Гитлер поджимает колени к груди и пытается спрятать голову, выставив вперед локти. При этом он беспрерывно визжит, осекаясь лишь при очередном пинке.
- Дьяк, уймись, ты че, бля! - оттаскивает его за плечи Пепел.
- Теперь вы! - командует нам Борода. - Каждый! По паре раз!
Гитлер мне не земляк, не друг и не товарищ. Моего призыва, и только. В другой ситуации я и сам был бы не прочь навалять ему…
- Саня, хватит с него: Он свое уже получил. Надо будет - и от нас получит… Лично меня он давно достал: Но это - наше. Оставь его нам, мы сами потом решим.
Борода смотрит на меня недоверчиво:
- Бунт на корабле, я так понимаю?
Ситуацию спасает Череп:
- Нам он ничего не сделал. За взвод мы пойдем, а его не трогайте больше.
В каптерке снова повисает пауза.
Череп дожимает:
- Он не виноват ни в чем. Махач - для тех, кто хочет и может. Какой от Сахнюка толк? Он и бабу-то по пизде погладить не сможет толком, не то что въебать кому-то…
- Ведь Свища тоже никто не зовет! - вступает молчавший до этого Кица и каптерка взрывается хохотом.
Действительно, Вася Свищ не в наряде. Но и в каптерке его нет. Сидит себе в бытовке и подшивается.
- Что есть, то есть, - отсмеявшись, говорит Борода. - Толку от Василия Ивановича никакого в таком деле… Бля, какая фактура зря пропадает! Мне бы половину его здоровья!
На этом решено разойтись.
Я и Кица помогаем Гитлеру подняться и тащим его в умывальник. Череп остается в каптерке и что-то негромко говорит Бороде.
Гитлер, беспрестанно всхлипывая, пытается умыться. Его трясет крупной дрожью, и вода расплескивается во все стороны, не попадая ему на лицо. Я хватаю Гитлера за шею и сую его голову под струю. Кица курит и молча наблюдает.
- Оставь на нас тоже, - говорю я ему и вдруг понимаю, что права курить в туалете Гитлер лишился надолго. Если его заловят с этим здесь, будет совсем нехорошо.
Вспоминается солдат по кличке Опара, из "букварей", вечный боец. Повар Гуля, которого из-за нас с Черепом низвели в бойцы…
Гитлер высовывает голову из раковины и, нагнувшись, стряхивает руками воду с волос.
К своему удивлению, обнаруживаю, что мне жаль этого склочного хохла.
Кица протягивает сигарету. Делаю пару глубоких затяжек и передаю ее Гитлеру:
- На, и давай, на очке заныкайся, что ли: Войдет кто-нибудь щас…
Не успеваю закончить, как дверь сортира распахивается и на пороге появляется Борода.
Гитлер прячет руку за спину и роняет бычок на пол.
Борода подходит и оглядывает нас. Останавливается на Гитлере. Мокрый, жалкий, с распухшим носом, тот стоит перед сержантом и снова начинает всхлипывать.
- Прощаю, - Борода протягивает руку к воротнику Гитлера и расстегивает ему крючок. - Черепу и вот им, - сержант кивает на нас с Кицей, - спасибо скажи. Отмазали тебя. Ты понял, воин?
Гитлер судорожно кивает.
- Ни хуя ты не понял, - с деланной грустью говорит Борода. - Взвод - это сила. Один за всех, все за одного. Что, про мушкетеров не смотрел, что ли?..
Гитлер молчит и уныло смотрит на сержанта.
- Короче, - Борода достает сигареты и угощает нас. - То, что за своего вступились, не зассали - молодцы. Ты, Гитлер, с нами все равно пойдешь. Встанешь на шухер вместе с бойцами. Еще один такой залет - и вообще все вместе с ними делать будешь. Ты понял меня?
- Саня, я все понял. Спасибо! - мгновенно забывший про побои Гитлер торопливо курит предложенную ему сигарету.
Мне кажется, прикажи ему Борода сейчас зарезать меня с Кицей, хохол сделает это не задумываясь. Весь этот цирк с последующим восстановлением в правах был рассчитан именно на это. Зато теперь у Бороды есть преданный исполнитель. И мы теперь знаем, что это может случится с каждым из нас.
Перед самым отбоем, уже в койке, шепотом спрашиваю Черепа:
- Ну и на хера мы подписались на это? Отказались бы все разом… Ничего бы они не сделали:
- Чего же не отказался? - ухмыляется Череп.
- Взвод - это сила. Один за всех, и все за одного. "Мушкетеров" не читал, что ли?
Мы тихо смеемся.
Наши койки стоят изголовьями друг к другу. Разговариваем мы лежа на животах, и лицо Черепа очень близко от моего.
- Пизды-то давать в роте старым будем, да из осенников кому навешаем, если за них поднимутся: Когда еще такой кайф получишь: - шепчет Череп, скаля зубы. - А наши тихо лежать будут. Им-то чего лезть: Цапля там, Сито: Не махаться же со своими. Да там с нашего призыва почти все молдаване, кочегары: Небось, в котельной все сейчас. Да не ссы ты:
- Бля, подставит нас Борода. Как пить дать. Ладно, давай спать. Может, вообще ничего не будет. Кто у нас сегодня ответственный?
- Колесников. Сам видишь, нет его ни хуя в казарме.
- А у роты?
- Не знаю. Только если Борода задумал что, то уж точно сделает. Ну, давай, покемарим пока…
Нас будит Аркаша Быстрицкий.
Самый мелкий и тщедушный из наших старых, он вечно комплексует и относится к нам хуже всех.
- Че, бля, спим, а? Одеваем штаны с сапогами, и в каптерку быстро! Ремень возьмите. Без кителя, я сказал! И бойцов поднимите!
Мы трясем за плечо бойцов и объявляем им форму одежды.
Бойцы напуганы и одеваются с неохотой.
- Резче, суки, одеваемся! - шипит на них Череп. - Чтоб меня потом за вас ебали, еще не хватало…
Черепа бойцы побаиваются и одеваются живее. Мне они совсем не нравятся, и я не понимаю, зачем их Борода взял в дело. Бойцы - они и есть бойцы. Один среди них нормальный парень - Арсен Суншев. Жаль только, его сегодня в казарме нет - в штабе посыльным стоит, и спать к утру только придет.
Сунув руку под тумбочку, Череп достает оттуда что-то похожее на зубную щетку и прячет в рукав.
Делает он это тайком, даже от меня, поэтому я не показываю, что заметил.
В конце концов, действительно, темно.
В каптерке Борода стоит на табуретке и что-то сбрасывает с верхнего стеллажа.
- Держите, - показывает их нам. - Морды полотенцами обвяжите:
Мы непонимающе смотрим на кучу полотенец.
Сержант терпеливо объясняет:
- Сначала вообще думали в противогазах пойти, чтоб не узнать было: Да ведь самим не видно ни хуя будет. В темноте-то:
Борода завязывает себе полотенце на затылке и нахлобучивает шапку. Завязывает уши под подбородком.
Его примеру следуют все остальные.
Не было бы мне страшно, сказал бы, что вид у нас смешной. Мудацкий.
- Теперь в сушилке одеваем бушлаты. Берем не наши, а мандавошные. С дневальными все на мази. Стучать не будут. Дальше делаем так:
Тихо спускаемся по темной и холодной лестнице на первый этаж.
У меня, Черепа и Кицы на руку намотаны ремни. Бляху я придерживаю свободной рукой, зачем-то нервно тру пальцем рельефную звезду.
Бойцы - Белкин, Мищенко и Ткач вооружены швабрами.
Осенники и старые идут с пустыми руками.
Останавливаемся перед обледеневшей дверью. Пришли.
Здесь еще холоднее, чем у нас.
Гитлер, единственный без шапки и полотенца на лице, проскальзывает в предбанник. Отворяет наружную дверь и вглядывается в темноту. Машет рукой - все в порядке.
Занимаем позицию.
Сквозь дверные щели виден слабый свет дежурного освещения роты.
Страшно.
- Понеслась! - дергает на себя дверь Борода.
Дневальный роты не успевает даже испугаться. Кто-то из наших бьет его ногой по яйцам. Бойцы подхватывают обмякшего воина под руки и тащат в ленинскую. Там, как и ожидалось, спит на столе дежурный.
Швабрами запираются двери ленинской комнаты и канцелярии. Ткач остается у входной двери и просовывает в ее ручки свое "оружие".
Молча - лишь сапоги гулко стучат по деревянному настилу, - вбегаем в спальное помещение роты.
Казарма - близнец нашей. Такие же стенды, такие же койки. Только фотообои другие. Но сейчас не до них, да и не видно их в темноте.