– Дефибрилятор тоже осматривали?
– Ох, и не говорите! Но, кажется, и вас не миновала чаша сия?
– Ну, лично меня это мало волнует. Меня столько раз обыскивали, что я давно перестал волноваться по этому поводу. Хотя многие очень переволновались. Я слышал, как некоторые джентльмены возмущались, словно женщины, – Ревсон посмотрел вслед удаляющемуся Брэнсону. – Кажется, наш вождь краснокожих полностью поглощен своими мыслями.
– В конце обыска Брэнсон повел себя довольно странно.
– Видимо, ничего не нашел.
– Конечно.
– Он не заглядывал в ваш запечатанный ящик? Я имею в виду реанимационное оборудование.
– Я был уверен, что Брэнсон взломает печать и сказал ему, что, нарушив герметичность, он сделает бесполезным этот комплект. Я также заметил, в ближайшее время у президента вполне может быть сердечный приступ. Брэнсон повел себя очень странно – выслушал меня и ушел, не сказав ни слова.
– Ничего удивительного. Он не хочет терять своего главного заложника.
– У меня создалось другое впечатление. Кстати, последнее, что сказал Брэнсон: «На его совести нет ни одной жизни».
– Насколько мне известно, это правда. Может быть, для него это важно.
– Кто знает! – озадаченно проговорил доктор.
Ван Эффен посмотрел на Брэнсона, умело скрывая свое любопытство. Ему показалось, что обычное спокойствие покинуло его шефа.
– Ну, как ты нашел «скорую помощь» и доктора? Все чисто? – спросил он у Брэнсона.
– Машина чиста. Черт возьми, я забыл обыскать доктора.
– Кому‑то придется это сделать, – улыбнулся ван Эффен. – Я сам им займусь.
– А как прошел обыск у вас?
– Я привлек к этому делу десять человек. Мы все очень тщательно проверили, хотя это мероприятие было крайне непопулярно у нашей публики. Если бы на мосту был серебряный доллар, мы бы его нашли. Но обыск ничего не дал.
Брэнсон и его люди искали не то и не там. Им следовало обыскать начальника полиции Хендрикса, прежде чем отпускать его с моста.
Хегенбах, Мильтон, Картер, Ньюсон и Квори сидели за столом в автобусе, где разместился центр связи. В боковом шкафчике стояло множество бутылок. Судя по состоянию рюмок и уровню жидкости в бутылках, они были там не для декоративных целей. Все пятеро молчали, созерцая донышки своих рюмок и не глядя друг на друга. По сравнению с этой компанией похороны можно было считать развлекательным мероприятием.
Неожиданно в автобусе раздался звонок. Сидевший у телефона полицейский поднял трубку.
– Мистер Квори, – окликнул он секретаря казначейства, – вас вызывает Вашингтон!
Квори встал с видом французского аристократа, отправляющегося на гильотину, и подошел к телефону. Его реплики больше напоминали рычание. В конце концов он сказал: «Да, как планировалось» и повесил трубку.
– Деньги приготовлены на случай, если они понадобятся, – сообщил секретарь казначейства, вернувшись к столу.
– А вы думаете, что они могут не понадобиться? – удивился Мильтон.
– Казначейство предлагает отложить перевод денег до второй половины завтрашнего дня, – продолжал Квори.
– Согласно требованиям Брэнсона при такой задержке сумма возрастет на пятьдесят миллионов долларов, – мрачно заметил Мильтон. – Впрочем, плевать на его требования, – он попытался улыбнуться. – Кто знает, может быть, одному из наших великих умов придет в голову блестящая идея… – он замолчал, оборвав себя на полуслове.
Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание.
Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание. Хегенбах взял бутылку и снова налил себе виски, положил льда и пустил бутылку по кругу. Через некоторое время вся компания вновь занялась созерцанием своих рюмок.
Прошло несколько минут, и бутылка снова пошла по кругу. Вошли Ричардc и Хендрикс. Оба тяжело опустились на свои места. Вице‑президент потянулся к бутылке на секунду раньше начальника полиции.
– Как мы выглядели в последней телепередаче? – обратился к присутствующим Ричардc.
– Ужасно! Но еще ужаснее то, что мы сидим здесь все вместе и никому ничего не приходит в голову! – вздохнул Мильтон. – Все, что мы можем, – это пить. Ни у кого нет ни одной идеи.
– Думаю, у Ревсона идеи есть, – заметил Хендрикс. Он достал из носка клочок бумаги и передал его Хегенбаху. – Это для вас.
Хегенбах развернул бумажку, выругался и крикнул оператору:
– Мой декодер, быстро!
Обернувшись к Хендриксу, директор ФБР спросил:
– Как там дела? Есть новости? Почему умер Хансен?
– Причиной его смерти, грубо говоря, стали голод и жадность. Министр схватил поднос до того, как его успели предупредить.
– Бедняга всегда любил поесть, – вздохнул Мильтон. – Мне кажется, у него было неладно с обменом веществ. О мертвых ничего, кроме хорошего не говорят, однако я часто говорил Хансену, что он роет себе могилу собственными зубами. Так и вышло.
– Вы считаете, что Ревсон не виноват?
– Никто вообще не виноват. Хуже другое. Ревсон под подозрением. Мы знаем, что Брэнсон очень умен. Сейчас он уверен, что на мосту работает агент ФБР, и почти уверен, что это Ревсон. Думаю, Брэнсоном движет инстинкт, и ему не в чем обвинить Ревсона.
– Который так же очень умен, – Хегенбах помолчал, потом бросил взгляд на Хендрикса. – Если бы Брэнсон подозревал Ревсона, то не дал бы ему и на милю приблизиться к вам. Ведь он прекрасно знал, что вы отправляетесь на берег, не так ли?
– Ревсон ко мне не подходил. Записку мне передал генерал Картленд. Он получил ее от Пола.
– Значит, Картленд в курсе?
– Он все знает. Ревсон собирается передать ему пистолет с отравленными пулями. Никогда не думал, что наш генерал столь кровожаден – ему не терпится пустить оружие в дело.
– Вы же знаете, что во время Второй мировой войны Картленд был командиром танка и прославился своей смелостью. В то время он уничтожил немало немцев и итальянцев, многие из которых были порядочными людьми. Думаете, что он станет волноваться из‑за кучки обычных преступников?
– Поживем – увидим. Итак, я зашел в туалет и сунул записку в носок. Я опасался, что нас с вице‑президентом могут обыскать перед тем, как мы покинем мост. Но этого не произошло. Ревсон прав. Брэнсон слишком самоуверен, и ему недостает чувства опасности.
Ревсон и О'Хара смотрели в след уходившему ван Эффену. Ревсон отошел на несколько шагов от машины и подал знак доктору следовать за ним.
– Наш друг добросовестно вас обыскал. Вряд ли ему пришлось по вкусу ваше замечание, что в один прекрасный день он станет вашим пациентом.
О'Хара посмотрел на темное грозовое небо. Тучи были уже почти над головой. Подул свежий ветер. На волнах появились белые гребешки.
– Похоже, ночью пройдет гроза. Пройдемте в машину, там нам будет уютнее. У меня есть прекрасные лекарства от всех невзгод – шотландское виски и бренди. Как вы сами понимаете, и то и другое предназначено исключительно для больных и страждущих.
– Вы далеко пойдете, доктор! Зрите в корень. Я сейчас как раз и больной и страждущий. И все же нам лучше остаться здесь.