1
1801. Я только что вернулся от своего хозяина -единственногососеда,
который будет мне здесьдокучать.Местопоистинепрекрасное!Вовсей
Англии едва ли я сыскал бы уголок,такидеальноудаленныйотсветской
суеты. Совершенный рай для мизантропа! А мистер Хитклиф и я - оба мы прямо
созданыдлятого,чтобыделитьмеждусобойуединение.Превосходный
человек! Он и не представляет себе, какую теплоту я почувствовал в сердце,
увидав, что его черные глаза такнедоверчивоушлиподброви,когдая
подъехал на коне, и что он с настороженной решимостью ещеглубжезасунул
пальцы за жилет, когда я назвал свое имя.
- Мистер Хитклиф? - спросил я.
В ответ он молча кивнул.
- Мистер Локвуд, ваш новый жилец, сэр. Почелзачестьтотчасжепо
приезде выразить вам свою надежду, что я не причинил вам беспокойства, так
настойчиво добиваясь позволения поселитьсянаМысеСкворцов:яслышал
вчера, что у вас были некоторые колебания...
Его передернуло.
- Скворцы - моя собственность, сэр, -осадилонменя.-Никомуне
позволю причинять мне беспокойство, когда вмоейвластипомешатьтому.
Входите!
"Входите" было произнесеносквозьстиснутыезубыипрозвучалокак
"ступайте к черту"; да и створка ворот за егоплечомнераспахнуласьв
согласии с его словами. Думаю, это и склонило меня принять приглашение:я
загорелся интересом к человеку, показавшемуся мне ещебольшимнелюдимом,
чем я.
Когда он увидел, что мой конь честно идет грудью на барьер, он протянул
наконец руку, чтобы скинуть цепь с ворот, и затемугрюмозашагалпередо
мной по мощеной дороге, выкликнув, когда мы вступили во двор:
- Джозеф, прими коня у мистера Локвуда. Да принеси вина.
"Вот, значит, и вся прислуга, - подумалось мне,когдаяуслышалэто
двойное приказание. - Не мудрено, что между плитами пробиваетсятрава,а
кусты живой изгороди подстригает только скот".
Джозеф оказался пожилым - нет, старым человеком, пожалуй, очень старым,
хоть крепким и жилистым. "Помоги нам, господь!" - проговорил он вполголоса
со сварливым недовольством,пособляямнеспешиться;ихмурыйвзгляд,
который он при этом кинул на меня, позволил милосерднопредположить,что
божественнаяпомощьнужнаему,чтобыпереваритьобед,ичтоего
благочестивый призыв никак не относится к моему нежданному вторжению.
Грозовой Перевал-такименуетсяжилищемистераХитклифа.Эпитет
"грозовой" указывает на те атмосферные явления,отяростикоторыхдом,
стоящий на юру, нискольконезащищенвнепогоду.Впрочем,здесь,на
высоте, должно быть, и во всякое время изрядно прохватывает ветром. О силе
норда, овевающего взгорье, можно судить по низкому наклону малорослых елей
подле дома и по череде чахлого терновника, который тянется ветвямивсев
одну сторону, словно выпрашивая милостыню у солнца.
К счастью,архитектор
был предусмотрителен и строил прочно: узкие окна ушли глубоко встену,а
углы защищены большими каменными выступами.
Прежде чем переступить порог, яостановилсяполюбоватьсягротескными
барельефами, которые ваятель разбросал, не скупясь, по фасаду, насажавих
особенно щедро над главной дверью, где вхаотическомсплетенииоблезлых
гриффонов и бесстыдных мальчуганов я разобрал дату "1500"иимя"Гэртон
Эрншо".Мнехотелосьвысказатькое-какиезамечанияипотребоватьу
сердитого владельца некоторых исторических разъяснений, но оностановился
в дверях с таким видом, будто настаивал, чтоб я скорей вошел или жевовсе
удалился, а я отнюдь не желал бывывестиегоизтерпенияраньше,чем
увижу, каков дом внутри.
Одна ступенька ввела нас прямо - без прихожей, без коридора -вобщую
комнату: ее здесь и зовут _домом_. _Дом_ обычно служит одновременно кухней
и столовой; но на Грозовом Перевале кухне,видно,пришлосьотступитьв
другое помещение - по крайней мере, я различал гул голосов и лязг кухонной
утвари где-то застеной;иянеобнаружилвбольшомочагеникаких
признаков, что здесь жарят, варят или пекут; ни блеска медныхкастрюльи
жестяных цедилок по стенам. Впрочем, в одном углу сиял жарким светом набор
огромных оловянных блюд, которые, вперемежкуссеребрянымикувшинамии
кубками, взобрались ряд за рядомпоширокимдубовымполкамподсамую
крышу. Никакого настила под крышей не было: вся ее анатомия быладоступна
любопытному глазу, кроме тех мест, гдееескрывалокакое-тодеревянное
сооружение,заваленноеовсянымилепешкамииувешанноеокороками-
говяжьими,бараньимиисвиными.Надкаминомпримостилосьнесколько
неисправных старых ружей разных образцов да пара седельных пистолетов; и в
виде украшений по выступу его были расставлены три жестяные банкипестрой
раскраски. Пол был выложен гладким белым камнем; грубо сколоченныекресла
с высокими спинками покрашены были в зеленое; да еще два илитричерных,
потяжелее, прятались в тени.Вуглубленииподполкамилежалабольшая
темно-рыжая легавая сука со своройвизгливыхщенят;подругимзакутам
притаились другие собаки.
И комната и обстановка непоказалисьбынеобычными,принадлежиони
простому фермеру-северянину супрямымлицомидюжимилодыжками,силу
которых выгодно подчеркивают его короткие штаны игетры.Здесьвлюбом
доме на пять-шесть миль вокруг вы,еслизайдетекакразпослеобеда,
увидите такого хозяина в кресле за круглым столом, перед пенящейся кружкой
эля. Но мистер Хитклиф являет странный контраст своему жилью и обиходу. По
внешности он - смуглолицый цыган, по одежде и манере - джентльмен, конечно
в той мере, в какой может назваться джентльменом иной деревенскийсквайр:
он, пожалуй, небрежен в одежде,нонекажетсянеряшливым,потомучто
отлично сложен и держится прямо. И он угрюм. Иные, возможно, заподозрятв
нем некоторую долю чванства,невяжущегосясхорошимвоспитанием;но
созвучная струна во мне самом подсказывает мне, что здесь скрывается нечто
совсемдругое:язнаючутьем,чтосдержанностьмистераХитклифа
проистекает из егонесклонностиобнажатьсвоичувстваиливыказывать
встречное тяготение.