Мне очень хотелось верить ее словам. Ведь они дарили мне робкую надежду.– То есть этот балл – моя путеводная звезда?– Ладно, – сказал Джордж ободряющим тоном, – расскажи-ка нам, как прошел конец недели. Были ли успехи?– После четверга вряд ли. Я все время боялся сделать что-нибудь не так. Например, ее новые туфли. Они мне очень понравились, но я боялся сказать это вслух. Ведь она могла подумать, что я подлизываюсь. И я промолчал.– Молодчина, – похвалила Аманда. – Думаю, на следующей неделе вы помиритесь. Закончилась шестая неделя. Половина срока позади. У тебя триста двадцать два балла. Думаю, ты успеешь наверстать упущенное. На этой неделе сосредоточься на бытовых мелочах. Посмотрим, что из этого получится. – Она обернулась к Питу. – У тебя сохранились списки за первые две недели? Он пошарил рядом с кассой и нашел оба списка.– Так-так, поглядим, остались ли неиспользованные резервы, – сказала Аманда, изучая списки. – Ага, вот оно. Вот здесь: «подоткнул простыню»... А наволочки поменял?– Естественно, – сказал я, самодовольно усмехнувшись, – дескать, за кого меня принимают?– И не забыл при этом выправить клапан? Моя улыбка исчезла:– Какой еще клапан?– Я так и знала, – вздохнула она и объяснила, что со стороны отверстия у наволочки есть клапан, который не дает подушке вывалиться наружу. Если не верите, убедитесь сами. Я проверил сразу, как только пришел домой. Штука потрясающая.– «Не оставлял следов джема на масле», – продолжала Аманда. – Неплохо, а как насчет сахара?Я задумался.– Не роняю ли я в него капли чая или кофе, от чего он слипается в комки? Возможно, иногда бывает. Что-нибудь еще?– Когда завариваешь чай и выбрасываешь пакетик в ведро, будь осторожен. Иначе вся крышка будет закапана чаем.Воистину, это были золотые россыпи. Настоящие золотые россыпи. Аманда знала свое дело.– Не оставляй ложки в раковине. Когда Кер-сти включит воду, брызги полетят во все стороны.– Что-то я не припоминаю ничего подобного, – сказал я.– Еще бы, – улыбнулась Аманда. – Ведь Керсти никогда не оставляет ложки под краном.Господи, она просто открывает мне глаза!– Что-нибудь еще?– Выдавливай зубную пасту со дна тюбика, а не из середины.Я снисходительно усмехнулся:– Об этом знаю даже я.
Седьмая неделя
Удивительно, что могут сделать всего два слова. Началась новая неделя. Вечером в понедельник мы с Керсти сидели перед телевизором на почтительном расстоянии друг от друга, уныло ковыряя безвкусное куриное рагу, разогретое в микроволновке. Фильм был не лучше ужина. Атмосфера оставалась напряженной: Керсти все еще была обижена за то, что случилось в «Савое». Держалась она холодно и подчеркнуто вежливо. Понять ее было нетрудно. Мое дикое поведение явно заставило ее усомниться в том, что я готов к браку.Она отложила вилку и вздохнула. Я оторвался от тарелки и увидел, что она пристально смотрит на меня. Выражение ее лица говорило о том, что она задумала нечто важное. Я сразу понял, что это не имеет отношения к выплате закладной, новой работе и отчислениям в пенсионный фонд. Это явно имело самое непосредственное отношение ко мне. И хотя я еще не знал, что меня ожидает, мое сердце забилось от радости: Керсти показывала мне, что я ей не безразличен.Она произнесла всего два слова:– «Кровавая Мэри».Я просиял. Эти слова означали, что я прощен. Керсти готовит «Кровавую Мэри» лучше всех на свете. Сама по себе «Кровавая Мэри» была для обычного вечера событием из ряда вон выходящим. И если Керсти сменила гнев на милость, за этим предложением явно стояло нечто большее. Керсти понимала это не хуже меня. Прежде чем я успел открыть рот, она добавила:– При одном условии.– Каком именно?– Массаж ступней.Мы оба засмеялись. Я был согласен на любые условия.
Куриное рагу было забыто, водка и массаж сделали свое дело, и я понял, что у меня нет никого ближе и дороже, чем Керсти. Самым чудесным в ссоре является примирение и т. д. и т. п. Далеко за полночь, слушая ровное дыхание спящей Керсти, я вспомнил про баллы, и полнота моего счастья была несколько нарушена. Зачем она подвергает наше будущее таким испытаниям? Неужели мало такого вечера, как этот, чтобы понять – нам суждено быть вместе. При чем тут наволочки или ложки в раковине! Но заводить этот разговор вновь было бессмысленно. Каждый мой шаг оценивался. Я прижался к Керсти и провалился в сон.Во вторник позвонил Алан и спросил, не передумал ли я встретиться с Дэнни. Тот объявился пару дней спустя и рассказывать, где он был, не пожелал. Невзирая ни на что, я согласился на встречу. Учитывая инцидент с украденным пивом, было решено, что мы снова увидимся в парке. Мой подопечный был лишен права пребывания в городских кварталах.Отказаться я не мог. Я невольно беспокоился за Дэнни, хотя чувствовал, что он этого не заслуживает. Алан отнесся к этому с пониманием.– Да, еще кое-что, – добавил он, – помнишь, я говорил о летних занятиях? Я прихватил прошлогодний учебный план. Загляни в него. Может, тебе удастся уговорить Дэнни ходить туда.– Попробую. Хотя сомневаюсь, что у меня что-нибудь выйдет.– Надо хотя бы попытаться, – устало сказал он.В среду на улице было настоящее пекло, и народу в парке набралось полным-полно. Громко шаркая кроссовками по гравию, Дэнни молчал как рыба. Потом он подцепил носком круглый голыш и начал подбрасывать ere ногой. Он усмехался, явно желая напомнить мне, что тягаться с ним в ловкости я не могу. Я по-ребячески вспылил, умом понимая, что его издевательство лучше, чем безразличие.Раз он это делает, значит, относится ко мне иначе, чем к остальным взрослым, которые тщетно пытались до него достучаться. Я не обращал внимания на его насмешки и был страшно доволен собой. Хотя гордость за то, что тебе удалось преодолеть ребячество, тоже ребячество.Впрочем, пусть об этом рассуждают философы. Мне нужно было сдвинуть дело с мертвой точки, выяснить, где он пропадал, и убедить его ходить на эти проклятые занятия. Все мои попытки завести разговор о том, где он был, натыкались на гробовое молчание. Я решил сменить тему и протянул ему учебный план.– Подумал насчет занятий? – спросил я. Дэнни покосился на свернутый в трубочкуплан, которым я настойчиво постукивал его по руке. Я был уверен, что, если он возьмет план в руки, он обязательно заглянет в него, хотя бы ради того, чтобы поиздеваться над тем, что там написано. И я не ошибся.– «География: основные виды горных пород». Какая чушь! – Он швырнул бумаги в траву и зашагал дальше. – На фиг мне это надо? Ты меня уже достал. Перебьюсь без школы.Я подобрал план и на ходу пролистал его. Алгебра, Периодическая таблица, история восемнадцатого века... В глубине души я был согласен с Дэнни. Я отлично помнил, как в тринадцать лет я один за другим штудировал бессмысленные учебники, заучивал уйму ненужных сведений и забывал их через минуту после экзамена.– По большому счету ты прав, – сказал я. – В сущности это действительно потеря времени. Двадцать лет назад я сам прошел через это, и с тех пор все это не понадобилось мне ни разу в жизни.Он недоверчиво поднял глаза. Кажется, он удивился. Без сомнений, в его жизни я был первым взрослым, который сказал об этом прямо.– Тогда зачем ты ко мне привязался?– Затем, что правила, даже дурацкие, не перестают быть правилами. Ты понимаешь, что это потеря времени, я понимаю, что это потеря времени, и даже те, кто устанавливает эти правила, знают, что это потеря времени, но если ты не сделаешь то, что требуется, ты окажешься в полной заднице.