Значит, решено? Ты не вернешься к Перову?
– Конечно, нет. Только улаживать с ним этот вопрос будете сами, договорились? Тем более что меня он и слушать не станет… Но предупреждаю вас сразу: Перов потребует деньги, и вы должны быть готовы к этому…
– Не переживай, я сумею найти с ним общий язык и обо всем договориться…
– И еще… Я все-таки больше вашего знаю Перова, а потому хотела бы предупредить еще об одной вещи… Вам, должно быть, известно, как уязвима одинокая женщина, а тем более вдова… Уверена, что Перов попробует оговорить меня, он мастер на такие штучки… Дело в том, что он предлагал мне спать и с другими мужчинами, но я отказалась… Он ужасно разозлился… Поэтому, услышав от вас, что вы хотите взять меня к себе, он сделает все возможное и невозможное, чтобы вызвать у вас отвращение ко мне… Вы должны быть готовы к этому… Ведь он и мне рассказывал о вас неприглядные вещи…
– Например?! – хмыкнул Латынин, которому этот разговор нравился все меньше и меньше. – Что такого он мог рассказать вам обо мне? Мы знакомы-то с ним всего-ничего…
– Мне бы не хотелось говорить об этом… – Эмма заставляла себя продолжать игру. Латынин переживет ее измену, Перов – тем более. А кто позаботится о самой Эмме? Она надеялась с помощью Бориса Ефимовича обеспечить себе спокойную жизнь до той поры, пока ей не удастся (возможно, опять-таки с помощью Латынина) связаться с Орловым.
– Ты молчишь?.. Ты не хочешь травмировать меня? – Он подошел к ней и обнял ее. – Ну и правильно, я и сам не хочу слышать ничего неприятного.
– Видите ли, у меня такое правило: стараться не причинять боль людям, к которым я хорошо отношусь…
– Я это уже заметил… Ласточка, ты проголодалась? Тебя привезли прямо с пляжа, представляю себе, какая ты голодная… – Он вдруг оживился и повеселел, и, хотя еще не осознал в полной мере то счастье, которое ему сулила жизнь с Эммой, что-то внутри его потеплело и настроение резко поднялось. – Сейчас я буду тебя кормить…
И убежал на кухню. Эмма, глядевшая ему вслед, усмехнулась, подумав о том, что Латынин, в сущности, добрейший и очень несчастный человек. Ему крупно не повезло, что он повстречал на своем пути такого негодяя, как Перов. Да и Эмму тоже…
С. 1994 г.
Снять номер в гостинице оказалось проще, чем Наташа предполагала, – были бы деньги.
Тихая уютная комната, где ее никто теперь не потревожит, – вот единственное, что ей было сейчас нужно, чтобы привести в порядок свои мысли и попытаться решить для себя самое важное: возвращаться к Виктору или нет. Ведь без него, без его клиентов она быстро окажется на мели. Кроме того, портить с ним отношения было небезопасно, и смерть Лены Кравченко тому яркое доказательство. Но что, если он к этому убийству не имеет никакого отношения? Не проще ли будет тогда вернуться к нему, попросить прощения, сославшись на пережитый стресс, и позволить снова надеть на себя поводок?..
Чтобы выяснить, замешан ли Виктор в убийстве Лены или нет, Наташа решила действовать самостоятельно, и первое, что она сделала, это позвонила акушерке, той самой, с которой договаривалась незадолго до смерти Кравченко. Если эта женщина возьмет трубку и спокойным голосом предложит ей встретиться, значит, она ничего не знает о смерти Лены и, возможно, вовсе не она делала ей операцию.
Дрожащими руками открыв записную книжку, Наташа нашла номер телефона Марины Анатольевны. Перевела дух. И позвонила. Но кроме длинных нервирующих гудков – ничего… Тогда она набралась смелости и позвонила в общежитие, чтобы пригласить к телефону Надю Нарышкину, девчонку, которая уже дважды обращалась к этой самой Марине Анатольевне. Полина Яковлевна, вахтерша, услышав знакомый Наташин голос, сменила бесцветный дежурный тон на более теплый, почти родной:
– Наташенька? Как дела? Где устроилась? Что-то ты быстро от нас ушла, я даже не успела еще привыкнуть к тому, что ты у нас больше не живешь… А тебя тут спрашивали из милиции…
– Зачем?.. – Наташа затаила дыхание. – Зачем я им понадобилась?
– Как? Разве ты ничего не знаешь? Так Лену же Кравченко убили! В вашей комнате нашли следы крови, а Лена исчезла…
– Так, может, она и не убита?
– Ну не знаю, я не милиция… Но тебя все спрашивали, искали… Ты сейчас где?
– Звоню из автомата, вы не могли бы пригласить Надю Нарышкину?
– Так и быть, приглашу… Подожди…
Слышно было, как Полина Яковлевна шаркающими шагами направилась по коридору, негромко бормоча что-то себе под нос. Она всегда была какая-то больная, и от нее постоянно пахло кислым молоком и кошками. Уже спустя несколько минут раздались быстрые и легкие шаги Нади.
– Слушаю… – прошептала она кокетливо, с придыханием, надеясь, очевидно, услышать мужской голос.