Слёзы так и лили по лицу…
Неожиданно передо мной появился Детлеф. Протянул мне бумажный платок, потом ещё один и ещё один, но я была слишком занята собой и своей трагедией, что бы вообще как-то воспринимать Детлефа. Только намного позже мне стало ясно, как это мило было с его стороны пойти искать меня снаружи.
Атце я не хотела видеть больше никогда и ни при каких условиях. Особенно теперь, когда я чуть не разревелась перед всеми, показав, насколько я завишу от него.
Я думала, что не выдержу, если он мне попадется на глаза. Детлеф всё же втащил меня обратно в «Саунд»…
Мне всё равно пришлось бы вернуться, потому что у Атце был ключ от ящика с моими шмотками. Я заставила себя пойти в кинозал, спугнула Атце и получила ключ.
Пошла, забрала вещи, но сил отдать ключ у меня уже не было. Детлеф был поблизости и передал ключ Атце.
Было уже почти два. Метро давно закрылось. Я стояла перед «Саундом» и просто не знала, куда деваться. Во мне росло непреодолимое желание чем-нибудь загрузиться. Да, да – теперь это было просто необходимо! Деньги давно закончились.
Мимо как раз проходил один кадр из нашей «Домашней» компании, Пантер. Я знала, что он приторговывает ЛСД, и что у него всегда очень качественный товар.
Выпросила у него кислоты…
Сожрав колесо, я сбежала вниз, на танцпол, и полностью разошлась в танцах. Я отплясывала, как сумасшедшая, где-то с час. У меня уже ноги подкашивались, а лепёшка всё не цепляла. Я подумала, что Пантер надул меня. К счастью, тут в «Саунд» подошли люди из «Дома», и я уцепилась за Пита. Его уже перло… Я сбивчиво рассказала ему историю с Атце, но Пита, конечно, мало волновали мои проблемы, его просто глючило. Он сказал мне только «А…, забудь, это, подружка – ерунда!» Утешил, короче…
Я съела ванильный пудинг, сказала: «Весь мир – безотрадное и ужасное говно», и пошла возвращать миску из-под пудинга, чтобы получить залог обратно. В «Саунде» нужно было за каждый стакан и миску вносить залог… Тут меня торкнуло, и как торкнуло! Это было как вспышка! Опрокинув скамейку, я грохнулась на пол. Потом танцевала до закрытия…
Снаружи я снова столкнулась с Атце и Мони. Это не произвело на меня никакого впечатления. Я просто отвела взгляд и уставилась на какую-то афишу. Мони собиралась к Атце домой.
Мы, оставшиеся, погнали к зоопарку. Кому-то в голову пришла идея заглянуть в Европа-центр – мы шли мимо как раз. Ночь была достаточно тёплой, и поверх подтаявшего льда проступала вода. Я скользила по льду и думала, что перехожу море, как вдруг услышала, как зазвенело оконное стекло… Парни были уже внутри.
Один пролез сквозь выбитую раму, сломал какую-то кассу и выбросил нам монеты.
Прежде чем я что-либо поняла, мы все уже бежали. В моих насквозь мокрых ботинках на высоких каблуках я, скользя по льду, стала отставать. На углу дожидался Детлеф. Он подхватил меня под руки…
На Курфюрстендамм перед памятником добычу поделили, и я снова почувствовала вкус жизни. Мне досталось десять марок. Все были страшно счастливы. Даже не из-за денег, а потому что круто кинули двух охранников. Они так и не догнали нас. Мы просто с ума сходили от радости. Мы шли и подбрасывали монеты, устраивая настоящий денежный дождь. Тротуар был засыпан деньгами…
* * *
В праздничном настроении мы залетели в какой-то кабак на Цоо; он ещё был открыт. Я в первый раз была на Цоо, и мне почему-то стало как-то не по себе. Там творилось что-то невообразимое… Повсюду, пуская пузыри в блевотине, валялись алкоголики, бродили какие-то бомжи. Разве я знала, что уже спустя пару месяцев я буду проводить здесь всё свое время…
Около шести я поехала домой. Уже лежа в кровати, я в первый раз чуть не напоролась на ужас. На стене у меня висел постер с негритянкой, курившей джойнт.
В верхнем углу плаката было маленькое синее пятнышко, и пятнышко это вдруг начало превращаться в страшную харю какого-то Франкенштейна. Слава богу, я смогла вовремя отвлечься от этого глюка!
На следующий день проснулась полностью мёртвой… Сил встать с кровати у меня не было, я лежала и медленно думала: «Какая же ты, Кристина, должно быть, страшная уродина, что твой первый друг и месяца с тобой не выдержал – убежал!» Я подошла к зеркалу, взглянула на себя… Кошмар! То лицо, которое ещё вчера казалось мне так хорошеньким, таким загадочным, выглядело как лицо настоящей задвиги.
Под глазами, – как траурная повязка, – черная кайма, кожа рыхлая и жирная. А на носу я нашла прыщ!
Я сказала себе: «Всё, – с „Саундом“ покончено! Ты просто не можешь показаться на глаза Атце и компании…»
Всю неделю я пыталась заставить себя не думать и не вспоминать ни о клубе, ни о ребятах. Полностью отказалась от пластмассы, весь день пила только чай с гашишем да забивала себе джойнт за джойнтом. Через пару дней я снова была довольна собой. Я добилась того, что мне, за исключением меня самой, никто не нравился, и я, уж конечно, не была ни в кого влюблена. Я думала, что теперь, когда все мои чувства под контролем, мне нечего бояться встречи с Атце. Я думала, что в «Саунд» мне уже не хочется…
Следующая ночь с субботы на воскресенье показалась мне самой длинной ночью в моей жизни. Я оставалась дома… Первая за многие недели суббота, когда я не пошла в «Саунд»… От телевизора меня тошнило, и я не могла заснуть. Дурь кончилась. В третьем часу пришлось признаться, что без «Саунда» и людей оттуда жить я не могу…
Моя жизнь без них становилась совершенно пустой и бессодержательной.
Прошла ещё одна неделя, близились выходные. Я радовалась наступающей пятнице… Ещё в прошлое воскресенье я решила, что непременно пойду в «Саунд».
Вот и пятница! В праздничном настроении я залезла в ванную, засуетилась вокруг прически и пришла к выводу, что волосы вообще не надо причесывать. Оказалось, что это придает мне ещё больше загадочности…
Я вышла из дому заранее, чтобы успеть купить валиума. Беленькие я запила пивом, забросила вдогонку мандракс, и только тогда двинула в клуб. Оглушенная колёсами, я могла не бояться встречи с Атце. Где-то я раздобыла себе джинсовую шляпу, села за стол, уронила голову на руки и так проспала всю ночь.
Очнулась я оттого, что Детлеф снял с меня шляпу и гладил мои волосы. Спросил, что случилось. Я ответила, что ничего не случилось. Я была настроена чертовски недружелюбно, но было приятно, что он обо мне заботится…
Уже все следующие выходные я провела с ним, и у меня снова появилась причина ходить в «Саунд» – Детлеф.
Это была страшно долгая песня с ним, – по крайней мере, такого взрыва чувств, как с Атце, не было. Сначала мы просто ходили в «Саунд». Вместе. Мы много разговаривали друг с другом. Я стала лучше понимать себя в разговорах с ним. Мы были с ним на равных, и я могла говорить обо всём, не боясь, что он захочет использовать мои слабости. С ним было интересно общаться. Если мы спорили, то он мог переубедить меня, а я его. Нет, конечно, – Детлеф понравился мне ещё в первый раз, когда мы встретились! Но всё же он не казался мне таким крутым типом как, например, Атце, – выглядел он слишком не по-мужски, что ли, как-то уж слишком изящно… Но понемногу я стала замечать, что дружба с Детлефом даёт мне гораздо больше, чем дружба с Атце. Я чувствовала, что влюбляюсь в него от субботы к субботе всё больше, хотя, наученная горьким опытом, сопротивлялась тому, чтобы зависеть от какого-то парня. Но скоро мне пришлось признать, что я влюбилась в Детлефа по-настоящему…
Но – ничего… Я была спокойна, как танк.