– Доверять тебе? Что я должен делать вместе с тобой? То, что я знаю о тебе, мне совсем не нравится. Ты распространял ложь обо мне и был, видимо, той движущей силой, которая стояла за моим увольнением из Мосс..
Внезапно меня осенило: он стоял за моим увольнением. Он хотел иметь меня для себя, для чего-то, что я должен был делать для него за пределами системы. Я уже слышал о подобных случаях в других разведках. Если в системе возникает проблема, то этого человека выгоняют, а потом используют его для себя – он хорошо подготовлен, натренирован, знает свое дело и систему и в то же время остается вне ее.
– Пойми, я знаю, что ты чувствуешь, но ты должен мне поверить, потому я взял с собой генерала. Ты ведь знаешь его, не так ли?
Я взглянул на лицо с грубыми чертами, уставившееся на меня с переднего сиденья. Его глаза сверлили меня насквозь. Я кивнул.
– Славно, а теперь слушай внимательно. У нас мало времени.
– Почему, зачем такая спешка?
– Твои друзья не уверены в тебе. Многие думают, ты сможешь вернуться. Другие думают, ты можешь раструбить обо всем, что ты знаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Они хотят тебя убрать с дороги. Ты понимаешь, они хотят увидеть твой труп. Ты будешь далеко не первым.
– Так что, они хотят меня застрелить? Или сбить машиной?
– Нет, они призвали тебя в резерв и как офицера связи прикомандировали к «Армии Южного Ливана». Как долго, тебе кажется, ты проживешь в Южном Ливане?
– Они знают там меня как агента Моссад, – сказал я огорченно. – Возможно, пару часов. Это был бы приятный метод, чтобы убрать меня. Но в этой истории есть одна неувязка.
– Неужели? – улыбнулся Эфраим.
– Да, по уставу после увольнения мне положен годичный перерыв до призыва в качестве резервиста. И даже тогда меня могут направлять только в так называемые «безопасные зоны».
– У тебя же есть друзья на флоте, разве нет?
– Да.
– Почему бы тебе не позвонить им и не попросить их посмотреть, призван ты уже или нет. Там ты узнаешь, что бумаги уже отправлены. Если ты через один-два дня не покинешь страну – ты мертвец.
У меня опустились руки. До этой минуты я воспринимал все, как происходящее с кем-то другим, как будто мы говорили о какой-то гипотетической ситуации. Но это было не так. Мы говорили обо мне и о моем увольнении. Я не чувствовал страха. Я только напрягся, мои мускулы на шее затвердели. Я смотрел через заднее окно на темную ночь. В воображении я уже видел себя в могиле где-то близ шоссе на Мердж Аюн.
– Что я могу сделать? Я успокоился. – Если документы уже отправлены, армия не даст мне освобождения. Без этих проклятых бумаг и компьютерного подтверждения я не смогу покинуть страну. Я буду вам благодарен, если вы побыстрей привезете меня домой, чтобы я то короткое время, которое у меня осталось, провел со своей семьей.
– Ты действительно думаешь, что мы сидели бы в машине ночью и ждали бы тебя только ради того, чтобы сказать тебе, что с тобой случится, не имея готового решения?
Я улыбнулся: – Я слушаю.
– Когда ты придешь домой, скажи жене, что тебя выгнали из Моссад. Потом ты скажешь, что ты как раз встретил пару друзей, которые посоветовали тебе как можно быстрей покинуть страну.
– А откуда я возьму деньги?
– Ты можешь продать свою вонючую тачку.
– Сколько можно получить за такую вонючую тачку?
– Чтобы выбраться из страны, тебе нужно около пяти кусков.
– Машина стоит в лучшем случае два.
– Повесь на него табличку, что машина продается, и ты продашь ее за шесть. Поверь мне, ты ее продашь. Потом ты возьмешь билет на самолет «Тауэр Эйр» до Лондона. Ты прилетишь в аэропорт Гатвик, поселишься в гостинице «Скайуэй», и там я выйду на контакт с тобой.
– Почему ты это делаешь? Что ты имеешь с этого? Что ты хочешь от меня?
– У тебя есть мое предложение. Я советую тебе его принять. Остальное я расскажу тебе, когда мы встретимся в Лондоне, конечно, в том случае, если ты туда приедешь. Он вышел из машины и пересел на сиденье водителя.
– Делай, что он говорит, Виктор, – тихо сказал генерал. – Доверься ему, все будет хорошо.
– Как будет с освобождением от военной службы?
Не поворачиваясь, Эфраим протянул мне маленький конверт. – Бумаги в порядке и зарегистрированы в компьютере. Через 72 часа они автоматически сотрутся, но тебя уже не будет, если ты еще раньше не отправишься в Лондон.
Глава 7
Молча, я вернулся к черной «Лянче» и сел в нее. Я больше не думал об этих двух людях на переднем сидении и зажег сигарету. Я чувствовал, как стучат мои сны в голове. Одно было мне понятно: если я решаюсь присоединиться к Эфраиму и его людям – ясно, что кроме Эфраима и генерала в дело замешаны еще люди – тогда я должен, как всегда, держаться до конца. Если ты прав, ты сможешь жить, если нет, то ты труп.
Если то, что сказал Эфраим, было правдой, а я в этом не сомневался, то можно было предположить, что его помощь не раз могла бы вытащить меня из дерьма. Он был главой мощной клики в Моссад, но очевидно не самым сильным, в противном случае мне не пришлось бы уйти. Но было возможно, что это ловушка, в которую я несусь, и в которой они смогут арестовать меня.
Машина остановилась за квартал до моего дома. «Конечная остановка!» – сказал водитель. Он не хотел останавливаться прямо у моего дома, вдруг за ним уже наблюдает «наружка»? Я вышел из машины, засунул руки в карманы и медленно пошел домой. Что я теперь расскажу Белле? «Дорогая, они вышвырнули меня из Моссад, а теперь хотят меня убить, поэтому я еду в Англию»?
Взволнованный, я стоял перед переговорным устройством. Что, черт возьми, должен я сказать человеку, которого люблю, но от которого я все скрывал? Мое извинение всегда было, что я хотел ее защитить; полная чепуха – так было проще для меня самого, в любом случае – до этого момента.
И вот я стоял и хотел выдумать еще одну новую историю, вместо того, чтоб сказать правду. Я начал бояться, что во мне вовсе не осталось правды. Возможно, лучше всего было бы подняться и вообще ничего не говорить, не делать, а ждать, пока придет повестка и все решит. Я последовал бы зову моей страны, надел бы форму и пошел бы туда, куда меня пошлют. До конца недели все закончилось бы. Почетные воинские похороны, возможно, что даже премьер-министр присутствовал бы на церемонии – я же, как-никак, полковник. Это было полностью в его вкусе, он мог бы говорить все, что угодно, и никто бы не возражал.
Ради чего нужно так стараться и пытаться остаться живым? Какой в этом смысл? Возможно, эти похороны самое лучшее, что со мной могло бы случиться. Я наконец-то снова стану послушным, и на этот раз – надолго.
Но я не был человеком, который ложится и играет роль мертвеца. Если есть шанс прорваться, я схвачусь за него, как бы мал он не был. И вот я стоял, сигарета почти выкурена, а я все еще не придумал, что же сказать Белле.
Я только надеялся, что она не бросит меня. Я бросил окурок в лужу и пошел вверх по лестнице, позвонил в дверь, и Белла, глянув в глазок, открыла мне. Она вошла передо мной в жилую комнату, на ней было белое платье, черные волосы блестели. Ее свежий, чистый запах еще сильней укрепил во мне чувство того, что я – грязный монстр.
На ее красивом лице не было улыбки. Казалось, что она уже давно не улыбалась.
Она села на софу, поджала ноги и скрестила руки на груди. Я чувствовал себя не в своей тарелке и в то же время знал, что это как раз то место, где я должен находиться. Все, что мне дорого, находилось в этой милой маленькой квартирке.
Я вспомнил, как увидел ее в первый раз.