«Шулера бывают разные, — сказал он на это. — Видать, нашелся половчее тебя». Этого я уже не мог стерпеть. Кровь ударила мне в голову. «Заткнись, Чарли! — говорю. — Я не собираюсь начинать здесь перестрелку. Где угодно, но не в доме Мэри». — «Так давай выйдем, — говорит он. — Вокруг полно места!» — «Чарли, — говорю я ему, из последних сил стараясь держать себя в руках, — я не собираюсь с тобой драться». — «Ты просто струсил!» — говорит Чарли.
И тут слышу я чье-то хихиканье. Кто это был, я не знаю по сей день. Может, младшая сестренка Мэри, Рут. Она вечно путается под ногами и подслушивает, о чем говорят между собой взрослые. В любом случае мне об этом рассуждать было некогда. Я только и понял, что кто-то чужой слыхал, как я тут стою, а этот Чарли поливает меня грязью. И я забыл, что он брат моей Мэри. Я припомнил десяток самых забористых ругательств и с удовольствием высказал их все ему в лицо. Я еще не произнес и половины того, что о нем думал, как он схватился за револьвер. Он выхватил его в одно мгновение, но я оказался чуть-чуть проворнее. Я выстрелил в него, и он свалился.
С меня этого хватило. Я вообразил, что убил парня наповал, развернулся и бросился к своему коню. Но мой старичок испугался, взбрыкнул и удрал. А я слышал, как старик Прево орет и на чем свет стоит проклинает убийцу.
Мне казалось, что эти крики слышит весь Эль-Райдел. Я рванул через улицу к гостинице, не дожидаясь, пока меня остановят и начнут задавать вопросы. Я слышал, как старик Прево вопит: «Убили! Убили!»
У коновязи перед гостиницей было привязано несколько лошадей. Я выбрал ту, что показалась мне лучшей. Раз уж мне пришлось увести коня, надо было взять лучшего!
Тебе, наверное, кажется, что все это чушь собачья. Ты, Ал, парень честный. Ты бы на моем месте наверняка остался и попытался доказать, что виноват не больше того парня, которого только что пристрелил. Я пытался заставить себя остановиться. Но это выглядело так, будто меня тут же на месте и повесят, а я не хотел, чтобы меня повесили, и не смог остаться — даже ради Мэри!
Я отвязал соловую Хэнка Муна, вскочил в седло, и они все и глазом моргнуть не успели, как я свалил из Эль-Райдела. Вот как вышло, что я оттуда уехал. Я подстрелил человека и угнал лошадь — ничего хуже не придумаешь!
— А Чарли Прево умер?
— В том-то вся и штука! Не умер он. Я его только малость задел. Он отделался шрамом на физиономии и теперь мечтает найти меня и разделаться со мной, если удача будет на его стороне. Теперь он все время занят тем, что думает, как меня поймать. Можешь быть уверен, что сегодня ночью, когда за мной гнались, он был в числе первых!
Вот в чем вся штука. Я-то ведь думал, что пристрелил его, и решил пуститься во все тяжкие. Когда джантелъмен убил человека и украл коня, ему уже все поровну. Семь бед — один ответ. Такие мелочи, как неоплаченный счетец за гостиницу, в счет уже не идут. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Ал.
Еще бы! Уж кто-кто, а он-то мог себе представить, что творилось на душе у несчастного парня!
— Еду это я, любуюсь природой и вдруг обнаруживаю, что меня взяли в клещи два полицейских отряда. А соловую я уже почти загнал, так что она только что не падает. Я уже думаю, что сейчас они меня сцапают, как вдруг выезжает мне навстречу джантельмен и ведет с собой большого чистокровного гнедого жеребца. Подъезжает он ко мне, дает мне этого коня, и мы с ним уходим — так легко, как будто те полицейские к земле приросли.
Это был Гарри Кристофер. Ну, ничего удивительного, что после этого я поклялся ему в течение года делать все, что он скажет. Я хотел было поклясться ему в вечной верности, но Гарри сказал, что года будет достаточно. А если такая жизнь меня устроит, я потом могу остаться с ним навсегда. Понимаешь? А теперь ты, Аллан, тоже спас мне жизнь и потребовал, чтобы я делал все, как ты скажешь. Ну, я обещал тебе, а про свое обещание Кристоферу и не подумал. Вот как оно дело обстоит, товарищ!
Невозможно было сомневаться в его искренности. Голос молодого Джонса звучал так же правдиво, как гулкий голос реки Эль-Райдел, шумевшей внизу, в теснине, и сулившей опасность и гибель.
— Как долго тебе еще осталось служить Кристоферу? — после долгого молчания спросил Ал.
— Еще пять месяцев, — ответил Джонс.
— Тогда, — решил Аллан, — я остаюсь с тобой!
Глава 12
«АЛ, ТЫ КРУТ!»
Напрасны были все доводы и просьбы Джима. Напрасно он умолял Ала отказаться от своего решения.
— Если только узнают, что ты связался с Гарри и его бандой, — наконец выдвинул Джим последний аргумент, — этого будет достаточно, чтобы тебя линчевали в девяти штатах к западу от гор! Поверь, я знаю, о чем говорю!
— Что ж, — парировал Аллан, — тогда мне придется позаботиться, чтобы меня не поймали ни в одном из этих девяти штатов. Так ведь?
— Но что, во имя Неба, заставляет тебя следовать за мной? Зачем тебе это, Ал?
За вопросом последовала длительная пауза. Тем, кто беседовал с медлительным Алланом — Улиткой Алом, как прозвали его позднее, — приходилось мириться с тем, что такое бывает достаточно часто.
— Я надеюсь, что таким образом смогу стать твоим другом, Джим.
— Ты мне уже друг, Ал, если только на свете бывают настоящие друзья. Ты столько для меня сделал!
— Я только устранил ту неприятность, в которую сам же тебя и втравил. Так что ты мне ничем не обязан. Я вел себя непростительно глупо. Так что считай, что мы квиты, Джим. И не надейся от меня отвязаться.
— Но какого черта ты ко мне так привязался, а, приятель?
За этим последовала очередная пауза. Ал усердно старался выбросить из головы имя Фрэнсис.
— Когда я увидел, как ты молод, Джим, и как храбро и достойно держишься перед лицом опасности, в которую я тебя втянул, я не мог не восхититься тобой. Я решил, если у меня получится, помочь тебе выбраться из этих неприятностей. И должен тебе признаться, чем дольше я на тебя смотрю, Джим, тем сильнее мне хочется, чтобы мы стали близкими друзьями. Что ж, раз ты должен вернуться к Гарри Кристоферу и с этим ничего не поделаешь, значит, я отправляюсь с тобой. Если, конечно, Кристофер не будет возражать против того, чтобы я присоединился к его банде.
— И ты станешь играть в грязные игры вместе с этой бандой негодяев только из-за меня, Ал?
— Если ты позволишь мне остаться с тобой…
Из темноты до Аллана донеслось неясное бормотание Джима.
— Ты странный парень, Ал, — наконец произнес он. — Но честно говоря, по-моему, ты один стоишь десятка опытных парней. — И, усмехнувшись, добавил: — Я знаю, о чем говорю. Лапы у тебя железные, это я на себе испытал!
С этими словами Джим направился к узкому карнизу, ведущему прочь из западни. Ал шел следом за ним, ведя в поводу упирающуюся кобылу. Звуки погони затихли: преследователи разбились на два отряда и ехали вверх по склону, разыскивая беглецов. Теперь, когда первое напряжение спало, переход по тропинке вдоль утеса показался пустяковым делом. И вот они уже вышли на площадку и сели на отдохнувших лошадей. Погони было не слышно. Джим Джонс направил своего коня прямиком вниз по склону, в долину.
— Но это же дорога в Эль-Райдел! — заметил Аллан.
— Конечно, — ответил Джим. — И там нас будут искать в последнюю очередь.
Аллан стиснул зубы, чтобы удержаться от вздоха. Он ощущал себя сейчас маленьким мальчиком, который следует за старшим братом, опытным и искушенным в приключениях. Они подвергаются неизвестным опасностям, и мальчик вынужден держать себя в руках и казаться спокойным только потому, что ему стыдно сдаться и отстать. Однако Джим выглядел совершенно безмятежным и уверенно направлялся в самое логово своих врагов, откуда совсем недавно едва сумел выбраться. Он тихонько насвистывал, погоняя коня, а тот настороженно прядал ушами, как будто понимая всю серьезность опасности, которой его всадник так легкомысленно пренебрегал.
Мало того, что они ехали прямо в Эль-Райдел. Когда городок был уже совсем рядом, Джим беспечно проскакал позади ряда домов к неуклюжему приземистому зданию гостиницы. Там он спешился. На торопливые вопросы Ала Джим ответил, что в прошлый раз ему не удалось повидаться с сестрой, поэтому он должен предпринять вторую попытку, несмотря на все окружающие их опасности и притаившихся рядом врагов. От такой безрассудной храбрости Ал на мгновение лишился дара речи. Но не успел он опомниться, как Джим исчез во мраке ночи.
И началось долгое бдение. Аллан притаился меж двух лачуг, держа лошадей под уздцы и напряженно вглядываясь во тьму и вслушиваясь, чтобы уловить малейший подозрительный звук. Но в ночи был слышен только заливистый лай какой-то собаки, да еще две или три другие лаяли ей в ответ. Судя по тому, откуда доносились эти звуки, собак парни из Эль-Райдела подключили к поискам беглецов. От этой мысли Аллана пробрала дрожь. Но вот собачий лай затих.
Тем временем по всему городку слышались обеспокоенные возгласы, в окнах горел свет, несмотря на то что обычно в такое позднее время Эль-Райдел уже спокойно спал. Начали возвращаться всадники, участвовавшие в поисках. Аллану было слышно, как пожилые старожилы городка обсуждают последние новости, слышал он и недовольное ворчание охотников, разочарованных результатами ночного рейда.
Дверь дома, рядом с которым притаился Ал, отворилась, и из него вышла женщина с фонарем. Как раз в это время во двор въехал всадник, который, вне всяких сомнений, был супругом этой женщины. Они вдвоем направились прямо к тому сараю, рядом с которым прятался Аллан с двумя лошадьми. Ал беззвучно застонал от этого нового затруднения.
Он не мог увести лошадей в другое место, не наделав шума. Но если даже ему это удастся, Джим лишится возможности безопасно покинуть городок. А если Ал останется здесь, велика вероятность того, что хотя бы одной из лошадей придет в голову захрапеть, или заржать, или каким-нибудь другим способом привлечь к себе внимание. Так что теперь Аллан стоял, обхватив обеими руками головы лошадей, нашептывая им в уши что-то мягкое и ласковое. Лошади прядали ушами и искоса поглядывали на Ала, но вели себя тихо. Страх — это животное чувство, знакомое каждому живому существу. Страх — это одна из тех простых эмоций, которую бессловесные твари прекрасно чувствуют и понимают. И лошади чувствовали, что их хозяин сейчас очень испуган. Они осторожно принюхивались, пытаясь отыскать своими блестящими глазами и чуткими ноздрями неведомую опасность, о которой их предупреждал взволнованный шепот Аллана.
Дверь сарая со скрипом отворилась. Женщина держала фонарь, и через большую трещину в стене ветхого строения Аллан увидел вздымающиеся и опадающие тени — муж хозяйки расседлывал и кормил свою измученную лошадь. Аллан отчетливо слышал тяжелое дыхание коня.
— Мы преследовали их по пятам до самой горы, — рассказывал мужчина в ответ на безмолвный вопрос жены. — Почти до вершины. Том Гилберт видел, как эта парочка нырнула в заросли. Он разрядил в мерзавцев свою винтовку и позвал парней на подмогу. Мы устроили настоящую канонаду и извели кучу патронов, но, думаю, все это без толку. Похоже, мы ни в кого не попали. Деревья и темнота очень нам мешали.
— Хорошенькое дело! — проворчала женщина. — Теперь из-за ваших похождений банда Гарри Кристофера перережет нас всех прямо в собственных постелях!
— Еще не все потеряно! — заявил мужчина. — Мы соберемся все вместе и устроим загонную охоту на этих волков!
— Джонстон и Джардайн еще ответят за то, что так опростоволосились, — продолжала жена. — Как ты думаешь, может, эти негодяи подкупили их?
Ее муж вздохнул.
— Об этом не может быть и речи, — сказал он. — Нас всех обвел вокруг пальца этот Аллан Винсент, как он сам себя называет. Знаешь, некоторые считают, что этот парень на самом деле — Лью Рэмзи!
— Быть того не может! — испуганно выдохнула жена.
— Не знаю. Но многие так думают. Потому что, наверное, никто, кроме Рэмзи, не способен управиться с Джонстоном и Джардайном — если только их заранее не подкупили. Но чего ради этому Винсенту понадобилось сажать Джонса за решетку, если он собирался потом его выпустить? За этим наверняка скрывается какая-то тайна. Никто из ребят не сумел ее разгадать. А Джонстон и Джардайн клянутся, что будут преследовать этого Винсента хоть сотню лет, если потребуется, пока не изловят и не рассчитаются с ним. Причем они, кажется, действительно намерены выполнить свое обещание. Не думаю, что их подкупили. Кое-кто из парней успел разглядеть правую руку Джардайна. Вся кисть была размята, как пюре, распухла и покраснела. И еще у него здоровенная шишка на голове.
— Видела я этого Винсента. Он не показался мне таким уж великим силачом!
— Зато он способен совершать великие дела, и нужно считаться именно с этим. Пошли домой.
Вновь заскрипела, закрываясь, дверь. Мужчина с женщиной направились по дорожке к дому. В свете фонаря, который нес теперь мужчина, их фигуры отбрасывали огромные, чудовищные тени, достигавшие деревьев на противоположном краю двора. Но вот они исчезли из поля зрения Аллана. Дверь дома закрылась за ними, щелкнул замок. Аллан выслушал весь этот разговор очень внимательно.
То, что он услышал, давало достаточно пищи для размышлений. Ведь если Джонстон и Джардайн определенно решили выследить Аллана, его жизнь не стоит теперь и фальшивого доллара! Если только он не поспешит убраться подальше из этой части страны со всей скоростью, с которой способна скакать его лошадь. Но Ал не имел права на подобное отступление. Ведь он дал слово молодому Джиму Джонсу и должен теперь его сдержать.
В этот момент его размышления были прерваны раздавшимся из-за спины тихим окликом:
— Руки вверх!
Ал развернулся, готовый сбить врага с ног, и увидел освещенное лунным светом улыбающееся симпатичное, мужественное лицо своего нового друга.
— Опасность не всегда подкрадывается спереди, — усмехнулся Джим.
Молодой человек легко взлетел в седло гнедого, и в следующий момент они уже неслись во тьме по задам городка. Джим был оживлен и болтал без умолку. Он рассказывал, как пробрался на то самое место у стены гостиницы, где его поймали в прошлый раз. Джим легонько постучал в окно сестры. Фрэнсис выглянула и, открыв раму, помогла парню забраться внутрь. Они сердечно обнялись в сумраке неосвещенной комнаты и переговорили о последних событиях.
— Она рассказала мне кучу замечательных новостей, — говорил Джим, давясь смехом так, что не мог продолжать рассказывать. — Например, как некоторые джентельмены умеют отгонять койотов и при этом крепко спать. И еще — как ловить кроликов с помощью гипноза, и как надо управляться с брыкающимися дикими мустангами, и как лучше всего просовывать деньги в щель под дверью для девушки, которая наверняка не сможет вернуть долг. Я сказал, что с твоей стороны было очень благородно снабдить ее деньгами таким образом. Ну, сейчас я дал Фрэнки достаточно денег, ей надолго хватит.
Аллан слушал молча. Его лицо пылало от стыда, и бедный парень благословлял темноту ночи, скрывавшую его от нескромных взглядов непроницаемой завесой.
— Я тоже рассказал ей кое-что, — продолжал Джим. Его голос звучал теперь более серьезно. — О том, как безоружный человек может вытащить заключенного из-за решетки, невзирая на двоих охранников с револьверами. Я рассказал ей о человеке, который сумел за какие-то полдня обрести надежного друга и настолько предан другу, что готов идти с ним на преступление. И как ты думаешь, что она после всего этого сделала?
— Не имею ни малейшего понятия, — тихо произнес Аллан.
— Черт побери, да она расплакалась! Можешь ты себе такое представить?
— По-моему, она очень противоречивая личность… — сказал Аллан.
— Не то слово! Просто головоломка из воскресной газеты! Ведь после этого она мне говорит: «Это изумительный человек, Джим!» Я отвечаю, что ты и впрямь ничего себе. «Ал — самый лучший человек на свете! — говорит моя сестрица. — Простодушен, как девушка, и отважнее любого из мужчин!» — «Ну, — говорю, — если уж он тебе так нравится, я сейчас за ним схожу и приведу его сюда». — «Джим! — говорит она. — Как ты можешь так говорить?» — «А че такого?» — говорю. «Ну, — говорит она, — это же неприлично — впускать джентельмена в спальню леди!» — «Так ведь я же тут!» — говорю. «А потом, — говорит, — я вовсе даже и не хочу его видеть». — «Че ж ты сразу не сказала? — говорю. — Ты сегодня какая-то странная, Фрэнки». А она ничего не ответила, присела так у окна и чего-то сделалась вдруг такая печальная и в то же время такая счастливая… Прямо как наша покойная матушка, когда папаша, бывало, лежит больной в постели, а она его обнимает. Помолчала и говорит мне: «Ты отошли его, чтобы он был в безопасности». А я ей отвечаю: «Похоже, этот парень может позаботиться о себе лучше, чем кто бы то ни было». — «Джим, — говорит она, — не мели ерунды! Он ведь прямо как младенец! Он не может даже поджарить бекона, не спалив его!» Тут она вскочила и схватила меня за плечи. «Джим, Джим, — говорит, а сама так и плачет, — обещай мне, что не оставишь его!» — «Да я и так буду при нем, если он, конечно, мне позволит, — говорю я. — Да что с тобой такое? Можно подумать, ты в него влюбилась!» И было на то похоже, судя по тому, как она с тобой носилась. Но она меня оттолкнула и говорит: «Невежливо так говорить с сестрой, Джим, и ты это прекрасно знаешь!» — «Черт побери, Фрэнки, да что я такого сказал?» — «Он для меня не более чем чужак, — говорит Фрэнки. — И вообще, мне все равно, увижусь я с ним когда-нибудь или нет!»