А беседа их почти целиком состояла из самых что ни на есть пустячных фраз, в перемежку с длиннющими паузами, изредка прерываемыми бряцанием струн под рукой Питера Куинса. Это молчание волновало Розу, или так только казалось.
— Вы задумались, сеньор, — не удержалась она.
— Да, — последовал ответ.
— Вспоминаете кого-нибудь, кто далеко отсюда.
— Да.
— Это женщина.
— Да.
Ему доставило удовольствие наблюдать, как по лицу девушки пробежала тень.
— Вспоминаю руки всех женщин, которых я знал.
— О-о!
Он заметил, как тень почти исчезла и собеседница настроилась услышать комплимент в свой адрес.
— И не могу вспомнить ни одной, Роза, которая могла бы похвастаться такими чудесными, как у тебя.
— Сеньор! Но, видно, своей музыкой вы разговариваете с этими другими.
Действительно, в течение всего разговора пальцы легко, очень легко перебирали струны.
— Тут уж не моя воля, Роза.
Пораженная такой откровенностью, она сердито нахмурилась. Ее ухажеры так себя не вели. Постепенно на лице снова появилась улыбка, а взгляд огромных глаз смягчился.
— В этих делах никто не волен, — согласилась она. — А вас судьба сводила со многими женщинами, сеньор?
— Я всегда любуюсь красотой на расстоянии, — ответил Питер Куинс.
— И я должна этому верить?
— Если угодно, — развел руками Питер, и оба рассмеялись.
В проеме возникла отвратительная одноглазая рожа. Приподняв шляпу, человек просительно улыбался Розе.
— Да выйти тебе замуж за богатого и заиметь много сыновей, сеньорита.
— Вор! — крикнула Роза, стремительно оборачиваясь к бродяге. — Забыл, как в прошлом месяце тебя гнали из города плетками?
— Голод заставляет многое забывать.
— Тогда ты дурак!
— В вашем доме столько еды — от одного куска у вас не убудет!
— Не дам ни крошки!
Питера удивило ее злопамятство, и выражение его лица, несомненно, не ускользнуло от нищего.
— Сеньор, — взмолился тот, — я умираю от голода!
— Дьявол! — бормоча про себя, Питер Куинс достал из кармана полдоллара и кинул его в окно одноглазому. Но Роза, протянув свою изящную ручку, на лету перехватила монету.
— Говорю вам, что знаю этого человека и что он ужасный, ужасный, ужасный! — воскликнула девушка, пряча полдоллара к себе в карман.
— Чтоб твое лицо сморщилось раньше времени! — возопил нищий.
— Ах ты, крысоед! — огрызнулась очаровательная Роза, хватая чашку кипящего жира.
Бродяга скрылся и, видно не очень огорченный таким безразличием к страданиям его желудка, тут же принялся что-то пронзительно насвистывать.
— Вот послушайте! — все еще сердилась Роза. — Видите, что за пройдоха? Самый бессовестный попрошайка и самый большой мошенник во всей Мексике. Некоторые уверяют, что он служит Тигру, но, по-моему, Тигр не может пасть столь низко, чтобы пользоваться услугами этого пса!
— Слушай! — тихо произнес Питер Куинс. — Странная у него песенка. Слышно за версту, а мотива никакого.
— Что вы хотите сказать? — насторожилась Роза. — Да он, видно, другой песни и не знает. Наверное, все подобные негодяи ненавидят музыку! Она для них что отрава.
— Неужели? — пряча улыбку, усомнился Питер. — Но свист достаточно громок, чтобы служить сигналом, а?
Роза повернулась и внимательно посмотрела на него.
— Сигналом? — переспросила она.
— Я так, — успокоил Питер и, аккомпанируя себе на гитаре, тихо запел песенку о любви. Возможно, Роза и не понимала ее слов, но при страстных звуках ее головка, словно цветок под нежным июньским ветерком, мерно покачивалась из стороны в сторону.
Однако Питер одновременно повернул стул к вентанне и сам уселся так, что рукоятка револьвера оказалась под рукой. Свист нищего к тому времени затих вдали. Питер запел в полный голос.
— До чего прекрасно! — воскликнула Роза, подходя поближе. Наконец встала рядом, любуясь отливавшими золотом кудрями. — Пока поете, мамочка, чтобы не прерывать, не войдет. Не останавливайтесь, дон Питер!
И, предупреждающе подняв пальчик, она быстро наклонилась, и Питер ощутил, как его лба коснулись теплые губы. Песня Питера Куинса дрогнула как пламя свечи на ветру, но не затихла совсем и снова набрала силу. Теперь он пел, глядя прямо в глаза наклонившейся к его лицу Розе.
— Если остановитесь, — снова шепнула девушка, — если остановитесь, вернется мама. Не смейте останавливаться, дон Питер!
Красотка наклонилась снова, но, когда выпрямилась, Куинсу показалось, что за дверью кухни мелькнула большая неясная тень. Всего мгновение — и рука, прекратив щипать струны, незаметно опустилась на рукоятку револьвера. Чтобы скрыть отсутствие аккомпанемента, он запел еще громче. Затем, отодвинув Розу левой рукой в сторону, вскинул оружие.
Он не опоздал ни на секунду. Ибо за дверью, маячила крупная фигура человека, а на фоне маски, скрывавшей его лицо, поблескивал ствол револьвера на изготовку. Пуля незнакомца прожужжала над самой головой Питера, но сам незнакомец отлетел назад, будто сбитый невидимой рукой, и исчез из поля зрения.
Эхо выстрелов заглушил пронзительный визг Розы, пытавшейся удержать рванувшегося к двери Питера.
— Он притворяется! — кричала она. — Ждет тебя там… это Ранхель Вериал… Ранхель Вериал!
— Ждет, — подтвердил Питер, — с пулей в сердце.
Высвободившись из, рук девушки, он шагнул вперед. В этот момент дверь из жилой половины с треском распахнулась, и кухня наполнилась людьми. Они вслед за Куинсом бросились наружу, и их удивленным взглядам предстала могучая фигура с раскинутыми руками. Гигант, задыхаясь, последним усилием сорвал с лица маску. Да, все узнали Ранхеля Вериала, и он уже отходил.
Кто его убил? Да и возможно ли такое, что Вериала больше нет в живых? Правда ли, что эти открытые глаза ничего не видят? Питер удивленно разглядывал лицо бандита. Хотя он и дрался и убивал прежде, ему не доводилось видеть, как таинственно иссякает поток жизни и воцаряется вечное молчание. Слышал, как позади него Роза с неизбежными прикрасами распространялась о его геройском подвиге.
— До меня донесся еле слышный звук, — объясняла она, — я страшно испугалась. Вся закоченела, будто зимой. Обернулась и увидела в вентанне лицо в маске и широкие плечи. Поняла, что это Ранхель Вериал. Я никогда его не видела, но ни секунды не сомневалась, что это он. О нем ведь много рассказывали. Кто-то утверждал, что руки у него как передние лапы у пумы. Я так сразу и подумала, как поглядела на него.
Он целился из револьвера, потом повернулся и выронил его. Тут я закричала. Уверяю вас, сеньоры, дон Питер в это время сидел на стуле, играл на гитаре и пел. Ведь вы все слышали, что он пел до последнего момента.
Сеньоры, он увидел опасность, только когда я вскрикнула, и только тогда повернулся на стуле, выхватил револьвер и выстрелил — тогда, сеньоры, когда этот ужасный Вериал уже целился в него! Но убитым оказался Вериал. Мне даже подумалось, что его поразило молнией с неба. Я боялась, что дону Питеру крышка!
Глава 19
НЕМАЯ УЛИКА
Питер понимал, что ему невероятно повезло, и его победа выглядела чудом и без домыслов Розы. Но она, как свидетельница, неопровержимо представила дело таким образом, что, застигнутый врасплох, он уничтожил грозного врага одним небрежным движением руки. По толпе пробежал приглушенный шум голосов:
— Так вот почему Тигр не захотел с ним встретиться! Он и вправду его боится! Испугался! Тигр испугался и послал вместо себя Вериала!
Такое объяснение показалось правдоподобным даже Питеру, хотя, вспомнив выражение лица могучего всадника, стрелявшего в него во внутреннем дворике постоялого двора, он подумал, что этому человеку страх абсолютно неведом. А пока весь городок считал его героем. Люди глядели на него с почтением, смешанным со страхом. Даже в глазах Розы, начинавшей верить в многократно рассказанную ею самой историю, он больше не выглядел обыкновенным симпатичным ухажером, а представлялся знаменитым убийцей.
Когда ночью он вернулся к себе в номер, в дверь постучали, и, открыв ее, он увидел физиономию Хуана Гарьена. На этот раз шустрый на язык мошенник на время забыл о развязных манерах.
— Это правда? — Вот и все, что он произнес, запинаясь. — Правда?
— Заходи, Хуан, — потешаясь над его растерянным видом, пригласил Питер. — Ты о чем?
— С вами случилось сегодня что-нибудь еще? — изумленно раскрыл рот хитрый пеон.
— Да ты о чем, Хуан?
— Об убийстве Ранхеля Вериала.
— А-а, ты об этом?
Хуан слабо улыбнулся, принимая шутливый тон Питера, у которого, ей-богу, нет ни времени, ни желания отвлекаться на пустяки.
— Именно об этом. Ради Всевышнего, сеньор, вам что, каждый день приходится убивать по Вериалу?
— Нет, только по праздникам, Хуан.
— Но все произошло именно так, как рассказывает девушка? Что вас застали врасплох… и вы сидели спиной?
— Если хочешь, верь.
— Но можно ли верить? Скажите мне лишь одно, сеньор…
— Хоть тысячу, если угодно.
— Он достал револьвер раньше вас?
— Да, Хуан.
Гарьен перекрестился:
— Так приятно видеть вас в живых, сеньор. Если бы кто другой, а не Вериал…
— Ну?
— Но прежде чем я умру от любопытства, ответьте: неужели Тигр избегал сегодня встречи из страха?
— У меня нет желания читать мысли Тигра, — отрезал Куинс, — но когда встречу негодяя, то намерен привязать его к кактусу и как следует выпороть.
К удивлению Питера, Хуан не только не рассмеялся, даже не улыбнулся в ответ на эту нелепую шутку. Наоборот, широко раскрыв глаза, согласно закивал, будто полностью уверен, что именно так и будет.
— Вот что, — вдруг заявил Гарьен, — в таком случае я должен передать вам письмо.
С этими словами он достал из внутреннего кармана сложенный пополам кусок кожи, очевидно служивший ему бумажником, извлек оттуда конверт и вручил Питеру. Конверт из белой плотной бумаги, без единого пятнышка, будто его и не касалась рука отправителя. Имя Питера Куинса выведено удивительно изящным почерком. Почтовая марка отсутствовала.
— От кого? — спросил Питер.
— Имя отправителя внутри, сеньор. Мне не позволено говорить на эту тему.
Питер настороженно поглядел в лицо мошенника. Потом вскрыл конверт. В послании говорилось:
«Вторник, утро. Из Каса-Монтерей.
Сеньору дону Питеру Куинсу».
«До чего же глупо выглядят эти титулы, — подумал Питер, — особенно перед таким именем, как мое!»
«Мой дорогой сеньор Куинс, — начиналось письмо, — сегодня до меня дошли о вас поразительные вести. Ни больше ни меньше как сначала бросив вызов знаменитому Тигру и понапрасну его прождав, вы подверглись вероломному нападению не кого иного, как пользующегося дурной славой Ранхеля Вериала. Я также слышал, что, застигнутый врасплох, вы все же убили бандита. И теперь, задержавшись только для того, чтобы убедиться, что все обстояло действительно так, я направляю в ваши руки это письмо.
Вы, наверное, слышали обо мне от нашего общего друга, талантливого молодого инженера Мартина Эвери; но уверяю вас, несмотря на довольно обстоятельный рассказ обо мне, он, как вы увидите, нарисовал крайне ложную картину. Если вас удивляет, почему я начинаю письмо к человеку, которого никогда не видел, с личных выпадов, я отвечу, что решил пригласить вас к себе домой в качестве гостя.
Если же вас удерживает соображение, что чужих людей в дом не приглашают, хочу вас заверить: после того, что вы совершили сегодня, мы уже больше не чужие. Мы нужны друг другу. Если навестите меня, я подробно сообщу, каким образом мы можем и должны быть полезны друг другу. Сеньор, не исключено, я выхожу за рамки разумной осмотрительности, сообщая вам, что мне угрожает большая беда, что она также угрожает вам и что этой беде только мы вдвоем способны противостоять, помогая друг другу. Приезжайте ко мне и позвольте рассказать о нашей общей опасности. Или же, если сомневаетесь в правдивости моих слов, оставайтесь и станете свидетелем первых подтверждений этой угрозы.
Что до историй, услышанных вами от Мартина Эвери, не стану отрицать приведенные им факты; да и, полагаю, сеньор Эвери не способен на преднамеренную неправду. Отмечу, однако, что, какой бы чувствительной ни была его натура, слабому человеку не дано постичь мысли и побуждения сильного. После вашего печального опыта с Джозефом Полом мне вряд ли нужно говорить, что косвенные доказательства часто приводят к ошибочным заключениям.
А пока буду ждать вашего ответа, когда бы вы ни приняли решение. Время терпит.
В случае если вознамеритесь навестить меня, доверьтесь Хуану Гарьену, который, как вы знаете, достаточно умен и в еще большей мере честен.
Остаюсь ваш покорный слуга, Фелипе Монтерей».
Взглянув на подпись, Питер первым делом внимательно посмотрел в глаза хитрому мексиканцу. Но тот глядел на него широко распахнутыми, словно ворота конюшни, глазами, будто приглашая прочесть все, что у него на душе. Питер снова обратился к посланию. Он чувствовал, что у него в руках письмо весьма решительного и прямого человека или же конченого мошенника, к тому же не очень умного. Девять десятых из написанного, очевидно, включено в него просто только ради того, чтобы произвести впечатление и расположить к автору. Но оставшаяся десятая часть отмечена искренностью, которой нельзя пренебречь.
— Хуан, — внезапно спросил он, — где сеньор Монтерей останавливался поблизости от города?
— Поблизости от города?
— Когда писал это письмо.
— Он не был поблизости от города.
— Как далеко?
— Миль сорок… в Каса-Монтерей, сеньор.
Куинс улыбнулся.
— Я самый большой простак на свете, — рассмеялся он в лицо Хуану. — Охотно верю любым нелепым небылицам и глупостям; но не хочешь ли ты убедить меня, что известие об убийстве Ранхеля Вериала — сразу после случившегося — пронеслось сорок миль по горам, достигло Каса-Монтерей, и там хозяин замка написал это письмо, и его доставили сюда — и все это в течение самое большее трех с половиной часов; что за это время покрыто расстояние в восемьдесят миль по непроезжим местам…
— Не могу объяснить, сеньор, но письмо у вас в руках.
— В чем здесь обман?
— Обман?
— Давай-ка садись, Хуан, и закуривай. Я с тобой еще не кончил.
Последние слова Питер произнес с легкой угрозой, и Хуан моментально преобразился. Лицо не дрогнуло — он был хорошим актером, — но сам весь подобрался и стрельнул глазами в окно. Затем, как бы поняв, что помощи ждать неоткуда, опустился на стул и уставился на хозяина. В следующий момент принялся сворачивать сигарету. Раскурив ее с восхитительным хладнокровием, пустил дым к потолку. И все же Куинс видел, что парнем овладел смертельный страх.
— К вашим услугам, — изобразил он покорность на своей физиономии.
— Мне нужна правда, Хуан.
— Насколько я знаю — это сущая правда.
— Где ты получил письмо?
— Его бросили в окно, и оно упало мне на колени.
— Полно, приятель! Неужели надеешься, что я поверю этой сказке?
— Честное слово, все так, как говорю.
— Видел человека, бросившего письмо?
— Нет, сеньор.
— Выходит, никаких следов?
— Он прискакал верхом. Бросил письмо. Я видел мельком голую руку. Он сказал одно слово и ускакал.
— Какое слово?
— Монтерей.
— Пусть будет так, — с насмешкой заметил Питер. Гарьен всем видом пытался убедить, что ему можно верить. — Согласись, что это нелепо, Хуан.
— У сеньора Монтерея поначалу многое кажется нелепым, — серьезно возразил Хуан.
— К примеру?
— Я не имею права говорить о нем.
Хуан держался с таким достоинством, что Питеру стало неловко за свою несдержанность.
— Если откровенно, как, по-твоему, мне поступить, Хуан?
— Как приказывает сеньор Монтерей.
— Приказывает?
На губах Хуана мелькнула слабая улыбка.
— Вы считаете себя выше приказаний сеньора Монтерея?
— И любого другого.
Откинувшись на стуле, Хуан пожал плечами: