— Слушаемся, босс!
— Эй, в хижине!
— Где Шодресс?
— Там, где ему тебя не слышно.
— Хэлло! — донесся более далекий голос, в котором безошибочно угадывался акцент толстяка. — Вот он я! Тебя достаточно поперчили, а Димз?
— Бриггзу пробили грудь, он истекает кровью, — прокричал Димз. — Я сдамся — но при одном условии!
— Никаких условий! Подними руки повыше и выходи!
Одиночка Джек в ответ рассмеялся.
— Значит, пусть Бриггз умрет, — сказал он. — Не я его убил.
— Стреляйте в них! — приказал Шодресс, разразившись потоком грязной брани. — Нет, стоп! Подождите! Димз, что у тебя за условия?
— Справедливый суд. Вы должны обещать, что сегодня ночью не разделаетесь со мной.
— Сегодня ночью ты задержал действия моих людей и испортил всю игру. Ты мне за это заплатишь. Какого еще суда ты ожидаешь?
— Дайте мне один шанс! Это все, что я прошу. Мне нужно ваше честное слово и один человек в качестве заложника. Иначе я к вам и шага не сделаю. А если вы хотите просто взять меня — что ж, подходите, я жду!
Послышались торопливые переговоры, затем Димз услышал, как чей-то молодой голос сказал:
— Я пойду туда как заложник и выйду вместе с ним. Все равно ты повезешь его в Джовилл, так какая разница, где его судить?
— Может, ты и прав, Стив. Ты и вправду хочешь рискнуть?
— А почему бы нет?
— Димз!
— Да?
— Я посылаю к тебе Стива Гранжа. Он будет с тобой всю дорогу до Джовилла, пока ты не окажешься в тамошней тюрьме. Это вполне справедливо?
— Вполне! Пусть он идет — и скорей, если можно еще чем-то помочь Бриггзу.
Не прошло и нескольких минут, как в хижину шагнул высокий человек, держа руки над головой.
— Вы Гранж?
— Да.
— Встаньте прямо перед дверью. Я вынесу Бриггза. Он поднял тело раненого, и, когда пошел с ним к двери, Бриггз прошептал:
— Не думай обо мне, друг. Со мной покончено. Не думай обо мне. Не доверяйся им. Они не люди. Они дьяволы!
И вновь лишился чувств. Джек Димз, опустившись на колени около него, позвал:
— Иди возьми его, Шодресс. Можешь теперь взять и меня!
Глава 33
ШОДРЕСС ПОДНИМАЕТ ПЛЕТЬ
Бушующая толпа сотни в полторы излилась из Скалистого каньона и рассеялась по неровным склонам его дальнего конца в надежде отыскать Эндрю Эпперли и его маленькую армию. Однако предупреждение Чарли Джонсона дошло до Эндрю вовремя, и он отвел свою армию, не вступая в бой. Застать обезлюдевший город ночью, врасплох — одно дело; и совсем другое — встретиться в бою лицом к лицу, когда шансы — два, а то и три к одному.
Так что полторы сотни людей Шодресса тщетно порыскали по окрестностям, пока наконец не наткнулись на коровье стадо примерно в сотню голов; на животных обнаружили клеймо Эпперли. Стадо захватили с собой, резонно полагая, что тяжелая работа должна чем-то вознаграждаться.
Тем временем отборные силы Шодресса с триумфом возвращались в Джовилл. За ними несли наспех сколоченные носилки, в которых лежал несчастный Бриггс, тяжело, но не смертельно раненый. Его хотели донести до ближайшего ранчо. Там и собирались оставить до выздоровления, а потом пусть бы отправился куда глаза глядят, как только будет в состоянии сесть на лошадь. Он не был слишком уж ценной добычей по сравнению со своим знаменитым спутником.
Может быть, кое-кто из этих до зубов вооруженных мужчин и не рассматривал поимку одного человека как геройство или подвиг, тем не менее всех увлекло откровенное ликование Алека Шодресса.
В момент пленения он подскакал к Одиночке Джеку и ударил его кулаком в лицо.
— Это только начало, Димз! — прокричал он. — А я хочу устроить тебе кое-что покруче!
— Еще бы тебе не хотелось. — На лице Одиночки Джека появилась улыбка. — Однако, Шодресс, у меня есть заложник. Держись от меня подальше, и, если еще раз вздумаешь сунуть мне кулак в лицо, я разряжу револьвер в твое.
Это было сказано без всякой злобы, напротив, с полным самообладанием, отчего ярость толстяка показалась смешным капризом испорченного ребенка.
И Шодресс, хотя радость и бешенство вперемежку все еще подымались и кипели у него внутри, старался после этого разговора ехать на безопасном расстоянии от вооруженного пленника.
Люди растянулись в неровную колонну. Впереди шествовал конь Шодресса, неся на себе полководца, возвращавшегося с победой. За ним скакала большая группа воинов. В центре, отделенные свободным пространством сзади и спереди, ехали Стив Гранж и Джек Димз. Остальные замыкали строй, отрезая возможные пути к бегству, и хотя из толпы неслись издевательские вопли и слова оскорблений, ни один не осмелился и пальцем коснуться Одиночки Джека. Отчасти потому, что он внушал всем уважение, но более всего сдерживало то, что рядом с ним ехал Стив Гранж, и люди Шодресса понимали, что малейшее действие против пленника будет означать пулю, которую тот немедленно пошлет в голову Стива.
Итак, странная кавалькада вернулась по своим же собственным следам и въехала на улицы Джовилла; всю дорогу ее сопровождал таинственный, отдаленный волчий вой, точно волк крался за ними, держась в стороне. Это был голос Команча.
Люди заключили что-то вроде перемирия с его хозяином, но отсюда вовсе не следовало, что оно хоть в малой мере касается зверя-людоеда. Так что прихвостни Шодресса со злобным рвением бросались выслеживать пса и палили по его тени, которая металась то туда, то сюда, счастливо избегая и охотников, и их пуль, пока наконец не прорывалась сквозь плотный заслон, уходя от очередной расставленной ловушки.
— Это воет твоя смерть, Димз! — прокричал Шодресс, обернувшись через плечо. — Это твоя душа зовет тебя!
Он долго хохотал над своей неуклюжей шуткой, ибо был сейчас в прекрасном расположении духа, и, пока его воинство мчалось по улицам Джовилла, весь отряд проникся тем же возбуждением, что бушевало в тот момент в груди их вождя. Они подлетели к тюрьме и вновь снесли дверь, которую сами же разбили вдребезги сегодня чуть раньше, а тюремщик тщетно пытался поставить ее на место. И вот наконец в самой дальней, самой надежной камере, закованный в кандалы по рукам и ногам, Одиночка Джек завершил свои странствия.
Тюрьма располагалась в старинном здании, которое не так давно приспособили для нужд закона. В окна первого этажа вставили частые решетки, но для большей безопасности узникам не разрешалось иметь при себе никаких вещей. При них были только цепи, что их сковывали, да стражники, которые охраняли их.
Поскольку бдительность стражи целиком и полностью зависела от воли Шодресса, всем было хорошо известно, что тюрьма лишает свободы друзей толстяка с таким же успехом, как решето удерживает воду. Но в то же время это место становилось надежной, несокрушимой крепостью для его врагов.
— А теперь… — изрек Шодресс, похлестывая по высоким сапогам ременной плетью, а другой рукой * опираясь на стол в той комнате, куда временно поместили Димза, — а теперь, сынок, скажи-ка мне, кто победил?
— Я победил, — не раздумывая, ответил Димз. — Я победил, потому что ты натравил на меня весь свой город, потому что за мной гнались все твои люди, а я перекрыл им путь к Эпперли и сделал из вас дураков!
— Ты победил?! — заорал, трясясь от ярости, Шодресс. — Ты победил? Ты победишь, когда начнешь плясать в воздухе, а до этого, поверь, не так уж много времени осталось!
— Ты не собираешься ждать, пока меня повесят по закону? — поинтересовался Димз. На первый взгляд могло показаться, что у парня стальные нервы.
— По закону? В этом городе только один закон — я! Чего я хочу, то и по закону, щенок! И ты, и Эпперли, и прочие кретины, что до сих пор этого не уразумели, заплатят за то, что были полными болванами!
— Ладно, ладно! — примирительно произнес Димз. — Но скажи-ка, Шодресс, какое дело ты собираешься мне пришить? Какое убийство?
— Какое убийство? Сам не знаешь? Да убийство Вестовера! Скажешь, этого мало?
— Убийство? — усмехнулся Одиночка Джек.
— Вы только поглядите на его ухмылку! — воскликнул Шодресс. — Черт меня подери, ему, видите ли, весело! Да, я сказал — убийство Вестовера! Разве не ты подкрался к нему в темноте и застрелил его?
— Ну да, — согласился Димз. — А те четверо, что с ним были, бросились бежать, для того чтобы после свидетельствовать против меня, так, что ли?
— Они засвидетельствуют, как тебя повесят, Димз. Это уж точно. Как тебе это нравится, парень?
— Это только убедило меня в том, что я знал и раньше, — ответил Одиночка Джек. — Теперь я уверен, что выживу и выберусь из этой тюрьмы, а потом выбью пулей твои мозги, Шодресс. Я всегда знал, что этим кончится, с того самого момента, как впервые тебя увидел. И сейчас я убежден в этом, как никогда раньше!
Лицо Александра Шодресса побагровело и раздулось от ненависти. Он шагнул вперед, пол прогнулся под его весом, и поперек лица узника вспыхнул рубец от резко хлестнувшей плети.
— Ты трусливый убийца! — прорычал Шодресс.
Внезапно плеть была вырвана из рук Алека. Как ни боялись его в Джовилле, все же негромкий вздох облегчения вырвался из груди головорезов, вошедших в камеру следом за ним. — Ведь удар был нанесен беспомощному человеку.
Плеть из руки Шодресса выхватил Стив Гранж. Теперь он встал перед посиневшим, задыхающимся толстяком и сердито крикнул:
— Не смей, Алек! Он не может тебе ответить, и ты пользуешься этим!
Шодресс метал громы и молнии, будто собирался швырнуть молодого человека на растерзание тиграм. Но в следующий момент, увидев серьезные лица своих вассалов, понял, что на сей раз зашел слишком далеко.
— Ты прав, Стив, — покорно сказал он. — Я немного забылся. Помнил только о том, что передо мной гнусный трус, который убил моего старого друга Вестовера! Димз не человек, он не заслуживает того, чтобы с ним обходились по-человечески!
Шодресс тяжело дышал. Вокруг никто не шевельнулся, ни единого звука не вырвалось в ответ — люди жались от ужаса перед тем, что только что видели. И тогда в этой внезапно наступившей тишине все услышали слабый, отдаленный вой, похожий на вой вышедшего на охоту волка.
Шодресс внезапно оживился.
— Вот! — крикнул он, указывая пальцем на открытую в камеру дверь. — Вот он кто такой, этот Димз, и вот кто его братья!
Все согласно закивали. Но это маленькое происшествие, казалось, случилось так кстати, будто здесь произошло нечто более значительное, нежели простое совпадение обстоятельств.
Все глаза повернулись к пленнику.
У того не дрогнул ни один мускул — ни под ударом плети, ни позже, когда длинный красный рубец пролег через все его лицо — левую бровь, переносицу и правую щеку. И потекла тонкая струйка крови, окрасившая красным его губы. Но его темные, выразительные глаза упорно, не отрываясь, безо всякого выражения, как на пустое место, смотрели в лицо Шодресса.
— Что там у тебя на уме? — вдруг не выдержал Шодресс, попятившись под этим странным взглядом. — Что ты на меня так уставился?
— Я уже вижу, как ты лежишь мертвый на улице, — медленно произнес Димз. И кивнул, как будто перед его внутренним взором встала отчетливая и удивительная живая картина.
Шодресс совсем потерял контроль над собой и заорал:
— Он спятил! Но вот что я тебе скажу: если ты выйдешь из этой камеры, так только когда я засну! Потому что я буду жить прямо здесь, в тюрьме, и спать здесь, и есть, и с нетерпением ждать того часа, когда получу удовольствие, увидев, что ты болтаешься на конце веревки!
Он пошел к двери, и, грузно переставляя ноги-тумбы, вывалился из камеры. Но Стив Гранж остался и, повернувшись к пленнику, посмотрел в его темные глаза.
— Прости, — сказал он наконец. — Очень прошу, прости. Это была грязная выходка. Выходка грязной скотины! — И вдруг добавил: — Димз, мне плевать, что про тебя говорят. Я был с тобой и знаю, что я видел сегодня ночью. Ты — порядочный человек! Ты настоящий мужчина! Скажи, что я могу для тебя сделать, и я сделаю все!
— Ты брат Эстер Гранж? — спросил пленник.
— Да.
— Тогда ты ничего не можешь сделать для меня.
— Почему?
— Пойди спроси у нее, она тебе расскажет.
И Стив Гранж, совершенно сбитый с толку, послушно покинул тюрьму.
Глава 34
ЖАБЬИ МАНЕРЫ
Все меры предосторожности были приняты, чтобы удержать узника в тюрьме. Сам Шодресс откровенно демонстрировал гордость и удовлетворение от его поимки и, кажется, в самом деле собрался поселиться в тюрьме. С этой целью он специально назначил себе заместителей, а для большей уверенности при нем неотлучно находился Дэн Макгрюдер. Все знали, что этот человек лучше других понимал сложную и непредсказуемую натуру пленника, поскольку на собственном горьком опыте убедился в его искусстве, и потому, как само собой разумеющееся, ни на миг не утрачивал бдительности. Что до кандалов, которыми сковали Одиночку Джека, то их не скупясь наложили по две пары на запястья и лодыжки. И к ногам вдобавок приковали тяжелое железное ядро, которое когда-то служило оружием в битве, а нынче превратилось в орудие усмирения узника.
Но хотя Димз был увешан цепями и грузами, хотя руки его ни на минуту не освобождались от тяжести двух наручников, в остальном Одиночку Джека содержали вполне сносно.
Каждый день он виделся со многими людьми. Не только жители города, которые из-за любопытства никак не могли вдоволь на него наглядеться, приходя к нему; нет, сюда приезжали и ковбои со всей округи, чтобы посмотреть на своего рода знаменитость и сказать ему пару слов. Поведение узника поражало всех. Его как будто совсем не беспокоило и не смущало то, что они в упор таращились на него. И он был не против перемолвиться с ними парой слов. Так что благодаря этому репутация Димза утратила часть своей сверхъестественной таинственности. Он больше не был жутким призраком — скорее просто искусным и потрясающе ловким парнем, человеком редкой храбрости и исключительного мастерства в обращении с оружием.
«Быстрый, как Одиночка Джек» — такое вот появилось в народе сравнение, когда хотели подчеркнуть молниеносность чьей-либо реакции. «Храбрый, как Одиночка Джек» — означало, что человеку попросту неведомо чувство страха. А «стреляет, как Одиночка Джек» стало бы высочайшей похвалой, если бы отыскался другой такой же, как он, умелец обращаться с оружием, который никогда не промахивался.
Когда всем стало ясно, что он вовсе не отвратительная тварь, в тюрьме стали появляться даже женщины и приводили своих детей, чтоб те посмотрели на храбреца. И они смотрели, и смеялись, и разевали рты, и тыкали в него пальцами, когда он улыбался им в ответ с неизменным добродушием.
День суда над Димзом быстро приближался.
За день до того, как он должен был начаться, под вечер в тюрьму пришел Стив Гранж и обнаружил, что заключенный играет в покер с Дэном Макгрюдером. Это превратилось в постоянное занятие в дни, когда дежурил Дэн. Они устраивались за столом у окна в общей комнате на третьем этаже. Солнечные лучи заливали помещение, светлое пятно передвигалось по полу, обозначая течение дня, а Одиночка Джек все сидел на краю стола, держа карты и удобно пристроив на нем окованные тяжелым железом руки. Напротив него сидел Дэн Макгрюдер и тасовал карточную колоду.
За этим приятным занятием и застал их Стив Гранж, когда забрел в помещение. Час был поздний, посетителей в тюрьму в это время, как правило, уже не допускали. Но Стив Гранж как раз являлся исключением из правил и казался таким важным, что мог входить куда и когда угодно.
С минуту понаблюдав за игрой, он уселся на подоконнике, как раз когда вернулся после обеда Шодресс.
— Привет, Стив, — сказал тот. — Какие новости?
— Никаких.
— Эпперли как, без перемен?
— Эпперли с каждым днем все лучше. Сейчас он уже вне опасности.
— Слушай-ка, Стив, с чего это Эстер так носится с этим парнем, не скажешь мне?
— А ты должен знать, — ответил Стив Гранж. — Наверное, она потому оставила его у нас, что так ей легче укрыть его от твоих охотничков.