Всадник перекинул ногу через луку седла и легко спрыгнул на землю.
— Ты напрашиваешься на неприятности, — угрожающе проговорил он.
— Тем и живу, — отозвался Пенстивен. — Я вырос на этом. А как насчет тебя?
— А я, — объявил рыжий, — как раз тот, кто учит таких дураков, как ты. Теперь, стоя на земле, он казался ещё более внушительным, чем в седле.
У него были могучие плечи и мускулистые руки. Все это было совершенно очевидно. Он слегка наклонял голову при ходьбе, и ещё у него был волевой подбородок и мощная челюсть.
— А по-моему, ты просто нищий оборванец, — объявил Пенстивен, чувствуя нарастающее напряжение во всем теле от охватившего его ликующего возбуждения.
— Что ж, сейчас сам увидишь, — проговорил рыжий, — что и оборванец может заварить такую кашу, что тебе её во век не расхлебать.
Пенстивен позволил себе снисходительно улыбнуться.
— Я вырос среди настоящих мужиков, — ответил он. — А слышу сейчас детский лепет.
— Ну а как тебе вот это? — поинтересовался рыжий, резко выбрасывая вперед кулак, рассчитывая огреть им Пенстивена по голове.
Однако удар пришелся мимо цели, ибо в самый последний момент тот успел пригнуться, принимая более безопасное положение.
Затем он снова выпрямился во весь рост, и в тот же самый момент короткий апперкот левой привел его кулак в точное соприкосновение с подбородком рыжего, отчего тот оказался отброшенным назад.
— Отправляйся-ка ты домой, сынок, и сперва подрасти маленько, — посоветовал Пенстивен.
— Неплохой трюк, — ответил рыжий, — но у меня в запасе есть кое-что получше.
Сделав обманное движение левой, словно намечая удар в голову, правой рукой он нанес мощнейший удар по корпусу в область сердца.
Пенстивен сумел на какую-то долю дюйма уйти с линии удара, и тут же провел ещё один апперкот, ставший точной копией первого. Но этот удар был гораздо сильней предыдущего.
Рыжий не устоял на ногах и с размаху опустился на землю.
— Что ж, очень недурно, — заметил он. — Но в некоторых случаях даже удобнее сидеть, чем стоять, и вот сейчас…
Он успел лишь наполовину освободить оружие из кобуры, но вдруг с удивлением обнаружил, что в руке у противника уже поблескивает невесть откуда возникший револьвер, дуло которого было направлено точно на него.
Сокрушенно вздохнув, рыжий сунул собственное оружие обратно в кобуру и лишь после этого встал с земли.
— Ты здорово боксируешь, — признал он. — Наверное, выступал на профессиональном ринге?
— Удачный удар, только и всего, — поспешил соврать Пенстивен. — Самый обычный прием, ничего особенного.
— Я и заметить не успел, откуда взялась твоя пушка, — продолжал рыжий.
— Кто ты, приятель?
— Меня зовут Джон Чужак.
— Странно. Никогда не слышал. А что у тебя за дело к Элу Спикеру?
— Ты не назвал мне своего имени, — бесстрастно заметил Пенстивен.
— Имя-то у меня самое обыкновенное, как и подобает рыжему, — ответил тот. — Так кто тебя сюда прислал?
— Проводи меня к Спикеру. Говорить я буду только с ним, — упорствовал Пенстивен.
Его новый знакомый усмехнулся.
— Крутой, значит? — беззлобно проговорил он. — Что ж, я тоже не робкого десятка. Ладно, отведу тебя к Элу Спикеру, раз уже тебе так приспичило его повидать. Но учти, что такие как Эл чужаков не слишком-то жалуют. Садись на коня и поехали.
Глава 12
Это был самый необычный союз, который могли заключить между собой двое искателей приключений в те лихие времена, когда новые знакомства между людьми зачастую завязывались в ходе вооруженных стычек и поединков, подобно тому, как в наши дни во время драк на школьном дворе мальчишки приобретают себе новых друзей.
И хотя оба все ещё искоса поглядывали друг на друга, но настроены были вполне дружелюбно. Рыжий — потому что потерпел сокрушительное поражение в честной драке, не говоря уж о том, что соперник оказался гораздо расторопнее его, успев первым выхватить револьвер; а Пенстивен — потому что один из пропущенных им ударов все же пришелся по ребрам, и память об этом теперь отзывалась в боку ноющей болью, а также потому что в душе он восхищался той решимостью, с которой его новый знакомый был готов броситься в драку, а при необходимости, наверное, и пойти даже на убийство.
По дороге они разговаривали о всякой ерунде, пока, наконец, не подъехали к дому
— Будем считать, — проговорил Боб Пенстивен, — что мы просто встретились в пути, и я спросил у тебя дорогу.
Его спутник осторожно потрогал собственный подбородок.
— Ну как, очень заметно? — спросил он.
Пенстивен поглядел на большую шишку с намечающимся кровоподтеком, красовавшуюся на указанном месте.
— Ты проезжал через заросли, и лошадь задела головой ветку, которая и хлестнула тебя под подбородком, — предположил он.
Рыжеволосый усмехнулся.
— А ты неплохой парень, братишка, — сказал он. — Вообще-то, меня зовут Дэн Тернер. Но чаще всего просто Рыжий. А тебя как?
— Джон Чужак, — стоял на своем Пенстивен.
Ему и самому было в диковинку то благодушие, что охватило его после купания и непродолжительной драки. К тому же он почти не чувствовал усталости после долгой поездки верхом, хотя и понимал, что пройдет ещё совсем немного времени, и к нему снова вернутся и боль, и усталость.
— Ну да, ведь ты же крутой, — сказал Дэн Тернер. — Ну да ладно. Отведи свою клячу в загон. Сено в яслях. Овес будешь насыпать?
— Не знаю, — пожал плечами Пенстивен. — Я лишь сегодня впервые оседлал этого коня.
— Ну тогда нечего на него зерно тратить, — заключил Тернер. — Потому что, во-первых, лишний раз везти в такую даль мешки с овсом и ячменем — одна морока, а во-вторых, потому что при одном только виде такой шикарной кормежки мустанг может просто помереть от счастья. Так что давай, бери свои пожитки и пойдем в хижину.
Они расседлали лошадей, и Пенстивен, держа в руках снятые с мустанга седло и уздечку, вошел в дом.
Переступив порог, он оказался в комнате, где царил полумрак, и мужчин более зрелого возраста увлеченно играли в карты, устроившись у небольшого оконца в дальней стене, служившего единственным источником света. В углу стояла плита, уставленная аппетитно попыхивающими кастрюльками. Вокруг пояса одного из карточных игроков была повязана на манер передника грязная тряпка. Но уже в следующий момент, приглядевшись получше, Пенстивен пришел к выводу, что обитатели хижины если и были старше его, то совсем ненамного, однако совершенно ясно было и то, что, в отличие от него, им обоим уже довелось побывать во многих переделках. Рядом с ними он чувствовал себя неуверенно, и игроки, похоже, понимали это.
Ибо один из них сказал:
— Привет, Рыжий! А мальчонка откуда?
— С кудыкиной горы, — ответил Рыжий. — Его зовут Джон Чужак.
— И что дальше? — спросил детина, щеки которого покрывала густая щетина.
— А дальше не твое дело, — сказал Рыжий. — Чужак, если ты хочешь есть, то мы скоро будем ужинать. Слушай, Клэр, а чего мы ждем-то?
— Мороженого, — хмуро отгрызнулся мужик в переднике. — Чего ещё мы стали бы ждать, кроме как возвращения Эла? Но может быть все-таки расскажешь, кого ты нам сюда привез?
Он оторвался от карт, чтобы лишний раз взглянуть на Пенстивена, который по-прежнему скромно стоял в углу у двери и, по-видимому, был несколько смущен столь необычным приемом.
— Вещички можешь повесить на крючок, — подсказал Рыжий.
Пенстивен повиновался. Игроки прервали свою игру и принялись оценивающе разглядывать его.
— Эла будет приятно удивлен, — объявил чернобородый.
— Уймись, Чак, — сказал Ред. — Мне не меньше твоего охота дождаться Эла. Это его дело, вот пусть сам и разбирается. Я свое отволновался.
— А было из-за чего?
— Да уж, мало не покажется.
— Так в какую же дверку он постучал, что сумел протоптать дорожку к твоему сердцу? — поинтересовался дежурный по кухне.
— В мою рожу, — ответил Рыжий, поражая Пенстивена таким откровением.
— Вот как? И чем же он тебя так? — не унимался чернобородый.
— Это было нечто среднее между кувалдой и вспышкой молнии, — невозмутимо пояснил Рыжий. — Но сам он скромно именует это левым апперкотом. При таком размахе можно запросто убивать мух, сидящих в церкви на потолке, а кончается все быстро, словно даже и не успев начаться, и тогда свет меркнет, а из глаз сыпятся искры.
— Он что, обидел тебя, сынок? — проговорил чернобородый, внезапно вставая с места и распрямляясь во весь свой прекрасный рост, которого в нем было никак не меньше шести с лишним футов.
— Не надо, Чак, — запротестовал Рыжий. — Хватит того, что я уже перепачкал штаны в грязи. Но ты-то куда лезешь?
«Чак» усмехнулся, но взгляд его оставался задумчивым.
— Что тебе здесь нужно, Чужак? — спросил он.
— Да вот, приехал проведать младшего кузена дядюшки твоей жены, — ответил Пенстивен, которого откровенно забавляла царившая в хибарке непринужденная атмосфера.
— Ему нужен Эл, — сказал за него Ред и довольно хмыкнул, закончив стаскивать высокие сапоги для верховой езды. — Так что заткнись, и жди, пока сюда припрется Эл.
— Эл будет очень рад, — добавил Чак, медленно возвращаясь на свое прежнее место.
— Правда? — раздался голос у двери, и в комнату вошел Эл Спикер.
Оньяте описал его довольно точно, но все-таки не достаточно подробно. Он был живым воплощением смерти, потерявшей где-то нижнюю челюсть — голый череп, обтянутый кожей, на котором заметнее всего выделялись большие, глубоко посаженные глаза, смотревшие из-под огромного нависшего лба, какого Пенстивен никогда раньше не видел. Лицо его было мертвенно-бледным и усеяно крупными веснушками цвета ржавчины, что придавало его внешности ещё более жутковатый вид.
Он вошел, держа в руках седло, которое тут же бросил на пол. Пенстивен совсем не удивился, когда чернобородый встал, поднял седло и повесил его на крючок.
Эл Спикер подошел к незнакомцу. При взгляде издалека его лицо представляло не слишком-то приятное зрелище, но при ближайшем рассмотрении оно было и вовсе ужасным. Во время разговора пересеченная шрамом нижняя губа постоянно подрагивала и выпячивалась, что самым плачевным образом сказывалось на дикции, так что понять сразу, что он говорит, было невозможно. Даже когда он находился рядом с собеседником, его голос доносился словно откуда-то издалека, как это бывает, когда человек теряет сознание под действием наркоза. Рана, практически лишившая его нижней части лица, до такой степени обезобразила его нижнюю губу, что даже сам акт речи становился для него делом непростым и отнюдь не безопасным. Теперь ему приходилось постоянно держать наготове в левой руке носовой платок, который он держал как-то очень по-женски, прижимая его к ладони безымянным пальцем и мизинцем, чтобы при необходимости тут же прижать его к перекашиваемому судорогой рту.
Он был очень маленького роста и миниатюрного телосложения. Однако самый примечательной чертой его лица были ничего не выражающие черные глаза с остановившимся взглядом, как у змеи. И даже если в них и была какая-то глубина, то взгляд все равно оставался бесстрастным.
— Кто ты такой, и что тебе надо? — спросил он у Пенстивена.
Как, возможно, уже стало ясно из изложенного ранее, Пенстивен был не из тех, кто мог запросто смириться с таким обращением. Подобно тому, как пламя в мгновение ока охватывает сухое дерево, в его мятежной душе с новой силой возродился дух противоречия, а грубость послужила сигналом к войне.
— Пусть Рыжий рассказывает тебе, кто я такой. Я вам не нанимался, — заявил он.
Маленький человечек продолжал невозмутимо разглядывать его. Он поднес к губам свой кипельно-белый носовой платок из нежнейшей и мягчайшей ткани. Не сводя глаз с Пенстивена, он сказал:
— Рыжий, так что ты о нем знаешь? И зачем ты его привез сюда?
— Его зовут Джон Чужак, — ответил Рыжий, — и ему нужно увидеться с тобой.
— Он что, дал тебе в морду, и поэтому ты, придурок, решил взять его с собой? — спросил Спикер.
Рыжий сверкнул глазами и поджал губы.
— Не называй меня придурком, — натянуто сказал он.
— Ты и есть придурок, — невозмутимо повторил Спикер. — Может быть все-таки объяснишь мне, с чего ты взял, что можешь притащить его сюда?
— Объясню, — согласился Рыжий. — Он больной человек и одержим болезнью, которая называется ловкостью рук, особенно когда дело доходит до стрельбы. А ты самый лучший в мире доктор — если не считать ещё кое-кого — который может справиться с этим недугом.
Спикер улыбнулся. Получилась страшная гримаса, и лишь по лучикам-морщинкам, залегшим вокруг глаз, можно было догадаться, что это на самом деле такое.
— Мне это ни о чем не говорит, — сказал он Пенстивену. — Так что все-таки привело тебя сюда?
— Док Шор и Хуан Оньяте, — ответил Пенстивен. — Знаешь их?
Маленький человечек склонил голову и взглянул на него исподлобья.
Мгновение спустя он сказал:
— Ну, допустим, я их знаю. Это они прислали тебя сюда, так?
— Шор отослал меня к Оньяте, а Оньяте направил прямиком к вам.
— Чего ради?
— Ради десяти долларов в день.
Спикер поднял худощавую руку, левую, с зажатым между пальцами безупречно белоснежным платком.
— Ты сообразительный парень, — заметил он. — Но вот грубить не надо. Я задаю наводящие вопросы, потому что хочу помочь тебе. Ты ещё молод, слишком молод, чтобы дерзить мне.
По спине у Пенстивена пробежал неприятный холодок. Ибо с тех пор, как он научился лихо обращаться с пистолетами, теперь ему впервые пришлось испытать нечто сродни страху.
— Я не грублю, — ответил он, — а просто излагаю факты. Оньяте дал мне сумку и велел доставить её вам.
Спикер вскинул брови.
— Вот как? Так давай её сюда.
— Она висит на луке вон того седла, — сказал Пенстивен. — Пойдите и возьмите.
Он взмахнул рукой, обозначая нужное направление, и тогда, выдержав непродолжительную паузу и смерив визитера испытующим взглядом, коротышка Эл Спикер направился через всю комнату обратно к двери, привычно прижимая к губам свой платок.
Глава 13
Как бы там ни было, а только всеобщее внимание оказалось теперь сосредоточено на Пенстивене. Все трое — Рыжий, Чак и Клэр — поначалу уставились на него, а затем обратили взгляды на своего вожака, Эла Спикера. Однако Эл не выказывал ни малейших признаков раздражения по поводу того, что Чужак так лихо осадил его.
Он просто снял с крючка седельную сумку, открыл её и пошарил рукой среди содержимого.
— И всего-то? — пробормотал он. — Ладно, все в порядке.
С этими словами он повесил сумку на прежнее место, водрузив её обратно на луку седла, после чего лица его подручных, доселе с нескрываемым любопытством наблюдавших за происходящим, приобрели скучающее выражение.
— Эй, а вон летучая мышь! — воскликнул Рыжий.
Там, высоко вверху, среди балок и стропил, действительно металось крохотное черное создание. Рыжий выхватил револьвер и сделал три быстрых выстрела.
После чего разочаровано покачал головой.
— Попробуй ты, Чак, — предложил он.
Чернобородый тоже разрядил пистолет. Мимо.
По воздуху поплыл голубоватый дымок и в комнате запахло порохом; крыша оказалась продырявлена сразу в нескольких местах, но только человеку с половиной лица, Элу Спикеру, похоже не было до этого никакого дела. Сев в углу комнаты, так как стол был заставлен тарелками, закинув нога на ногу, он принялся сочинять письмо, старательно выводя буквы и подолгу обдумывая каждое слово, как-то очень по-женски прижимая при этом к губам платок.
Клэр встал со своего места — дюжий здоровяк с бычьей шеей, мощным торсом и обостренным чувством собственного достоинства, выражавшегося в величественной осанке.
— Сейчас я прикончу эту тварь, — объявил он.
Он не стал стрелять с бедра, решив получше прицелиться, и старательно, один за другим, расстрелял все шесть патронов.
Снова мимо!