— Конечно знал, — опять улыбнулся Кид. — У вас с самого начала не было ни единого шанса, ребята! Ведь все это время Бад только и делал, что ждал моего сигнала, чтобы наброситься на тебя!
Сам Бад, замерший у дверей, низко опустил голову, чтобы написанное на его лице изумление не бросилось в глаза Дисону. А тот, схватившись за голову, раскачивался из стороны в сторону, вне себя от мучительного унижения. Ведь он рассчитывал без всякого труда схватить знаменитого Кида, а вместо этого, одураченный и связанный, как баран, сидел перед ним, ожидая его приговора.
— Какого же дурака я свалял?! — горестно прошептал Сэм.
— Конечно, конечно, — любезно согласился Малыш. — Неужто ты не знал, что Бад Трейнор не из тех, кого можно купить?
Дисон отвернулся и в упор взглянул на Бада.
А тот, подняв голову, бросил на Кида странный взгляд, улыбнулся чуть смущенной улыбкой, будто им обоим не были нужны слова, чтобы понять друг друга, но предпочел промолчать.
— Теперь-то я понимаю, — прошипел Сэм. — Он просто водил нас за нос!
— Кажется, ты что-то хотел мне рассказать, так, Дисон?
— Повтори еще раз, что ты хочешь знать.
— Кто вас послал?
— Ну, это как раз проще простого — Джек Харбридж. Помнишь такого? Сказал, что хочет свести с тобой счеты за то, что ты как-то надул его года два-три назад.
— Харбридж, говоришь?
— Да.
— Это что же, значит, он все еще не забыл ту партию в покер, верно?
— Получается так.
— Странно… В тот день он попытался надуть меня. Тогда я слегка подтасовал колоду, сунув в нее два туза. Одного он прикупил, и тут, как назло, появился второй. Ну ладно! Итак, значит, это Харбридж?
— Да, он.
— Рад слышать. А сколько он вам посулил?
— Десять тысяч чистыми.
— Хорошие деньги, будь я проклят. Где же вы последний раз видели Джека?
— Там, наверху. Мы повстречались с ним на холмах. А было это недели две назад.
— Похоже, вам пришлось порядком погоняться за мной, верно?
— Оно того стоило.
— Неужели так уж долго спуститься в долину?
— А мы не знали, что ты тут. По крайней мере, не сразу узнали. А потом, нам еще нужно было попрактиковаться в стрельбе. Думали, взять тебя будет трудно… Ты ведь не сдашься без боя. Эх, надо было сразу всадить в тебя пулю, с самого порога! — Он тяжело вздохнул, оскалив зубы. Но это уже было мало похоже на улыбку.
— Ты бы так не смог сделать, Дисон, — спокойно возразил Кид. — Бад, взгляни-ка, как там кочерга? Я хочу, чтобы она раскалилась добела.
Бад молча направился к очагу.
— В чем дело?! — завизжал Сэм, побелев еще больше.
— Видишь ли, — спокойно пояснил Малыш, — мне надо вытянуть из тебя правду. А ты все время врешь, Дисон, и мне это порядком надоело.
— Я сказал тебе чистую правду, клянусь!
— Тогда, боюсь, придется попробовать выплавить из тебя другую, еще более чистую правду. Ничего не поделаешь, старина! А кстати, чем так уж плоха кочерга?
— Почти раскалилась, — буркнул Бад, заглядывая в очаг и окинув придирчивым взглядом орудие пытки.
— Ну что ж, будем считать, что все готово, — проговорил Кид. — Тащи ее сюда, дружище!
Бад молча кивнул, обернул руку тряпкой и вытащил кочергу из огня. Конец ее, раскалившись добела, с треском рассыпал вокруг яркие искры. С первого взгляда можно было подумать, что он расплавился и капли раскаленного металла с шипением и свистом капают на пол.
— Ты не осмелишься! — брызгая слюной, проревел Дисон. — Я же сказал тебе…
Кид улыбнулся:
— Ты паршивая крыса, Дисон. Трусливая, вонючая крыса, и всегда был таким. Я вытяну из тебя правду, всю, до последнего слова, а иначе распишу тебе физиономию, словно книгу, так что твои приятели все прочтут У тебя по лицу, если смогут.
— Убери проклятую штуку! — простонал Сэм.
— Убери ее, Бад, — велел Малыш.
Бад мгновенно послушался.
— Ну, так кто послал тебя?
— Шей, — прохрипел Дисон и мешком свалился на стул. Голова его откинулась назад, тело конвульсивно содрогалось. Он, похоже, совсем обезумел от страха.
— Так, я и думал, — заметил Кид. — У Шея как раз были причины попробовать добраться до меня. Стало быть, это он предложил вам десять тысяч за мою голову? Так, Дисон?
— Да, да, это так.
— Рад это слышать. Точнее, приятно, когда у человека нет проблем с наличностью. А почему вы, скажем, не прихватили с собой Диксона?
Этот вопрос застал Дисона врасплох.
— Кто тебе сказал? — воскликнул он.
— О Диксоне?
— Да, о Диксоне. Что за змея завелась у нас, хотел бы я знать? Как ты все это пронюхал?!
— Сам догадался, — усмехнулся Кид. — Скажем, я давно знал, что он заодно с Шеем. А эта работенка как раз для такого парня, как он!
— Чэмп сказал, что он с этим не станет связываться, — буркнул Сэм, все еще не в силах прийти в себя от изумления. — Говорит, что с тех пор, как ты убрался из города, удача отвернулась от него. Понятия не имею, с чего это вдруг взбрело ему в голову, но только он уперся, как баран! Богом клянусь, на это стоило посмотреть! Хотелось бы мне знать, Кид, что это за удача такая, которую может принести парень вроде тебя!
Он метнул в сторону Малыша разъяренный взгляд.
— Ну, вот и хорошо. С меня достаточно, — объявил Кид. — Теперь ты мне больше не нужен.
Дисон встал:
— И что меня ждет? Пуля в спину, я так понимаю?
— Разве я когда-нибудь стрелял в спину? — мягко спросил Кид.
— Когда-то ж надо начинать! Или ты хочешь сказать, что отпускаешь меня?
— Кажется, мы договорились с самого начала: твоя жизнь в обмен на нужную мне информацию. Или ты не понял?
— Ты правду говоришь, Кид?
— Правду, Дисон. А теперь убирайся!
Сэм медленно направился к двери. Взявшись за ручку, немного помялся, потом неохотно поднял голову и взглянул на Малыша.
— Ну что ты за человек такой, понять не могу! — вздохнул он. — Можно подумать, у тебя уши повсюду! Вот скажи на милость, откуда ты догадался, что вовсе не Харбридж стоит за всем этим? Джек ведь ненавидит тебя лютой ненавистью, верно? А потом, у него есть деньги, чтобы заплатить за твою голову.
— Просто обычно Харбридж сам обстряпывает такие делишки, — объяснил Кид. — И в конце концов, ведь это было не больше чем догадка, Дисон. Обычный блеф, но сработал он отлично.
Физиономия Сэма исказилась гневом и жгучей ненавистью.
— Терпеть не могу когда меня обувают, как последнего идиота, — прошипел он. — И ненавижу, когда блефуют! А теперь, Кид, если у тебя есть еще что сказать, говори!
— Да, — кивнул тот. — У меня к тебе просьба. Передай кое-что от меня Шею, идет? Передашь? Только слово в слово!
— Идет!
— Скажи, что я загляну как-нибудь на днях, когда он будет дома. И еще скажи, что если ему придет в голову послать кого-нибудь из своих вонючих, трусливых крыс к Трейнорам — если он надумает причинить зло старикам, — я глаз не сомкну, а достану его! Передай, что жизни не пожалею, но и ему тогда не жить! Он и вздохнуть не успеет, как его дом превратится в угли и пепел! Передай, что найму краснокожих для этого дельца — уж они мне не откажут. Это то, что касается стариков. А что до Бада, то он сам позаботится о себе, так же, как и я. Может охотиться на любого из нас, если есть желание. Тут у него развязаны руки. А теперь, Дисон, пошел прочь и не вздумай возвращаться! Только когда встретимся в другой раз, не советую медлить! Хватайся за пушку или беги, иначе ты покойник, пусть даже это случится в церкви!
Сэм, бросив в его сторону еще один, исполненный ненависти взгляд, толкнул дверь и выскользнул наружу. Мгновением позже до Кида и Бада донесся громкий стук копыт, когда лошадь карьером вылетела со двора и помчалась по тропе, ведущей в долину.
Оставшись вдвоем, парни взглянули в глаза друг другу.
— Кид, — хрипло прошептал Трейнор. — Даже не знаю, что и сказать…
— Можешь поблагодарить меня за то, что с сегодняшнего дня свора мерзавцев пустится по твоему следу, — любезно парировал Малыш.
— Эти? — переспросил Бад и с улыбкой махнул рукой. — Ну, с этими-то я управлюсь! Но ты… почему ты так поступил? Почему?
— Как поступил?
— Ну, сказал, что я вроде как твой партнер, что мы с тобой были заодно!
— Ответь, Бад, ты счастлив здесь, в этом доме?
— Здесь?! Да, кажется, в тюрьме я и то был бы Счастливее, ей-богу!
— Но тропа ведь не тюрьма, верно? А почему бы нам не пойти по ней вместе? Мы бы стали партнерами.
— Да я бы с радо… Но… стоп, Кид. Разве ты забыл, кто я? Не стою я этого, старина!
— Хватит болтать, — усмехнулся Малыш. — Это уж мне решать — стоишь или не стоишь! А теперь, может, пожмем друг другу руки?
Бад Трейнор медленно покачал головой. Круто повернувшись, он ринулся к двери, но Кид оказался быстрее. Его правая рука взлетела в воздух и железные пальцы сомкнулись на запястье у Бада. Еще мгновение, и сделка состоялась.
Глава 15
СУХОПУТНЫЕ АКУЛЫ
Спустя два дня после этих событий Конопатый Грегори с ранчо Милманов зашел в корраль, набросил лассо на шею упрямому жеребцу с надменным горбатым носом римского патриция и принялся учить его приличным манерам. Но громадный мустанг без устали то взвивался, казалось, под самое небо, то неистово бил задом, так что под конец у Грегори потемнело в глазах, а зубы стучали так, что он чуть было не оглох. Прошло еще десять минут. Наконец жеребец, видимо, решил, что счастье отвернулось от него, а может, просто выдохся. Во всяком случае, прекратил скакать из стороны в сторону и пустился вдоль изгороди вполне приемлемой рысью, дружелюбно фыркая, чутко поставив уши.
Но эта показная покорность ни в малейшей степени не обманула Грегори. Не было ничего такого, чего бы он не знал о лошадях. А поскольку торчащие кончики ушей могли говорить не только о дружеских намерениях, но и том, что животное, затаив обиду, что-то замышляет, он все время был начеку. Если мустанг что-то задумал, жди беды, вертелось у него в голове.
Поэтому он ничуть не удивился, когда, взобравшись по тропе на холм в направлении Харри-Крик, мустанг вдруг заартачился и опять встал на дыбы. Это случилось, когда они уже перевалили через вершину и стали спускаться вниз.
Для любого коня ничего не стоит встать на дыбы, если это на ровной поверхности. Другое дело, когда тропа идет под уклон, тогда проделать такое в десять раз сложнее. Но уж если упрямец выкинет этот фокус — держись, ковбой! Усидеть в седле в этом случае — дело нешуточное! Грегори, который первые десять секунд, можно сказать, висел на волоске, все-таки умудрился вытянуть жеребца хлыстом с такой силой, что упрямая скотина заработала отметину на носу до конца своих дней. Ожесточенно работая хлыстом и охаживая жеребца по бокам, Грегори вдруг поднял голову и решил, что ему померещилось. Прямо перед ним расстилалась долина, но ее склоны в данную минуту представляли собой странное зрелище.
Хребет и склоны Харри-Крик, казалось, шевелились — они были сплошь покрыты коровами, которые, как ни странно, не спускались к водопою. Вместо этого они с покрасневшими от жажды глазами неподвижно стояли, глядя в одну сторону.
Грегори протер глаза, поморгал и снова уставился на них.
Ручей Харри-Крик являлся частью ранчо Милманов. Он питал его так же, как кровь питает человеческое тело. Ибо на многие мили кругом нигде не было ни капли воды, кроме как в этом ущелье. Конечно, бывало, что во время сильных дождей между холмами на несколько дней оставались большие лужи, но это случалось нечасто. На ранчо всегда хватало сочной травы для скота. А немного дальше, у самого его края, тянулись леса. Но вода была только в Харри-Крик. Однако ее всегда хватало.
Еще много лет назад, когда отец Милмана впервые появился в здешних местах, у него достало сообразительности устроиться именно здесь, неподалеку от ручья.
Харри-Крик брал начало высоко в горах, а оттуда с ревом и шумом низвергался вниз по глубокому ущелью. В те далекие времена, когда поблизости появилось ранчо, сердитый его рокот докатывался до самого фермерского дома, будто предупреждая о приближении беды. Вырвавшись на свободу из каменных тисков каньона, он несся дальше, прокладывая себе широкую дорогу меж окрестных холмов, и, добежав до горной цепи, снова низвергался на дно узкого ущелья, отвесные стены которого вздымались высоко вверх. Конечно, коровам было бы трудно спуститься на водопой по крутым склонам обоих каньонов, но в этом и не было нужды. Ранчо Милманов само по себе являлось не чем иным, как гигантской дамбой. Самая узкая часть их владении приходилось как раз на то место, где ручей, поднявшись на поверхность из одного ущелья, некоторое время нес свои воды меж холмов, прежде чем снова укрыться среди скал. Тысячи и тысячи акров плодородной земли, то, что владельцы называли западным и восточным ранчо, лежали по обе стороны ручья. И сюда на водопой стекался скот с самых дальних уголков пастбищ.
Молодняк обычно приходил к ручью каждый день. Старые коровы предпочитали пастись на равнине, где среди холмов росла самая сочная трава. Когда же жажда становилась нестерпимой, раз в два-три дня они отправлялись на водопой кто шагом, а кто торопливой рысцой. Добравшись до ручья, заходили в воду по самое брюхо, пили и пили до отвала. Потом медленно и важно выбирались на берег, чтобы улечься на невысокой траве, которая, как правило, бывала объедена до самых корней. Вволю понежившись на солнышке, снова пили, теперь уже впрок, прежде чем неторопливой поступью двинуться назад, на излюбленные пастбища.
Но в это утро измученные жаждой стада не смогли, как обычно, спуститься к ручью. Часть коров, кто еще мог терпеть, улеглась вдалеке, остальные нетерпеливо бродили взад-вперед. Некоторые, обезумев от близости воды и раздувая воспаленные ноздри, кружили возле берега. Время от времени, поодиночке или небольшими группами, они делали отчаянные попытки спуститься вниз, откуда до них доносилось звонкое журчание ручья. Но каждый раз кто-нибудь из незнакомых ковбоев, карауливших по обе стороны ручья, безжалостно гнал их прочь. Взвивались лассо, слышались выстрелы, крики, коровы, обезумевшие от жажды, возвращались назад и, ничего не понимая, налитыми кровью глазами беспомощно оглядывались вокруг. Судя по всему, тут было достаточно людей, чтобы не подпускать скот к ручью вдоль всего его течения от ущелья до ущелья. Кроме того, Грегори вдруг заметил, как с дальней от него, восточной стороны в эту минуту к ручью подъехали сразу несколько фургонов. Очевидно, там был разбит лагерь. К небу поднимался дымок. Люди разгружали один из фургонов, и, насколько мот заметить Грегори, около него на земле уже высилась целая гора чего-то, напоминавшего издали толстые мотки только что отполированного серебра.
Ему было достаточно одного лишь взгляда на эту груду, чтобы догадаться, что это такое — наваленные один на другой мотки толстой проволоки!
В кустах у самой воды какие-то люди нарезали ее на куски большой длины, пока другие, двигаясь двумя небольшими группами навстречу друг другу от самого входа в каньон, натягивали проволоку, огораживая ручей с обеих сторон. Кровь бросилась ему в голову, удушливой пеленой застилая глаза, мысли вихрем кружились в голове. Грегори чуть не обезумел от ярости. Еще раз для верности он потер кулаками глаза, потом поморгал, словно надеясь, что это кошмарное зрелище растает без следа.
Но оно не исчезло. Больше того, ему показалось, что теперь он видит все еще отчетливее.
Раннее жаркое солнце быстро разогнало последние остатки утренней дымки, и сейчас все происходящее было видно как на ладони. Казавшиеся на расстоянии крошечными, фигурки людей копошились, как трудолюбивые муравьи, занимаясь своим делом. А за ними, там, где только что натянутая проволока сверкала на солнце, точно серебряная паутина — след какого-то чудовищного паука, взад и вперед скакали вооруженные люди, ни на минуту не спуская глаз с измученных жаждой коров.
Грегори попытался сосчитать, сколько их. У него получилось шестнадцать — шестнадцать вооруженных человек, не считая тех, кого он, возможно, не мог видеть за фургонами, или же тех, кто старался по тем или иным причинам оставаться незамеченным.